Первые шаги - Татьяна Назарова

— Я в город сейчас еду, — сказал Демьян, ни на кого не глядя.

— Так, может, и папаньку увезешь? Справку надо взять, посадить этого сукина сына, да и врачи помогут, — предложил Аким.

О сходе он еще не знал всего. Аким Петрович уже считал себя в Родионовке чужим: дом в городе куплен, каменная лавка в рядах арендована, недели через две уедут, задерживались, распродавая остатки товаров. Демьян наотрез отказался от торговли.

Расстроенный случившимся с отцом, Аким и не подумал, зачем это брат вдруг собрался в город.

— Его Еремеевна и здесь вылечит, всем помогает, кому не смерть, — промолвил Демьян, глядя на отца пронизывающим взглядом. — А сажать-то незачем. Хватит, поди, ему, двух и так посадил, — добавил он, не отрывая взгляда от отцовского лица.

Петр Андреевич, перестав стонать, с ужасом смотрел на сына.

«И об этом знает Демьян, — мелькнула страшная догадка. — Только бы не сказал сейчас всего…»

— Никакой справки не надо. Матвей-то не в себе был, — прохрипел он через силу. — Заживет и так. Никуда я не поеду.

— Да ты в уме, Демьян, так с отцом разговариваешь? — начал было гневно Аким.

Но брат перебил его:

— Может, еще сам за Матвея молебен отслужишь, — загадочно произнес он и пошел из комнаты.

— Ой, да не ругайтесь вы! — простонал Петр Андреевич. — Разъедетесь скоро… Не тронь его, Аким!

В дверях гостиной стояла Наталья, по-видимому поджидая деверя. Проворно заперев дверь на крючок, она кинулась перед ним на колени.

— Демьян Петрович! Знаю, что известен тебе мой грех, но горе-то мое, видно, неведомо, — уцепившись за его руку, зашептала Наталья сквозь слезы. — Еще мамынька была жива, приставал он ко мне, а потом проходу и вовсе не давал. Тебе сказать — стыдно было, Акиму — убил бы он его. Силой принудил он меня, богом клянусь… — Красивое лицо Натальи исказилось мукой.

Демьян почувствовал к ней жалость.

— Пожалей ты нас с Акимом, трое ведь у нас! — молила Наталья, почувствовав, что деверь смягчился. — Грешно такое думать, а умри он сейчас — обрадовалась бы. Ненавижу я его, насильника, скрываю все, Акима с детьми жалеючи! — говорила она, задыхаясь от слез.

— Ладно, Наталья! Я слова про то Акиму не скажу, но и ты нас ссорить перестань. Горя и без того хватает. А пока пусти, идти мне надо, — сказал Демьян и быстро вышел из комнаты.

Сидя на козлах в ожидании вывода арестованных, Демьян перебирал в памяти слова старшей снохи. «Могло и так быть, — думал. — Вот как она убивалась на похоронах мамыньки. За себя плакала, видно: защиту потеряла, а муж-то в Петропавловске был, деньгу наживал…»

— Ко мне пусть их сажают, ваше благородие! И полицейскому место найдется! — закричал он, увидев выходивших Федора и Кирилла под конвоем двух полицейских.

За ними шли родные, а потом толпой повалили мужики и бабы.

— Сажайте! — коротко бросил Нехорошко, направляясь к своей пролетке.

С ним сели двое полицейских — один с арестованными, а двое с Николкой заняли третью подводу.

— Аксинья Федоровна! Андрей Денисович! Садитесь с Яшкой, проводите сами в город, — предложил Демьян.

— Мамынька, я поеду! Танюшку пора отнимать, — обрадовалась Аксюта.

Татьяна сняла с себя большой платок и накинула ей на плечи. Андрей уже влезал на дрожки.

— Трогай! — закричал уездный, и его пролетка выскочила вперед.

Полицейский, сидящий с арестованными, дотронулся до спины Демьяна. Тот дернул вожжи, и хорошие кони сразу взяли рысью. Яков поехал вслед за ними. Замыкающей оказалась пролетка с полицейскими и Николкой.

— К Семену Гурьичу заезжайте! — выделился из причитаний и рыданий голос Дениса Полагутина, отца Андрея.

Через минуту подводы скрылись за завесой пыли.

— Пойдемте, Прасковья Петровна, Авдотья Васильевна! — позвал Егор Лаптев, взяв за руки рыдающих женщин. — Матвей, Родион, Анисим! Айдате все к Карповым…

Татьяна Полагутина приостановилась с Параськой.

— Мам! Пойдем, батя кличет, — подбежал к Параське ее старший сынишка Ганька.

Она с горечью взглянула на Татьяну и, не вытирая слез, пошла за сыном. Толпа медленно расходилась от волостного управления.

— Съедят теперь нас без Палыча, — выделились чьи-то слова.

— Подавятся! Сами не маленьки! Чему он учил, не забудем! — откликнулось сразу несколько голосов.

