Первые шаги - Татьяна Назарова

Нет ничего тяжелее, как знать, что один из товарищей волк в овечьей шкуре. Комитетчики ходили хмурые. Возникшее подозрение мучило каждого. И, кроме того, из рядов организации одного за другим выхватывали сильнейших товарищей. Ружин, издерганный вконец, писал в Омский партийный комитет отчаянные письма, требуя помощи. Его мучило еще и то, что в последнее время за ним постоянно тянулись «хвосты». Меняя каждую ночь место ночлега, Максим все же не был убежден, что его не выследили.

Плюхин считал, что с руководителем подпольщиков будет покончено днями. При встрече с Вавиловым он сказал:

— Теперь нужно забрать без шума этого Ружина, и настанет покой.

«Верба» усмехнулся. Это не так легко. Всех квартир Максима он не знает. Сегодня вот назначена встреча у Мезина, но Степаныча Константин твердо решил не выдавать: если все же придет революция, Мезин будет живой свидетель его, Вавилова, революционной деятельности. Все надо предвидеть…

Пряча пачку кредиток, провокатор заверил шефа, что Ружина обязательно выследят.

Чтобы достойно почтить высокого гостя, Савины устроили у себя бал, с ужином после танцев. Съезд начался после девяти часов вечера. Калерия, сверкая бриллиантами, встречала гостей у входа в гостиную.

Первым, на правах друга дома, явился Виктор Михайлович Коломейцев.

— Вы чудное видение, — говорил он, целуя ручки хозяйки. — Наш гость будет ослеплен.

Калерия Владимировна подарила его ласковой улыбкой и незаметным движением спустила узкую бретельку платья — пусть ничто не скрывает ее точеных плеч.

Полковник Шмендорф вошел, как всегда, военной походкой впереди супруги. Окинув критическим взглядом воздушный наряд хозяйки и чуть дольше задержав его на бриллиантовом ожерелье, он небрежно поцеловал кончики тонких пальцев, сказав:

— Сегодня вы Афродита, выступающая из пены морской. Можно пожалеть, что пена слишком высоко захлестнула вас.

Хозяйка засмеялась и пошла приветствовать Эмилию Карловну и других гостей, беспрерывно появляющихся на пороге гостиной.

Молодые супруги Сонины приехали незадолго перед прибытием генерал-губернатора. Серж, ставший теперь Сергеем Ефремовичем, старался добросовестно выполнять обещание, данное родителям Даши перед свадьбой.

Одевался он по-прежнему изысканно, но уже, как подобает серьезному человеку, наследнику разгуляевских миллионов, говорил солидно, тоном подчеркивая значительность сказанного. Под руководством тестя Серж изучал торговое дело и кое в чем проявлял способности. С Дашей всегда был ласков, учил ее светским манерам, сам заказывал ей наряды.

Целуя руку своей бывшей любовницы, он окинул рассеянным взором ее туалет и украдкой сравнил обеих женщин.

«Даша, конечно, не так эффектна, как Савина, но очень мила», — подумал он.

Молодая мать в своем простого покроя платье из ярко-синего шелка, выгодно оттенявшего темно-русые волосы и румянец на смуглых щеках, выглядела стройной и юной. Она скромно улыбалась на комплименты хозяйки. Муж подал ей руку и повел в глубину зала.

— Чудесная пара! — говорила Калерия Владимировна гостям. — В наш прозаический, денежный век — и такая романтика! За одно то, что Семен Данилович благосклонно отнесся к любви этих детей, он достоин всяческого уважения…

…Не удалось Сидору Карповичу посмеяться над Разгуляевым, навязав ему Сержа в зятья. Семен Данилович заставил Савина самого приехать сватом, угрожая открыть его подлость, причем пригласил к себе перед этим всех важных купцов города.

— Что ж, Сидор Карпович! Я своей дочери не враг. Была бы настоящая любовь, я за деньгами не гонюсь. Парень сирота, у тебя в доме воспитывался, худому ты, поди, не научил. Будет Сергей мне за сына, раз они с Дашей полюбили друг друга, — ответил он Савину на сватовство и вместе с женой торжественно благословил молодую пару.

— Преждевременно роды произошли, — объяснял всем солидный врач, — оттого, что Даша оступилась.

— Молоденькая, беречься еще не научилась, — сочувственно вздыхали купчихи. — Хорошо, что сынок-то выжил. В вате, говорят, месяц держали. А уж Секлетея Наумовна на внука не нарадуется…

Кроме доктора, которого опасаться было нечего, правду знали только супруги Савины, но им и заикнуться о ней было нельзя: тогда неприглядная роль Савина в этом деле стала бы всем известна.

Неожиданное замужество Даши не опозорило отца, а, наоборот, даже возвысило в общественном мнении. Разгуляев это скоро понял и окончательно помирился с дочерью и зятем…

…Супруги Разгуляевы подошли к Калерии Владимировне при ее лестных словах о Семене Даниловиче. Хозяйка расцеловалась со «свахой».

