Багратион. Бог рати он - Юрий Когинов

Землю уступил князь Куракин. Не Александр Борисович, а его младший брат Алексей, министр внутренних Дел. Если о старшем Куракине говорилось как о никчемном, в сущности, дипломате, но падком на почести и богатство царедворце, то у меньшего находили определенные качества государственного человека. Правда, и он, прибавляли, крадет без всякого стыда, и уж коли что близко лежит, того не упустит.

Случилось, что Алексей Борисович тогда только возвратился из Вены, и, разумеется, разговор с ним Петр Иванович сразу начал с расспросов о своей жене.

— Ах, как милая Екатерина Павловна скучает по России! — вздохнул министр. — Когда княгиня узнала, что мне пора возвращаться домой, она, любезный Петр Иванович, чуть ли не разрыдалась у меня на груди. «Будете в Павловске, поклонитесь от меня родным березам» — так, между прочим, и сказала. А я что ж — и сам любуюсь ими, видите, как бы наспех — от одного короткого наезда до другого. Вот и надумал продать свой участок с домишком, что, видите, пришел в негодность — пригляду за ним ведь нет. Но дал себе зарок: Чтобы новому хозяину он стал в радость. Вот как бы так: возвратится когда-нибудь княгиня Екатерина Павловна из своей заграницы, а березки — вон они, пред ее прелестными глазами.

— Так вы, Алексей Борисович, находите… — начал Багратион, но так и не докончил своего вопроса, поскольку его упредил собеседник.

— Сомнений никаких нет, дорогой Петр Иванович, в том, что здоровье княгини идет на поправку. А сие означает окончание затянувшейся вашей разлуки. Так что…

Теперь перебил Багратион:

— Что ж, по рукам. Коли ищете покупателя, участок у вас приобрету я.

Так и закончился тогда отпуск по болезни: все деньги, полученные от государя, ушли на покупку. Нынче же выдалась возможность непременно на месте старого начать постройку нового дома. И деньги появились: государь распорядился выдать кредит в размере девяти тысяч рублей. И подрядчик определился — им оказался расторопный ярославский купец Андрей Полевин, ходок по строительной части. Первоначальный же чертеж будущего дома Петр Иванович изобразил на бумаге сам, а затем нанял архитекторов сделать расчеты.

Все уже сладилось и, главное, затянуло самого заказчика с головою в строительную страду. Да в самый разгар дела, когда уж и лес и кирпич были закуплены, объявился в Павловске такой вертлявый и юркий молодой господин, представившийся поверенным княгини Багратион.

Начал без околичностей и предисловий, а сразу взяв быка за рога:

— Любезный князь, княгиня, ваша супруга, уполномочила меня обратиться к вам с этой вот доверенностью.

Взгляд Багратиона пробежал по строчкам, и разум отказался сразу понять суть. Какие он обязан немедленно заплатить долги и кому? Лишь спустя минуту дошло: ее, ее долги венским и неапольским кредиторам.

— Однако графиня Литта, ее мать… — возразил Багратион. — Насколько мне известно по прошлогодней встрече с ее сиятельством, именно она уполномочена распоряжаться всем достоянием княгини в России.

— Графиня Литта, ваше сиятельство, как бы сие поделикатнее объяснить, — вкрадчиво заметил господин, — изволили произвести с княгинею, вашею супругою, раздел имущества. Так что ее — это ее. И с какой стати, дала мне понять графиня Литта, она обязана покрывать, простите, мотовство дочери.

— Но позвольте, — вырвалось у Багратиона, — к имуществу княгини я вовсе не имею никакого касательства! Может быть, она меня решила сделать распорядителем ее части наследства? Вы привезли на сей счет от нее какую-либо бумагу?

— Никак нет, ваше сиятельство, — ответствовал посланец княгини. — Мне неизвестны намерения вашей жены по поводу ее здешнего имущества и денежных сумм, имеющихся в петербургских банках. Ее сиятельство княгиня адресовала меня прямо к вам. Она, простите, так и выразилась: сообщите моему супругу, что только от него зависит мое здешнее благополучие.

Постройка дачи грозила остановиться: отложенная на нее сумма упорхнула в Вену. Да и как он мог поступить иначе? Однако раздел с матерью его насторожил. Кто же теперь сделается ее, княгини, распорядителем? Ну конечно же она забыла по своей привычной рассеянности выслать доверенность на его имя! Сей молодой господин объяснит ей положение дел, и бумага тотчас придет. А пока с постройкою придется повременить. Это как с отступлением: предприятие не из приятных, но надо уметь переждать, когда того требуют обстоятельства.

