Ничто. Остров и демоны - Кармен Лафорет

Кухня была огромной. Настоящий зал с полом, выложенным красными плитками. Дверь и окно были открыты, за ними виднелся огород, обсаженный агавами. Молодая луна узкой полоской блестела над холмом, заставляя бледнеть свет звезд. Марте захотелось остановиться и послушать, как там, снаружи, в острых иглах агав шумит ветер.

На кухне было чисто и тепло, сюда вливалась благовонная ночь. Здесь в полумраке Марта чувствовала себя как рыба в воде; ей показалось лишним зажигать свет, и она направилась к телефону. Подойдя ближе, она удивилась старинному аппарату. Марта забыла, что здесь телефон не автоматический. Странно, но она никогда не пользовалась домашним телефоном. Секунду она постояла в растерянности, потом сердито принялась звонить на станцию. Подождала. Работает ли станция в это время? Должна работать.

Марта не знала, что за ней шли следом с верхнего этажа. А теперь, стоя с телефонной трубкой в руках, она думала только о том, как бы соединиться с городом, И когда внезапно вспыхнул свет, она отчаянно испугалась. Ослепленная, заморгав глазами, Марта выронила трубку и в страхе обернулась.

Это был Хосе. Он стоял в дверях, в пижаме и комнатных туфлях, длинный и негнущийся, как палка. Сейчас он уже не казался взбешенным, как вечером, но был сильно рассержен.

— Нельзя ли узнать, кому ты собралась звонить? Ты что, совсем с ума сошла? Этого я и боялся.

Телефонная трубка болталась на шнуре и ударялась о стену. Марте было страшно, хотя сейчас, когда прошло первое удивление, она уже не чувствовала того ужаса, что в столовой. Потом, услышав, как скрипнула дверь в комнате, где спали служанки, она облегченно прикрыла глаза. Кухню и эту комнату разделяла только стена, дверь открывалась прямо в сад, рядом с кухонной дверью. Хосе тоже услышал скрип и остановился. Послышались шаги босых ног по щебню, и в окне появилась Висента. На ней была какая-то странная нижняя одежда. Конец полуседой свернутой косы падал ей на плечо. Глаза смотрели пронзительно, как всегда.

— Сеньоре Тересе плохо?

— Убирайся к черту! — сказал Хосе. — С ней все в порядке.

Он колебался. Марта собралась с силами.

— Я хотела позвонить дяде. Могу же я известить их о моем аресте?

Хосе повесил трубку и твердыми пальцами схватил Марту сзади за шею. Девочке показалось, что он собирается ее задушить. Но он только сердито подтолкнул ее к двери.

— Отправляйся к себе… Я научу тебя извещать… Ты думаешь, я стану давать им отчет, им-то, этой банде…

От гнева он проглатывал слова, Марта почти не понимала его.

Он заставил ее подняться по лестнице, втолкнул в комнату и вытащил ключ из замочной скважины. Марта сбила ногу, ей было больно, а на шее она все еще чувствовала сильные пальцы Хосе. За ее спиной хлопнула дверь. Марта услышала, как снаружи брат повернул ключ в замке.

Несколько дней Марта провела в домашнем заточении. Положение ее было вполне терпимым. Она могла бродить по саду, по усадьбе, запрещалось только выходить за железные ворота — впрочем, всегда открытые.

Марта чувствовала, как нетерпение поднимается в ней подобно морю во время прилива, и воображение ее лихорадочно работало. Сначала она ждала, что родные будут разузнавать о ней, но шли дни, и ей пришлось отказаться от своих надежд. Конечно, с подготовкой к отъезду им хватало дела и без нее. Она больше не пыталась звонить по телефону, убедившись в конце концов, что это ни к чему не приведет.

Марта молча завтракала и ужинала в обществе Хосе и Пино и молча повиновалась, когда невестка нагружала ее какими-нибудь домашними делами. Она ожидала, что за хорошее поведение ей сократят срок наказания. Но терпение ее иссякало. Самой несносной была повинность вечерами сидеть рядом с Пино и шить. Невестке нравилось унижать девочку, и Марта действительно страдала. Но не от слов Пино, а от невозможности остаться одной, от необходимости время от времени отвечать хотя бы односложно, чтобы не слишком злить невестку. Прошло уже пятнадцать дней ее заточения, и она поняла, что больше терпеть не в силах.

— Ну и кавалер у тебя, даже записки не прислал и увидеть-то не попытался…

Так дразнила ее Пино. Обе они сидели у окна, перед ними стояла корзина с бельем для починки. Марта шила неумело, еще никогда эта работа не вызывала у нее такого отвращения. Она пожала плечами.

— У меня нет никакого кавалера, а если бы и был — что за преступление?

— Скажи это своему брату.

