Махабхарата. Рамаяна - Автор неизвестен

Переправившись через великую реку, сын Кайкейи вместе с Шатругхной входит в лесные чащи.

То замечая дорогу по следам, оставленным изгнанниками, то сердцем угадывая путь, Бхарата приходит наконец к хижине Рамы. Он видит братьев и прекрасную Ситу исхудалых, в грубых одеждах. Он падает к ногам Рамы, молит о прощении, заклинает быстрее воротиться в Айодхью. Рама узнает о смерти отца, он лишается чувств, Лакшмана и Сита плачут.

Рама, однако же, отказывается стать царем. «Ведь, умирая, отец не отменил, да и не в силах был отменить свою волю. Он связан был обещаньем, данным Кайкейи. И ныне я повинен исполнить приказ родителя. Я пребуду в лесной пустыни, а ты возвращайся в Кошалу, в славную Айодхью, и ведай страну в покое и мире!»

Бхарата просит брата согласиться, но Рама тверд. Тогда Бхарата берет его сандалии, изукрашенные золотом, и говорит: «Пусть так! Я вернусь в Кошалу, но править я буду твоим именем. Сандальи же с твоих ног будут знаком твоей власти, я возложу их на трон. Сам я надену берестяные одежды отшельника и буду жить невдалеке от Айодхьи, дожидаясь твоего возвращения. А если ты, и Сита, и Лакшмана не вернетесь, я умру!»

Горестный Бхарата и его скорбящее войско пускаются в обратный путь.

Рама, желая ободрить опечаленную Ситу, ведет ее к отрогам пестроцветной горы Читракуты. Они поднимаются на вершину…

[Слово Рамы о красоте Читракуты]

(Часть 94)

Возлюбленный сын Дашаратхи царевне ВидехиГоры пестроцветной открыл красоту и утехи;

Желая развеять печаль и душевную смуту,Как Индра — супруге своей, показал Читракуту:

«При виде такой благодати забудешь мытарства,Разлуку с друзьями, утрату отцовского царства.

Дивись, луноликая, стаям бесчисленным птичьимИ пиков, пронзающих небо, любуйся величьем.

Окраской волшебной утесы обязаны рудам.Серебряный пик и пунцовый соседствуют чудом.

Вон желтый, как будто от едкого сока марены,И синий, как будто нашел ты сапфир драгоценный.

Искри́тся хрустальный, поблизости рдеет кровавый,А этот синеет вдали, как сапфир без оправы!

Иные мерцают, подобно звезде или ртути,И царственный облик они придают Читракуте.

Оленей, медведей не счесть, леопардов пятнистыхИ ярких пернатых, ютящихся в дебрях тенистых.

Богата гора Читракута анко́лой[205] пахучей,Кунжутом, бамбуком, жасмином и тыквой ползучей,

Ююбой и манго, эбеновым деревом, хлебным,Ашокой, цитронами, ва́раной[206] — древом целебным,

И яблоней «бильвой», и а́саны[207] цветом лиловым,И яблоней розовоцветной, и болиголовом,

Медовою ма́дхукой, вечнозеленою бхавьей,[208] —Ее упоительный сок — человеку во здравье.

Блаженством и негой любовной объяты кимнары,На взгорьях тенистых играют влюбленные пары.

На сучьях развесив убранство, мечи и доспехи,Резвятся четы видья-дхаров, царевна Видехи!

Размытые ложа и русла речные похожиНа складки слоновьей, покрытой испариной, кожи.

Цветочным дыханьем насыщенный ветер ущельяПриносит прохладу и в сердце вселяет веселье.

С тобою и Лакшманой здесь, луноликая дева,Мне осень встречать не однажды — без грусти и гнева.

Деревьям густым, пестрокрылых пернатых приюту,Я радуюсь вместе с тобой, возлюбив Читракуту.

Я взыскан двоякой наградой: и Бха́рату-братаНикто не обидел, и слово отцовское свято!

Охотно ли здесь разделяешь со мною, царевна,Все то, что приятно — словесно, телесно, душевно?

От царственных предков мы знаем: в леса уходящийПитается амритой, смертным бессмертье дарящей.

Утесы тебя обступают кольцом прихотливым,Сверкая серебряным, желтым, пунцовым отливом.

Ночами владычицу гор озаряет волшебноОгнистое зелье[209], богатое силой целебной.

Иные утесы подобны дворцу или саду.Другой обособленно к небу вздымает громаду.

Мне кажется, будто земля раскололась, и крутоИз лона ее, возблистав, поднялась Читракута.

Из листьев пунна́ги[210], бетеля, из лотосов тожеЛюбовникам пылким везде уготовано ложе,

Находишь цветов плетеницы, плоды под кустами.Их сок освежающий выпит влюбленных устами.