Только Полевин не захотел пережидать.

— Тут вот какое дело, ваше сиятельство, — произнес он, комкая в руках картуз. — Не ведаю, как у вас, генералов, но у нас, людей, привыкших считать копейку, прекратить страду — значится потерять свой интерес.

— Так я заплачу неустойку, — пояснил Багратион. — Вот только получу еще мне причитающееся из казны…

— Прошу прощения. Ваше сиятельство не так изволили меня понять, — покраснел Полевин. — Не нужна нам неустойка. Я за то, чтобы, значится, постройки не прекращать. А что касается денег… Так разве же я не поверю вашему сиятельству в долг?

Споро стал расти дом на зеленой, залитой солнцем лужайке. И однажды пришел на площадку Багратион и обрадованно улыбнулся: до чего же красив терем!

А через несколько дней этим исконно русским словом назвала его новую дачу и только что возвратившаяся из своего путешествия великая княгиня Екатерина Павловна.

Ждал: со дня на день молодые обещались возвратиться из Твери. Пришла сначала от них эстафета с известием, а следом — и молодожены.

Со всеми к экипажу не вышел. Спустился в аллею, когда вечером она с мужем после прогулки оказалась в беседке.

Как оживилась она, увидав его! И когда протянула ему руку, он, припав к ней губами, почувствовал, как она взволновалась.

Муж был рядом — какой-то весь невзрачный, болезненный, лицо в прыщах. Петр Иванович с достоинством ему поклонился, высказав слова, приличествующие для официального представления.

Но следовало высказать и поздравления. Принц Георг принял сии слова с внезапно возникшей, как у ребенка, улыбкою. Екатерина Павловна поблагодарила и, не сдержавшись, искренно произнесла:

— Как я рада, князь, видеть вас снова! Каждый ваш приезд — это ведь не возвращение из свадебного вояжа, как теперь у нас с Жоржем. У вас — это всегда избавление от ужасов, а может быть, всякий раз — и от неминуемой смерти. Впрочем, надо ли в такой день о мрачном?

— Она мило улыбнулась и пригласила его сесть подле себя.

— Мне сказали, что вот там, на лужайке, вы строитесь, князь Петр Иванович? Мы с Жоржем специально направились к той поляне, чтобы увидеть ваш терем. Представьте, по-иному я его не могу назвать: так мил этот домик, точно вышел из русской сказки. И я сразу подумала: в облике дачи — идея милого Петра Ивановича. Я права?

И тут же она с радостью сообщила, сколько сама придумала для перестройки дворца в Твери.

— Прямо теперь беру с вас слово, любезный князь: обещайте быть моим… нашим гостем сразу же, как мы переедем в Тверь в конце лета. Мой дворец в Твери станет Меккой для самых близких мне по духу лиц. И знаете, кто обещал посетить меня? Николай Михайлович Карамзин. Представьте, что задумал Николай Михайлович — написать, историю государства Российского! Какой же он умница. С ним меня свел в Москве граф Ростопчин. Так что вы, князь, и Карамзин — уже двое моих будущих самых главных гостей. Двое самых честных, самых искренних и славных сынов России.

— Ах, вот где укрылись наши молодые! — раздался голос императора, и он со своею обворожительною улыбкою на губах появился в беседке. Но вдруг что-то дрогнуло в его лице, и Александр Павлович произнес:

— Однако у вас с князем Багратионом серьезный разговор?

— О нет, ваше величество, — ответила великая княгиня. — Мы с Жоржем пригласили любезного князя навестить нас в Твери, как только закончится перестройка нашего дома.

Улыбка вновь появилась на кончиках губ Александра Павловича, но при этом его небесно-голубые глаза остались холодными.

— О да, конечно, милая сестра, — согласился царь. — У вас должен быть там настоящий праздник и много гостей. Однако боюсь, что князь Петр Иванович вряд ли, как любой истинный военный человек, может твердо кого бы то ни было обязывать даже в самом недалеком будущем. А вдруг — новая война? Не так ли, князь? — повернул император все еще продолжающее улыбаться лицо в сторону Багратиона.

Вряд ли кто другой, кроме Александра Павловича, обладал такой удивительной способностью скрывать истинную свою натуру. Увидев сегодня Багратиона в обществе сестры, он весь как бы заледенел.

«Что же он, разве не понимает, что Катиша уже замужем? И вообще, что это за связь, о которой мне чуть ли не прожужжали все уши? Нет, нет, этому следует сразу же положить конец! Не хватало, чтобы Багратион стал другом тверского двора.