— Все цветешь, сватья! Косы-то еще золотистей стали, — благодушно проговорил Семен Данилович и пошел к группе купцов.

Секлетея Максимовна заговорила о чем-то с купчихой Черемухиной. В эту минуту швейцар громко провозгласил:

— Возок его превосходительства!

Савин, а за ним Шмендорф, Плюхин и другие мужчины кинулись через приемную на крыльцо. Калерия Владимировна осталась у дверей гостиной. Серж подвел к ней Дашу и тоже вышел в переднюю.

Генерал-губернатор, маленький и толстенький, сияя регалиями и лысиной, быстрой походкой вошел в гостиную.

— Меня встречают Венера и Психея вместе, — бросив мимолетный взгляд на Сонину, грассируя, сказал он, наклоняясь к руке хозяйки.

Калерия Владимировна представила ему Дашу и, поискав глазами, подозвала Сержа.

— А вот и Амур, для которого год назад раскрылась душа сей юной Психеи, — в тон гостю произнесла она, улыбаясь, и познакомила Сержа с губернатором.

Скоро губернатору рассказали историю любви молодых супругов Сониных, именуемую в петропавловском обществе романтической. Знал губернатор и решение купца Разгуляева.

— Похвально, похвально, что среди уважаемого купечества есть люди со столь чуткими сердцами, — одобрил он и выразил желание познакомиться с родителями Даши.

Когда Семен Данилович после беседы с высокопоставленным гостем проходил мимо Савина, он не удержался от насмешливого взгляда. Сидор Карпович ответил дружеской улыбкой, думая: «На этот раз просчитался и невзначай осчастливил Данилыча».

Сергей с нежностью следил за успехами жены, совсем не обращая внимания на хозяйку. Это задело Калерию Владимировну, ей вновь захотелось видеть его, теперь миллионера, у своих ног.

«Этой благонравной супружеской любви надолго вряд ли хватит у Сержа», — подумала она насмешливо.

Когда генерал-губернатор на первый танец пригласил Дашу, говоря, что следует оказать честь местным Ромео и Джульетте, Калерия Владимировна с удовольствием подала руку Сергею, голубые глаза ее блеснули призывом и обещанием.

Но Сонин держал себя любезно-холодно и, отведя даму на место, немедленно подошел к жене. На лице Савиной мелькнула досада, сразу же скрытая очаровательной улыбкой.

«Ого! Калечка, кажется, понесла поражение, — подумал Сидор Карпович, издали незаметно наблюдавший за женой. — Теперь она пойдет в атаку на Дашино счастье. А ведь Сергей-то вовсе не дурак, живо приспособился к обстоятельствам», — Савин почувствовал уважение к разгуляевскому зятю.

За ужин сели часа в два, и не все, а только наиболее уважаемые гости. Крепкие вина скоро развязали языки, исчезло смущение перед важным гостем. Начался оживленный разговор о последних событиях в городе.

— Господа! Я хочу предложить тост за здоровье его высокопревосходительства генерал-губернатора огромного Степного края, — поднимаясь с бокалом в руках, сказал хозяин дома.

Все смолкли. Изощряясь в тонкой лести, Савин превозносил прозорливость своего гостя, не отступившего перед крайними мерами, чтобы унять бунтовщиков и тем самым создать условия для процветания и благоденствия всех благомыслящих людей города. Закончил он свой тост возгласом «ура». Гости подхватили.

Когда бокалы были выпиты и водворилось спокойствие, губернатор важно изрек:

— Я надеюсь, господа, что на этот раз бунтовщики окончательно усмирены, не будут мешать процветанию торговли и промышленности в городе и крае…

Ужин длился почти до утра. Губернатор оценил по достоинству любезность хозяев и качество вин.

Жестокие репрессии не испугали железнодорожников, а озлобили, вызвали страстное желание усилить борьбу. Получилось обратное тому, на что рассчитывал губернатор, уже отбывший в Омск.

Еще с середины прошлого года в Петропавловске существовала боевая дружина, в которой состояли рабочие, главным образом из депо. После репрессий количество членов дружины удвоилось за счет городских рабочих и учащейся молодежи. Не хватало оружия.

— Будем у нас делать бомбы, — предложил литейщик Котлицын.

Он сам отливал корпуса, а токарь Рогожин точил крышки. Заряжали самодельные бомбы слесари, они же выносили и готовые из депо — в корзиночках для продуктов. Наладившееся было производство сорвалось из-за непредвиденного несчастного случая. У одного из слесарей бомба нечаянно взорвалась в инструментальном ящике. Особых последствий это не имело. Пока администрация вызвала полицию, рабочие уничтожили все следы, но обыски продолжались еще долго, и от производства бомб в депо пришлось отказаться.