Водой и плодами полна Читракута сверх меры,А лотосам — равных не сыщешь в столице Куберы[211]!

Свой долг выполняя, с тобою и Ла́кшманой вместе,Я счастлив, что роду Икшваку прибавится чести».

Но у самого Рамы тяжело на сердце. Весть о кончине Дашаратхи, прощание с братьями, следы, оставленные ушедшим войском — все напоминает об Айодхье, о родных…

Рама решается идти дальше на юг, через густые леса…

Весть об отказе Рамы от царства достигает Айодхьи еще прежде возвращения Бхараты. Жители столицы уходят в лесные пустыни, чтобы предаться подвижничеству и молитвам о Раме и его спутниках.

[Опустевшая Айодхья]

(Часть 114)

С неистовым грохотом Бхарата гнал колесницуИ въехал на ней в Дашаратхи пустую столицу.

Был совам да кошкам приют — ненавистницам света —В Айодхье, покинутой ныне мужами совета.

Так Ро́хини, мир озаряя сияньем багровым,При лунном затменье окутана мрака покровом.

Столица была, как поток, обмелевший от зноя:И рыба, и птица покинули русло речное!

Как пламя, что, жертвенной данью обрызгано, крепло —И сникло, подернувшись мертвенной серостью пепла.

Как воинство, чьи колесницы рассеяны в схватке,Достоинство попрано, стяги лежат в беспорядке.

Как ширь океана, где ветер валы, бедокуря,Вздымал и крутил, но затишьем закончилась буря.

Как жертвенник после свершения требы, что в храме,Безлюдном, немом, торопливо покинут жрецами.

Как в стойле корова с очами печальными, силойС быком разлученная… Пастбище бедной немило!

Как без драгоценных камней — ювелира изделье, —Свой блеск переливный утратившее ожерелье.

Как с неба на землю низвергнутая в наказаньеЗвезда[212], потерявшая вдруг чистоту и сиянье.

Как в роще лиана, что пчел опьяняла нектаром,Но цвет благовонный лесным опалило пожаром.

Казалось, Айодхья без празднеств, без торжищ базарныхПод стать небесам без луны и планет лучезарных.

Точь-в-точь как пустой погребок: расплескали повсюдуОпивки вина, перебив дорогую посуду.

Как пруд, от безводья давно превратившийся в сушуИ зрелищем ржавых ковшей надрывающий душу.

Как лука пружинистая тетива, что ослабла,Стрелой перерезана вражьей, и свесилась дрябло.

Как воином храбрым оседланная кобылица,Что в битве свалилась, — была Дашаратхи столица.

…Почтительный Бхарата в царскую входит обитель.Как лев из пещеры, оттуда ушел повелитель!

Лишенный солнца день!— так выглядел дворец.

И Бхарата слезамдал волю наконец.

КНИГА ТРЕТЬЯ. ЛЕСНАЯ

[Встреча с Шурпанакхой]

(Часть 17)

Под стать святожителю, в хижине, листьями крытой,Безгрешный царевич беседовал с братом и Ситой.

Он притчу рассказывал Сите и сыну Сумитры,Блистая, как месяц, в соседстве сияющей Читры.

Одна безобразная ракшаси в поисках дичиТуда забрела — и прервалось течение притчи.

С рожденья звалась Шурпанакхой она за уродство, —За когти, ногам придававшие с веялкой сходство.

И взору ее луноликий представился Рама,Прекрасный, как тридцать богов, как пленительный Кама.

И мягкие кудри, и мощь благородной десницы,И блеск удлиненных очей сквозь густые ресницы,

И смуглое, схожее с лотосом синим, обличье,И царские знаки, и поступи юной величье,

Что плавностью напоминала походку слоновью,Увидела ракшаси — и воспылала любовью,

Уродина эта — к прекрасному, как полнолунье,К нему, сладкогласному, — скверная эта хрипунья!

Противноволосая с дивноволосым равнялась,Противноголосая с дивноголосым равнялась.

Сама медно-рыжая — с ним, темнокудрым, равняласьИ, дура бесстыжая, с великомудрым равнялась.

С красавцем равнялась она, при своем безобразье,И с лотосоглазым таким, при своем косоглазье.

С таким тонкостанным и царские знаки носящимРавнялась она, страхолюдная, с брюхом висящим.

Приблизившись к Раме, палима любовною жаждой,Сказала ему Шурпанакха: «Решится не каждый

Избрать этот лес для жилья, если ракшасов племяСюда без помех прилетает во всякое время.

Эй, кто вы, с собой прихватившие луки и копья,Да деву-отшельницу, — шкура на ней антилопья?»

Рама спокойно и правдиво поведал о своем изгнанье из Айодхьи, которую покинул вместе с супругой Ситой и братом Лакшманой. В свой черед царевич спросил Шурпанакху, к какому роду она принадлежит и для чего явилась в их убежище.