Багратион. Бог рати он - Юрий Когинов

Помнится, еще ее покойная свекровь, великая императрица Екатерина, жаловалась: нелегкой окажется судьба внучек. В письме барону Гримму, одному из своих заграничных корреспондентов, она так и писала о женском потомстве своего сына Павла:

«Дочери все будут плохо выданы замуж, потому что ничего не может быть несчастнее российской великой княжны. Они не сумеют ни к чему примениться: все им будет казаться мелочно, это выйдут существа резкие, крикуньи, охулительницы, красивые, непоследовательные, выше предрассудков, приличий и людской молвы. Конечно, у них будут искатели, но это поведет к бесконечным недоумениям, и хуже всех придется той, которая будет называться Екатериною: самое имя доставит ей больше неприятностей сравнительно с сестрами. При всем том может случиться, что женихов не оберешься. Мне бы хотелось помочь этому, назвавши всех их, хотя бы народилось десяток, именем Марии. Тогда, мне кажется, они будут держать себя прямо, заботиться о своем стане и цвете лица, есть за четверых, благоразумно выбирать книги для чтения, и напоследок из них выйдут отличные гражданки для какой хочешь страны».

Как в воду глядела бабка: сие ведь говорилось еще лет за восемь до сватовства Александры, самой старшей из шести ее августейших внучек.

Одно воспоминание о неудавшейся помолвке дочери со взбалмошным шведским королем Густавом-Адольфом и теперь приводит Марию Федоровну в дрожь. Недаром, видно, Господь наказал шельму, лишив его трона. Однако и Сашенькина жизнь не заладилась — отошла в мир иной, будучи уже замужем за австрийским эрцгерцогом.

Так же не насладилась жизнью вторая дочь — Елена, умерев пять лет назад в самом расцвете молодости.

Теперь тревога за Екатерину. Неужто я тут бабка окажется права, сказав когда-то, что само имя доставят ей больше неприятностей сравнительно с сестрами? Но — тьфу, тьфу, — куда уж больше?

Тем не менее выбор женихов не заладился с самого начала. Материнское сердце указало, казалось бы, достойный выбор — императора Австрии. Да запротивился император российский, ее родной сын. Дальше уж пошли сплошные карикатуры, а не суженые — принц Леопольд Кобургский и Баварский наследный принц Вильгельм. Оба заики. Вот уж угодил князь Куракин, коему она, Мария Федоровна, после неудачи с императором Францем отписала в Тильзит: непременно продолжать поиск!

Тогда-то, в Тильзите, впервые и случилась попытка связать имя Екатерины с фамилиею Бонапартов. Нет, не с самим корсиканским чудовищем, а с его младшим братом Жеромом. И кто же высказал первым сию затею? Страшно и вспомнить: опять же ее сын, император. Да оказалось, младший Бонапарт, сей непутевый отпрыск корсиканского семени, чуть ли не мальчишкою обвенчался с одною американкою и заимел от нее сына.

Слава Богу, что старший Бонапарт, не питая уважения к своему непутевому младшему братцу, не одобрил предложения Александра.

А может, тогда уже он, сей изверг рода человеческого, решил приберечь русскую великую княжну Екатерину для брака с собственною персоной? Вот же теперь о том прямо сказал через свое доверенное лицо российскому императору!

«Господи, слава тебе, что пронесло, что не дал ты совершиться невозможному, — перекрестилась на образа Мария Федоровна. — И главное, избавил меня, российскую императрицу, от непереносимого стыда — породниться с чудовищным Минотавром!

Но нет, следует спешить с обручением. Мой племянник Георг Гольштейн-Ольденбургский — достойная партия. И Катиша к нему привыкла, должно, уже с самого детства, как они любят вместе читать Шиллера!

Чего же еще ждать? Как говорится по-русски, от добра добра не ищут. А то ведь есть еще и другая поговорка: не попала бы шлея под хвост. От моей дочери всего можно ожидать: так она строптива и упряма. Теперь у нее на словах снова Багратион. Ничего не скажу дурного о князе Петре Ивановиче. Но он — и Катиша! Мыслимо ли сие?

А ведь коли не брак, то иное что промеж них, не дай Бог, приключится. С ней, моей дочерью, в честь бабки Екатериною названной, всякое может статься».

С театра войны князь Багратион возвратился в новом уже чине — генерала от инфантерии, как было отмечено в царском указе, «за оказанные отличия во всю кампанию».