— Я говорю тебе, что у меня нет кавалера. Не знаю, за что меня держат тут взаперти.

— А разве я не взаперти? Но я терплю. Если твой брат прикажет, тоже будешь торчать тут и помирать с тоски.

— Я не замужем за моим братом.

Они сидели в столовой у окна. Ветер шелестел в вечернем саду, тикали старинные часы.

— Нет, — сказала Марта. — Я не стану терпеть.

Она вскочила со стула и бросила шитье в корзину.

— Немедленно иди сюда!

— Я не обязана тебя слушаться.

Пино в бешенстве подняла крик. Марта улизнула наверх в свою комнату, заперлась на ключ, бросилась на кровать и заплакала. Эти пятнадцать дней сделали ее нервной и неуравновешенной. Через Висенту она знала, что Сиксто несколько раз звонил по телефону. Но это ее не утешало: у нее с Сиксто не было ничего общего.

Когда стемнело, она услышала шум автомобиля; вскоре Хосе постучал в дверь ее комнаты. Марта открыла.

— Нельзя ли узнать, что ты сделала Пино? Она говорит, что ты ее ударила.

— И ты веришь?

Хосе не нашелся, что ответить.

— Ты должна слушаться Пино, понятно?

— Не вижу почему.

— Иначе ты пожалеешь.

— Уж не думаете ли вы отравить меня! Хуже, чем сейчас, мне не будет!

— Ты вела себя как бесстыдница, заводила романы у меня за спиной.

— Никаких романов я не заводила… Я говорила тебе это тысячу раз, но, если ты будешь держать меня взаперти, не давать ни заниматься, ни жить, тогда я действительно убегу с ним и выйду замуж, прибегнув к защите властей. Я хорошо знаю свои права.

Марта остановилась, сама испугавшись своих слов. Эти бездеятельные монотонные дни так утомили ее, привели в такое отчаянье, что она стала дерзкой и упрямой. Она была уверена, что Хосе придет в ярость от ее ответа, и поразилась, увидев, как он пересек комнату и стал у окна, повернувшись к ней спиной. Он всегда поступал так, если что-то заставляло его задуматься.

Люди обычно боятся, когда на помощь призывают право, законы, но Марта не знала этого и с удивлением смотрела на длинную фигуру Хосе, все еще стоявшего к ней спиной. Сдержанность брата была неожиданностью для Марты. Наконец он заговорил, не глядя на нее.

— Никто не собирается отнимать у тебя твое имущество… Понятно? Но когда придет время выдать тебя замуж, я сам подыщу тебе подходящего жениха. Этот гонится за деньгами. Он дурак.

Марте захотелось или расхохотаться, или ответить грубостью, но она молчала, выжидая. Так как Хосе больше ничего не добавил, она спросила:

— Когда же я могу вернуться в школу?

— Завтра, если желаешь, — последовал нежданный ответ. — Но ты должна обещать мне, что больше не будешь встречаться с этим идиотом.

Хосе изучающе смотрел на нее; Марта почувствовала, как ее переполняет огромная радость. Волнение мешало ей говорить. В конце концов она пообещала брату то, что он хотел, и поспешно закивала головой, чтобы придать больше веса своим словам.

— Я же сказала, что он для меня ничего не значит.

— Тем лучше… Но думай о своем поведении.

Сидеть за ужином, видя перед собой обиженную Пино, было неприятно. Вновь обретенное чувство уверенности помогало Марте понять, почему Пино так плохо думает обо всех, откуда в ней столько низости. Жизнь ее была невероятно скучна, а ничто так не угнетает душу, как эта серая, покорная скука. Будущее не сулило Пино ничего интересного, ее ждала только старость в этом доме. И потому она смотрела на Марту с тоскливой завистью, даже сама того не замечая. Пино болезненно завидовала всем и всему. От этого у нее как в лихорадке дрожали руки и блестели глаза.

Перед ужином Пино поскандалила с Хосе. Она была недовольна тем, что Хосе не оттаскал Марту за волосы и не избил до полусмерти. Марта хладнокровно слушала крики невестки. Ей казалось, что важно лишь одно: она потеряла пятнадцать дней своей жизни, послушно и молчаливо просидев взаперти… Больше она не потеряет ни одного. Вздрогнув от ужаса, Марта подумала, что с будущего года, когда занятия уже не смогут служить ей предлогом, вся ее жизнь станет такой, какой была в эти дни. Так будет, если она упустит единственную возможность вырваться отсюда — уехать с родными.

За ужином есть не хотелось. Марта ела только, чтобы скрыть свои мысли, ей казалось, что иначе брат и невестка прочтут их на ее лице. Опустив голову, она медленно глотала пищу. Когда представился случай, Марта спросила: