Первые шаги - Татьяна Назарова

— Всем земли хватило бы, кабы закон был справедливый, — говорил Федор, — не надо бы и сюда переезжать. Да ведь сами знаете, власть тыщи десятин дает тем, у кого деньги большие. У них и машин и батраков много. Ехали мы с родной стороны, от помещиков подальше, ан их и здесь начали разводить: поди, видели, какое поместье отгрохал господин Луков по пути к Акмолам? Всю вокруг землю заграбастал новый помещик…

— Это, что под Бабатаем? — спросил один.

— Вот-вот! Там еще сейчас большой кусок канавой обнесли, сад насаживают, — пояснил другой, недавно ездивший в город.

— Есть вон и возле нас свободные угодья, да казенные, хоть казна не сеет, не пашет. Дадут после каким-нибудь Луковым, что нас же за гроши в батраки будут наймовать, — вставил Егор Лаптев. — Наши наделы скоро такие станут, что до рождества хлеба хватать не будет.

— Наделы для нас сразу дают половинные, — снова заговорил Федор. — Почему на девчонок не дают? Дескать, замуж выйдет — на мужа земля дана. Выходит, что один клин на двух отрезан, да ведь и до свадьбы тоже каждую кормить надо…

Мужики почесывали затылки.

— Нет правды для хрестьян! Неужели так и всегда будет?

— От самих зависит, — сказал Матвей. — Вон в России хрестьяне показали свой порядок.

— А надолго ли? Пошлют солдат, так получишь земли три аршина, — ответил кто-то.

— А солдаты-то кто? Мужики да рабочие. Ума только еще не хватает, не туда винтовки поворачивают, — живо откликнулся Андрей Полагутин.

— Слышь, борисовский один сказывал — листок они нашли. Так там прямо написано: долой царское правительство пусть хрестьянские комитеты правят, а землю чтоб захватить… — зашептал рябой мужичонка, недавно нанявшийся в батраки к богатому беспоповцу, живущему в соседях с Лаптевым. Его еще мало кто знал в селе.

Федор молча взглянул на мужиков, и никто не поддержал разговора, затеянного Николкой — так звали рябого.

На сход собрались и мужики и бабы. Евдоха Железнова пришла с внучкой, Машенька Карпова прибежала с подружками…

Аксюта стояла с бабами у ворот. Тут же была Прасковья со своей кумой Матреной. К ним подошла и Параська Коробченко. Ее сестра, Галька Дубнячка, поздоровавшись со снохой и сватьей, прошла вперед и о чем-то живо разговаривала с Аннушкой Юрченко и Варей Мурашевой.

Мужики сбились группами в центре двора и, поглядывая на двери волостного правления, раздраженно гудели. Большая часть мужиков теснилась возле Федора Карпова и его компаньонов. Среди них толкался и Николка. «Настоящие хозяева» сгруппировались вокруг Петра Андреевича и Демьяна Мурашевых, стоявших на другом конце широкого раскрытого двора. Волостной старшина и староста почему-то задерживались в помещении, хотя народ уже давно ждал их. Наконец двери распахнулись, и показался староста Филимон Прокопьевич.

— Сейчас почнем, мужики! Тут вот начальство из города прибыло, вопросик один вперед хотят разрешить, — сказал он, направляясь к Карпову.

За старостой, как по команде, двинулись дюжий Никита Дубняк, Павел Коробченко, Кондрат Юрченко. Мурашевы шли за ними, чуть приотстав.

— Ой! Это что же будет? — раздался женский крик у ворот.

Все оглянулись и увидели, что в воротах стояли двое полицейских, а трое, расталкивая толпу, шли прямо к старосте. Толпа оцепенела. Федор, взглянув на зятя и Матвея, стоявших рядом с ним, наклонил голову.

«Не иначе, как за мной», — мелькнула догадка. Но тут же он успокоил себя: в доме ни прокламаций, ни листовок нет, а мужики не выдадут.

Когда староста и полицейские были уже возле Карпова, из избы вышли волостной и уездный начальник.

«Когда же он приехал?» — подумал Федор.

— Господа мужики! До нас дошло, что в вашем селе свили гнездо бунтовщики и безбожники, — громко и значительно заговорил Нехорошко. — В последнее время главный из них, потеряв совесть, начал подстрекать народ к бунту, разбрасывая безбожные листовки…

Федор, взглянув на побледневшую жену, шагнул вперед. Мгновенно схватив его за руку, полицейский грозно рявкнул:

— Не шевелись!

— Взять и обыскать! — распорядился уездный, услышав голос полицейского.

К Карпову кинулись еще двое полицейских с одной стороны и Кирилл с Матвеем — с другой.

— Вы что, за бунтовщика стоите? — закричал на них Нехорошко и бросился к образовавшейся группе.

— Не вмешивайтесь! Пусть ищут. У меня ничего нет, — сказал Федор.

— А, ты еще разговаривать! — прорычал городовой, завертывая Федору руки назад.

Мужики зароптали. Послышались выкрики:

— И чего крутишь?

— Ты ищи вперед. Может, и нет ничего!