Такие же звания были пожалованы Барклаю-де-Толли и графу Каменскому второму, сыну фельдмаршала, заменившему Шувалова на посту командующего корпусом, направлявшимся в Швецию в обход Ботнического залива.

Генералы родов войск — инфантерии, то есть пехоты, и кавалерии — считались в России так называемыми полными генералами. И если сравнивать их с французскими коллегами — соответствовали Наполеоновым маршалам.

При императоре Франции генералы разделялись на два класса: на бригадных, что равнялись нашим генерал-майорам, и дивизионных, соответствующих генерал-лейтенантам. Во главе же корпусов стояли маршалы, выше которых никого не было по званию. Ибо верховным главнокомандующим считался сам император Наполеон, впрочем никогда сам формально не обладавший маршальским жезлом.

Однако российская военная табель о рангах вслед за полными генералами предусматривала еще фельдмаршальский чин и звание генералиссимуса. Но оба звания, скорее, воспринимались как почетные.

Гатчина и Павловск, где Петр Иванович вновь обязан был занять свое место летнего коменданта, в сей приезд его уже не притягивали так желанно и сладостно, как в предыдущие годы. И он понял, почему это случилось, лишь только вышел в Гатчине из экипажа: места эти опустели, лишившись главной для него притягательности — великой княжны Екатерины Павловны.

Сразу же после обручения она и ее супруг Георг Ольденбургский отправились в Москву, остановившись на короткое время в Твери. Это было свадебное путешествие, но в то же время и сугубо деловая поездка, касающаяся нового назначения, что получил молодой супруг.

В качестве свадебного подарка от российского императора. Принц Георг Ольденбургский был назначен главноуправляющим путями сообщения всей России, а также генерал-губернатором Тверской, Новгородской и Ярославской губерний с местом пребывания в городе Твери.

Когда-то, в бытность Екатерины Великой, в Твери, на берегу реки Тьмаки, между теперешней Миллионной улицею и набережною Волги, был сооружен путевой царский дворец. Ныне он переходил во владение молодой великокняжеской четы. Однако, как и полагается всяким новым владельцам, дворец решили тут же переделать и благоустроить обширный при нем парк.

Денег великая княгиня решила не жалеть: в качестве приданого от брата-императора она получила более двух миллионов рублей и, главное, наконец-то обрела возможность проявить на деле свой великолепный художественный вкус.

Жаль, очень жаль, что мы так нерадивы и не особенно ценим то, в чем были сильны многие наши предшественники. А ведь те, кто знал близко великую княгиню Екатерину Павловну, утверждали: не будь она дочерью императора, непременно стала бы выдающейся художницею.

И вот места, где некогда царил ее гений, теперь в глазах Багратиона потеряли свою притягательную силу и даже привлекательность.

Однако на что он мог рассчитывать, на что надеяться? Их чувствам не дано было расцвесть.

Они, эти чувства, словно какой-нибудь яркий полевой цветок, невесть откуда занесенный в поле, как в одночасье вспыхнет всею прелестью своих красок, так внезапно отцветет и, поникнув, увянет.

И все же — теперь он это особенно почувствовал остро — сие означало для него огромную и невосполнимую утрату.

Нет, он, должно быть, не мыслил великую княжну рядом с собою, не представлял ее спутницею своей жизни. Ему было бы довольно и того, чтобы знать: она помнит о нем, он всегда в ее сердце, как и она, озарение и свет его жизни, — в его мечтах, в его душе.

Но разве может длиться такое, если жизнь — это постоянное движение и судьба человеческая обязательно должна когда-нибудь обрести свой обетованный берег?

Отныне она сие пристанище обрела. Навсегда. И — без него. К чему же теперь печалиться в том, что ему уже не сыщется даже маленького уголка в ее сердце?

Между тем, как всякая деятельная натура, он не позволил потратить время не то чтобы на уныние, но даже на пустую праздность. Полк его уже прибыл из Санкт-Петербурга в окрестности Павловска и разбил летний лагерь. И размеренная воинская жизнь, как и всегда, целиком и полностью поглотила Багратиона.

Впрочем, не только обязанности шефа полка и коменданта Павловска стали его заботою. Пришла пора взяться за дело, которое он давно уже замыслил, но до которого так и не могли дойти руки. Речь шла о собственном дачном домике, что он решил возвести в Павловске.

Еще в прошлом году, приезжая в отпуск, Багратион приобрел участок между Парадным полем и Белой Березой — чудесный уголок павловского парка. Здесь яркие лесные поляны сменялись тенистыми рощами, что придавало участку на редкость живописный вид.