Дородный Никита Дубняк шел молча. Галька, обняв плачущую сестру, что-то тихо говорила ей.

— Да, учудил Демка! — протянул Павло Коробченко. — Отец чуть не при смерти, говорят, а он кого повез…

— Они, Мурашевы, хитрые! Отец-то с Акимом уедут, а Демьяну тут жить, — заговорил Кондрат Юрченко. — На нас вон все зверями смотрят, хоть не мы сажали этих, а он-то теперь в добрые вышел…

Такое объяснение поведения Демьяна Мурашева заинтересовало его компаньонов. Послышалось:

— Ишь ты! Ну и хитрюга! Вот те и молчун. Да уж Мурашевы не просчитаются!

Все сразу поверили в хитрость Демьяна. Коробченко сказал сыну:

— Ты того… Параську не тронь, что с братом прощалась. Я скажу матери, чтоб не дудела…

Грицко, глянув в хитро прищуренные глаза отца, молча кивнул головой.

Возле волостного управления осталось только сельское начальство.

— Неловко получилось с этим Николкой: прямо с полицией поехал, — заметил волостной.

— А ты видел, откуда он брал эти листки-то, Никифор Степанович? — спросил староста.

— То-то, что нет! Николка с полицейскими вперед шли, а потом закричали: «Вот они!», а листки-то у этого, рябого, в руках были, как мы подошли, — ответил волостной, угрюмо глядя в землю.

По дороге в город остановились только один раз — покормить лошадей. Уездный начальник стал строг и важен. Аксюте и Андрею к арестованным близко подходить не разрешал. Косился он и на Демьяна Мурашева, но смолчал, когда тот принес Федору и Кириллу богатый обед.

— Ешьте хорошенько, а то ведь там не покормят как следует, — угощал Демьян.

Яков, по его приказанию, потчевал начальника и полицейских. Кирюша не притрагивался к еде, он не спускал глаз с стоявшей невдалеке жены. Аксюта взглядом старалась ободрить мужа, даже пыталась улыбнуться ему, скрывая охватившее ее отчаяние.

— Ешь, Кирюша! С этих пор начинать голодовку рано, — значительно сказал Федор зятю. — Там за то, что тебя напрасно взяли, может, и нужно будет от еды отказаться…

— Не разговаривать! — заорал полицейский и поднял было руку, чтобы ударить Федора.

— Ваше благородие! — крикнул Демьян. — Это что же? И при свидетелях будут избивать?..

— Не трогать! — сердито приказал Нехорошко, трудясь над окороком.

Аксюта, кинувшаяся было вперед, застыла на месте, бросив на Демьяна взгляд, полный благодарности. Андрей стоял возле дрожек, судорожно вцепившись в короб. «Придет революция — за сегодняшнее много простим Мурашеву Демьяну, хоть он и сын выродка», — думал он.

В город влетели на взмыленных конях уже вечером. По приказу уездного, арестованных подвезли прямо к канцелярии уездного жандармского управления. «Пусть там разбираются, для рапорта материала довольно, ссориться с братьями Мурашевыми не стоит», — решил Василий Моисеевич.

Спустившись с пролетки, он направился в помещение.

— Ваше благородие! Дозволь проститься родным с арестованными, — попросил Демьян, заступая ему дорогу.

— Пусть прощаются, — кинул Нехорошко и пошел дальше, мельком взглянув на Аксюту.

Аксюта с Андреем и Демьяном подошли к арестованным. Карпов, обнимая и целуя Андрея, шепнул:

— Гурьича во всем слушай.

Аксюта замерла на груди мужа. Слезы градом катились по щекам.

— Сколько б ни пришлось ждать, о тебе только думать буду, дождусь вас с тятяней, заодно ведь стоять будете, — шептала она.

Кирилл, чтобы не заплакать, хмурился. Гладя жену по голове, он ответил:

— Каким был, таким и навсегда останусь. Расти дочку, не покидай маму и не забывай ничего…

Ему не хватало воздуха, трудно было дышать, но он крепился. Самое страшное уже случилось — разлучили с ней, — а остальное все можно вынести.

Когда на крыльце показались жандармы, Федору протянул руку Демьян.

— До свиданья, Федор Палыч! О жене не беспокойся. Меня прости, что поздно поумнел, — сказал, пристально смотря Карпову в глаза.

Федор обнял его, и Демьян, всхлипнув как-то по-детски, трижды поцеловался с ним. Потом так же простился с Кириллом.

— Хватит! Пошли, пошли! — скомандовал жандарм и ловко защелкнул на руках арестованных кандалы.

Аксюта прокусила губу, и струйка крови потекла у ней по подбородку. Уже с крыльца арестованные на миг оглянулись.

— Аксюта! Мы вернемся! — крикнул Кирилл, но его подтолкнули и дверь за ним закрылась.

— Может, к нашим поедете? — нерешительно предложил Демьян.

Аксюта отрицательно мотнула головой, говорить не могла.