Ничто. Остров и демоны - Кармен Лафорет

— Молчишь, ответить смелости не хватает, да? Морочила нам голову своими дерьмовыми занятиями… А сама каждый день таскалась на пляж к этому кретину… Весь город только о тебе и говорит. Сегодня, когда я об этом узнал, я встретился с отцом Сиксто… Он, видите ли, совсем не против вашей свадьбы… Но ты-то что думала? За кого ты считаешь меня, чтобы надо мной смеяться? Свадьба, да еще за моей спиной? Я тебе, дрянь, покажу свадьбу!

— Я не собираюсь выходить замуж.

Марта произнесла это очень твердо, очень решительно.

Хосе на секунду опешил. Потом продолжал:

— Не собираешься? Кто тебе позволит! С сегодняшнего дня конец твоим занятиям и твоим поездкам, ты будешь сидеть здесь, понятно? Здесь, с Пино и с твоей матерью.

Слабым голосом, очень неуверенно Марта пыталась возражать:

— Мне надо сдавать экзамены…

— Обойдешься без экзаменов. А теперь марш к себе в комнату. Без ужина. Смеяться будешь там.

Ни разу не оглянувшись, Марта поднялась по лестнице. Ее комната показалась ей очень большой и очень пустой. Под ее окном рос перевитый плющом жасмин, и его густой запах наполнял спальню. Девочка бросилась на кровать. Она и не думала плакать, но ей хотелось успокоиться, унять биение сердца. Ее наказали. Не важно, что щека болит, так даже лучше. Она всегда знала, что всякое проявление слабости, всякий грех влечет за собой кару. Но Хосе наказал ее не за это.

Она услышала шаги в коридоре, мягкие, словно кошачьи. Потом в дверь легонько поцарапались, наконец вошла махорера. Марта, обозлившись, приподнялась на постели.

— Что такое, Висента? Что тебе опять надо?

— Я убирала у твоей матери и услышала, как внизу дерутся. Я подумала, что бьют тебя.

— Это не твое дело.

— Хорошо. Но когда-нибудь ты пожалеешь.

— Уходи!

Марта погасила свет. Не раздеваясь, она лежала на кровати и прислушивалась к звукам в доме, к шуму ветра в саду.

Ее побили за Сиксто. Не потому, что она, не будучи его невестой, целовалась с ним — сама она в глубине души осуждала свое поведение, а потому, что им казалось, будто она собирается выйти за него замуж, хотя ничего предосудительного или неестественного в таком намерении нет. Это было необъяснимо. Но она радовалась. Она радовалась, что ее наказали, что Хосе побил ее так жестоко и так несправедливо…

Она повторила вслух: «Я рада, теперь я могу бороться против Хосе…» Бороться против Хосе, но не затем, чтобы выйти замуж за Сиксто, — при этой мысли ее минутами разбирал такой смех, что приходилось затыкать рот простыней. Нет, с этого дня она знала: Сиксто не значит для нее ничего, совершенно ничего.

Подавив нервный смех, Марта подняла голову и прислушалась. Судя по доносившимся звукам, внизу шла обычная домашняя жизнь. В коридоре было тихо. Потом раздались шаги Лолильи и Кармелы. Шушуканье… Они ушли. Что делали служанки в коридоре? Ни одна из них не постучалась к ней. Марта встала и заперла дверь на задвижку. Так спокойнее.

Она известит своих мадридских родных… Или Пабло. Они не станут осуждать ее за встречи с Сиксто. Хотя Даниэль странно с ней разговаривал, но все же они не такие изверги, как Хосе. Что может быть дурного, если молодой человек ухаживает за девушкой, которую знает с детства? Чепуха! Она поднесла руки к вискам и почувствовала, как пульсирует кровь. До сих пор у нее никогда не болела голова. Может быть, надо поплакать, чтобы этот бред рассеялся… Ведь Марта и Сиксто — совсем не жених с невестой. Да Марта и не хотела стать его невестой. И Сиксто тоже наверняка не хочет этого, хоть отец его и говорит разные глупости. У них нет ничего общего. Ничего. Он хочет остаться на острове. Он вернулся сюда после войны, после ранения. А Марта хочет уехать отсюда. Она не сможет остаться здесь, когда окна того дома у моря утратят для нее интерес.

Всей душой она стремилась уехать вместе с родными: с Онес, Даниэлем, Матильдой и Пабло… Они уже сказали… Через месяц… Через месяц она достанет билет. Если она уедет, неужели Хосе осмелится всем на посмешище посылать за ней вдогонку? Правда, она несовершеннолетняя, она девочка, которой все могут командовать. Но Даниэль такой же близкий ее родственник, как Хосе. Она может прибегнуть к его покровительству. Если она представит все в должном свете, родственники растрогаются. Она припомнила старое веснушчатое лицо Даниэля, говорящего о необходимости соблюдать приличия, и ей стало смешно. Хорошо, она будет соблюдать приличия, будет скрывать свои настоящие намерения. Ей всегда все выходило боком, потому что она была слишком доверчива, слишком прямодушна.

