Петр Чайковский: Дневники. Николай Кашкин: Воспоминания о П.И. Чайковском - Петр Ильич Чайковский

№ 2 очень мил своей искусностью и теплотой (удачное задержание).

Такие 5‐ты, как в № 4, напр[имер] во 2‐м [такте] на второй стр. или в предпосл[еднем] на той же стр., как очевидно намеренные, я допускаю.

В № 4 мрачное настроение очень хор[ошо] выдержано; местами гарм[ония] как будто немн[ого] натянута, напр[имер] в Piu animato. Напр[имер], начало 3‐го такта; на ф[орте]п[иано] ничего, ибо si и ге не звучат, но будь орк[естр], было бы иначе.

В 5 № красивый гарм[онический] ход в начале.

Дневник № 11

Дневник № 11. Путешествие в Америку в 1891 году, с 14/26 апреля по 17/29 мая включительно.

Тетрадь формата ¼ в бумажном переплете черного цвета.

1891

26/14 апреля. Когда наконец бесконечная процедура приставания кончилась и я сошел с парохода, ко мне подошли г.г. Рено [791], Гайд (Hyde) [792], Майер (представитель Кнабе [793]), дочь Рено и какой-то молодой человек. Они быстро помогли мне исполнить все формальности с таможней, усадили в карету рядом с миленькой Мисс Алис [794] и повезли в Hôtel Normandie. Дорогой я вел невероятно любезный и невероятно оживленный (как будто я радовался всему происходящему) разговор с моими спутниками. В душе же было отчаянье и желанье удрать от них за тридевять земель. Впрочем, нужно сказать правду, что все эти милые люди оказали мне самый сердечный прием. В гостинице меня ожидал весьма комфортабельный аппартамент (с ватер-клозетом и ванной), в коем, по уходе встречавших, я и водворился. Прежде всего я довольно долго плакал. Потом взял ванну, переоделся и пошел в ресторан внизу. Меня поручили услугам гарсона-француза, очень ласкового (что меня весьма утешило), но как будто придурковатого. Я обедал без всякого удовольствия. Вышел на улицу (она главная: Броадвей) и довольно долго бродил по ней. Так как это было воскресенье, то улица была не особенно оживленна. Меня поразило обилие негритянских физиономий. Воротившись домой, опять несколько раз принимался нюнить. Спал отлично.

22/15 апреля. Понед[ельник]. Пил чай внизу. Написал два письма у себя наверху и стал ожидать гостей. Первый пришел Майер. Искреннее дружелюбие этого милого немца удивляет и трогает меня. Будучи представителем фортепьянной фабрики, он не имеет ни малейшего интереса ухаживать за музыкантом – не пианистом. Вслед за тем пришел репортер, с которым я мог беседовать только потому, что тут был Майер. Некоторые из его вопросов были очень курьезны. Тут явились Рено и другой очень милый и любезный господин. Рено сообщил, что меня ждут на репетиции. Спровадивши репортера, мы пошли пешком в Music-Hall [795](Рено, Майер и я). Здание великолепное. На репетиции кончали финал 5‐й симф[онии] Бетховена. Дамрош [796] (дирижировавший без сюртука) показался мне очень симпатичен. По окончании симфонии я направился к Дамрошу, но тотчас же должен был остановиться, чтобы ответить на громкое приветствие оркестра. Дамрош произнес маленький спич; снова овация. Я успел прорепетировать только 1‐ю и 3‐ю части сюиты. Оркестр превосходный. После репетиции мы пошли с Майером завтракать, а после завтрака он водил меня по Броадвею, помог купить шляпу, подарил сотню папирос, показал весьма интересный Бар Гофмана, украшенный превосходными картинами, статуями и гобеленами, и наконец отвел меня домой. Невероятно утомленный, я лег спать. Проснувшись, стал одеваться в ожидании Рено, который сейчас же и явился. Пытался уговорить его избавить меня от Филадельфии и Балтиморы. Он, кажется, не прочь исполнить мою просьбу. С ним по Hoch-Bahn отправились к нему. Жена его и дочери очень милы и любезны. Он же отвел меня к Дамрошу. Дамрош год тому назад женился на дочери очень богатого и важного человека. Обедали втроем; оба хозяина очень симпатичны. С Дамрошем к М-ру Hyde и к М-ру Carnegie [797]. Этот последний, богач, обладающий 30 миллионами долларов, похожий на Островского старичок, очень понравился мне, главное, тем, что обожает Москву, которую посетил 2 г[ода] тому назад. Не менее Москвы он любит шотландские песни, которые Дамрош на превосходном Штейнве и сыграл ему в значительном количестве. Жена его молодая и весьма милая. После этих двух посещений я был еще вместе с Hyde и с Дамрошем в Atletical Club и в другом, серьезном, похожем на наш Английский клуб. Atletical Club поразил меня; особенно бассейн, где купались члены [клуба] и верхняя галерея, где зимой на коньках катаются. В серьезном клубе мы пили прохладительные напитки. Наконец в 11 часов меня отвезли домой. Нужно ли говорить, что я был утомлен до полного изнеможения?

Апр[еля] 28/16 [18]91. Спал очень хорошо. Меня навестил Рейнгардт [798], представитель Майера – Кнабе, единственно для того, чтобы узнать, не нужно ли мне чего-нибудь! Удивительные люди эти американцы! Под впечатлением Парижа, где во всяком авансе, во всякой любезности чужого человека чувствуется попытка эксплуатации, здешняя прямота, искренность, щедрость, радушие без задней мысли, готовность услужить и приласкать – просто поразительны и вместе трогательны. Это, да и вообще американские порядки, американские нравы и обычаи очень мне симпатичны, – но всем этим я наслаждаюсь, подобно человеку, сидящему за столом, уставленным чудесами гастрономии, но лишенному аппетита. Аппетит во мне может возбудить только перспектива возвращения в Россию.

В 11 часов отправился фланировать! Завтракал в каком-то ресторане, довольно изящном. Дома был в 1 ч[ас] дня и дремал. Рейнгардт (очень симпатичный молодой человек) пришел за мной, чтобы идти вместе к Майеру. Зашли в великолепный Гофманский Бар. Магазин Кнабе. Майер повел меня в фотографию. Поднявшись в какой-то 9‐й или 10‐й этаж, мы были приняты маленьким старичком в красном колпаке, оказавшимся хозяином фотографии. Оригинальнее чудака я, кажется, никогда не видал. Эта пародия на Наполеона III (очень схожая с оригиналом, но в смысле карикатуры) сначала вертел меня, отыскивая хорошую сторону лица. Затем он долго развивал теорию хорошей стороны и проделал опыты этого искусства также и с Майером. Засим меня снимали в разных позах; в антрактах между позированиями старичок потешал меня какими-то почти клоунскими штучками. При всех этих странностях он необыкновенно симпатичен и опять-таки радушен на американский лад. Оттуда в коляске отправились с Майером в парк. Парк молод, но великолепен. Масса изящных экипажей и дам. Заехали за женой и дочерью Майера и продолжали прогулку по высокому берегу Гудсона. Становилось холодно; беседа с добрыми американскими немками утомляла меня… Наконец мы подъехали к знаменитому ресторану Дельмонико. Здесь Майер угостил меня роскошным обедом. Он и его дамы проводили меня в гостиницу. Переодевшись во фрак, я ожидал