Уездный приказал отпустить руки Федора и спросил:

— Может, добром отдашь сам и скажешь, кто тебе дал листки? Легче будет.

— У меня никаких листков нет, — уверенно ответил Федор.

«Опять что-то наплели ему», — подумал он и спокойно поднял руки вверх.

Нехорошко сам сунул руку сначала в один, потом в другой карман и, к удивлению Федора и его друзей, на виду у всех вынул из левого кармана сверток листовок, перевязанных веревочкой.

«Подсунули, видно, в толпе…» Федор понял, что его сейчас заберут.

— Это что у тебя здесь? — мягко осведомился уездный.

Взглянув в сторону Мурашева, Федор заметил торжествующий вид Петра Андреевича. «Его дело», — подумал и спокойно ответил:

— Что мне сунули в карман, спроси вон у купца. Я ничего не клал.

Нехорошко деланно расхохотался.

— Интересно! Про твой карман должен знать другой! — промолвил он иронически и спросил: — А подходил к нему Мурашев, мужики?

Все молчали, угрюмо наблюдая за городским начальником.

— Ну что ж! Не хочешь говорить, что это, посмотрим сами, — явно издеваясь, продолжал уездный, развязывая бечевочку. — «Долой царское правительство! Да здравствует всенародное восстание!» — раздельно прочитал он и побагровел. — Ах ты, сукин сын! Так вот ты к чему мужиков зовешь! — заорал уездный.

Карпов хотел что-то сказать, но стоявший с ним рядом полицейский, размахнувшись, изо всей силы ударил его, разбив в кровь губы.

— За что бьешь? Не было у него такого в кармане! — закричал Кирилл и, не помня себя от гнева, наотмашь стукнул в зубы полицейского.

Тот отлетел в сторону, но двое других схватили Железнова за руки. Матвей с криком: «За тебя, живоглот, бьют Палыча!» — прыгнул вперед и со страшной силой ударил Мурашева пинком в живот. Тот, ойкнув, свалился. Кондрат и Никита кинулись на Матвея, но их с двух сторон начали бить Родион и Егор Лаптев. Бабы истошно кричали. Аксюта рвалась к отцу и мужу, но Матрена схватила ее за руки и не пускала. Нехорошко выстрелил вверх из револьвера и, пользуясь мгновением тишины, крикнул:

— Господа мужики! Прекратите драку! Никто Карпова бить не будет. Разберемся по закону и, если не виноват, отпустим.

Видя, что хотя драка и прекратилась, но мужики кипят от гнева, он продолжал:

— Чтобы вы убедились в справедливом отношении власти, пошлем сейчас понятых к Карпову, пусть обыщут без меня, да заодно и к Железнову.

Повернувшись к волостному, уездный приказал:

— Господин волостной! Возьмите с собой ну хоть этих, — он указал пальцем на трех мужиков, победнее одетых, и в том числе на рябого Николку. — Ступайте с полицейскими, обыщите оба двора. Поезжайте на моей пролетке. Если Карпову здесь, как он говорит, кто-то подсунул, то уж дома наверное ничего не найдете.

Нехорошко, довольный тем, что его выдумка удалась, был в ударе и хотел разыграть роль справедливого начальника.

Волостной, полицейский и трое мужиков уехали. Прасковья было двинулась за ними, но Аксюта остановила ее: из двора полицейский никого не выпускал, унесли только Петра Андреевича. Демьян, не вмешивавшийся в драку, остался во дворе. Он стоял, угрюмо потупившись, и думал: «Неужели отец все подстроил против Палыча?»

Кирилла поставили рядом с тестем, караулили их трое полицейских. Староста вынес для уездного стул. Нехорошко сидя разглагольствовал перед мужиками, какой вред приносят бунтовщики. Толпа молча слушала, поглядывая на ворота.

Те, кто знали о листовках, с ужасом думали: «А вдруг найдут? Эти кто-то подсунул. Он сам с таким на сход не пойдет. А если в доме листки найдут, тогда поверят всему…»

Матвей переводил взгляд с арестованных на полицейских и обратно, словно спрашивая Федора: «Скрутить этих?» Федор еле заметно отрицательно качнул головой. Он размышлял о том, кто ж мог подсунуть ему листовки. Мурашев? Но откуда он их взял бы? И вдруг понял: это сделал сам уездный, к нему ведь в руки попадают прокламации. Но через кого? Мысленно перебирая всех, кто стоял возле него, Федор вспомнил рябого мужика и опустил голову. «Теперь поймали. Эго их человек. То-то весел начальник, послав понятых: Николка найдет, чего и нет. — Он с беспокойством взглянул на зятя. — Значит, и у него „найдут“, хотя у Кирилла в доме никогда ни одной листовки не было. Его тоже заберут. А вдруг и Аксюту? — На лбу у Федора выступил холодный пот. Давно был готов к аресту, но за детей сердце больно заныло. — Что будет делать Параня с Машенькой да со внучкой? Андрей не бросит. А если и его?.. Этот гад может всех запутать. Надо предупредить, что это за батрак, — думал он, волнуясь. — Только как?»