Мысли мелькали бессвязные, суматошные, ей казалось, что она сходит с ума. Прежде всего надо было повидаться с Пабло. Художник тоже когда-то убежал из дому, и в такой серьезный момент он не откажет ей в помощи. Или, по крайней мере, — она была уверена — не донесет на нее, если она попросит его молчать. Марта твердо решила бежать с острова — навсегда.

Если бы спуститься на кухню, к телефону… Хосе ненавидел телефон и поставил аппарат на кухне. Его держали в доме только ради больной Тересы. Марта подумала, что у Пабло в отеле телефон, наверное, есть. Можно было позвонить и к дяде в Лас-Пальмас. Необходимо, чтобы кто-нибудь помог ей вырваться из дому. Необходимо, чтобы родные помогли ей бежать… Хотя бы удрать отсюда на эти дни, удрать от наказания, наложенного Хосе, который хочет заставить ее сидеть взаперти. А это осложнит все ее планы.

Она принялась ходить по комнате. Сандалии скрипели, и Марта сняла их. Она почувствовала озноб. Убежать из дому — дело нешуточное. Но уж будьте спокойны, она своего добьется. Странно, как это она раньше не думала о побеге, не думала о нем всегда.

Пощечины, горевшие у Марты на щеках, пробудили в глубине ее души инстинкт самозащиты и борьбы. Она знала, что никто не сможет победить ее силой, никогда. Никогда! Она была возбуждена и вся дрожала. Дрожь стала настолько сильной, что мешала ей думать. Тогда, чтобы успокоиться, Марта высунулась в окно и резко, до боли, нажала на подоконник локтями, потом с яростью закусила губу, так, что выступила кровь. Наконец физическая боль привела ее в чувство, и она застыла неподвижно, прислушиваясь к последним звукам в затихавшем доме. Глядела на звезды, словно ей поручили пересчитать их. Выжидала.

Хосе и Пино поднялись в спальню, она слышала их шаги. Марта никогда не утруждала себя мыслями о Хосе и Пино. Все-таки они были очень странные люди. Быть может, в каждом человеке есть нечто странное, необычное, каким бы сереньким он ни казался. Как это говорил Пабло? У каждого есть свои демоны… Сегодня она увидела в глазах Хосе ледяной холод и ненависть. И стоило ей вспомнить об этом, как она тут же сама начинала ненавидеть его. Но она никак не могла постичь, отчего известие о ее встречах с Сиксто пробудило в брате такую неприязнь.

«Я не хочу думать о Хосе. Мне надо думать о моем бегстве. У меня остается мало времени, и я должна достать билет как можно скорее».

Постепенно Марта успокоилась. Когда перед тобой есть цель, все сомнения исчезают. Однажды, давным-давно, она уже испытала нечто подобное, но теперь ей казалось, что с тех пор прошли годы, — это случилось как-то ночью, когда у Пино сделалась истерика и Марта ухаживала за ней. То была ночь накануне приезда родных. Тогда она была настоящим ребенком. Но потом произошло столько событий.

«Оставь воспоминания. Думай о важном для тебя».

Время от времени Марта обрывала беспорядочную сумятицу своих мыслей. В ней были теперь две Марты. Одна приказывала, другая подчинялась…

«Сейчас, да, сейчас, ты спустишься на кухню позвонить. Ты, по крайней мере, известишь родных, что тебя посадили под замок. Позднее это поможет им понять, почему ты убежала», — подумала она в тысячный раз.

Марта была полна воодушевления. Как удачно, что Хосе настолько потерял самообладание! Без этого она вряд ли бы решилась бежать из дому навсегда. Ее ненависть к Хосе ослабла, приняла другой оттенок. Он внушал ей страх и отвращение, но это помогало ей, подгоняло ее.

Остановившись посреди комнаты, Марта улыбнулась в темноте. Странное чувство торжества жгло ее, как пламя. Жизнь на ее стороне. Она молода, сильна, решительна. Теперь все ее желания были сосредоточены на одном — бежать.

Когда она отодвинула задвижку, еле слышный стук которой прогремел у нее в ушах, словно грохот обвала, и открыла дверь, ею снова овладели страх и слабость. Превозмогая себя, Марта проскользнула к лестнице. Внизу в столовой, озаренной сиянием ясной ночи, было почти светло; размеренно тикали старинные часы.

Она пересекла эту громадную продолговатую комнату. Толкнула дверь на пружинах, которая вела в служебные помещения, и облегченно вздохнула. С минуту постояла в маленькой буфетной. Прямо перед ней блестел холодильник, по бокам белели двери в кладовую и на кухню.