Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы - Эмиль Верхарн

Игрена. Иду, иду!..

Тентажиль. Вокруг меня так темно!..

Игрена. Защищайся, отбивайся, растерзай ее!.. Не бойся!.. Одно мгновение!.. Я тут!.. Тентажиль!.. Тентажиль! Ответь мне!.. На помощь!.. Где ты?.. Я помогу тебе… Поцелуй меня… через дверь… тут… тут…

Тентажиль (чуть слышно). Я здесь… я здесь… сестрица Игрена…

Игрена. Вот тут, вот тут!! Я тебя целую — ты чувствуешь? Еще! Еще!..

Тентажиль (все слабее и слабее). А я — тебя… Сестрица Игрена… Сестрица Игрена!.. О!

Слышно, как за железной дверью падает маленькое тело.

Игрена. Тентажиль!.. Тентажиль!.. Что с тобой?.. Верните мне его! Верните мне его!.. Верните, ради бога!.. Я ничего не слышу… Что вы с ним сделали?.. Не мучайте его!.. Он — малое дитя!.. Он не сопротивляется… Глядите же, глядите!.. Я не строптивая… Я стала на колени… Верните его нам, молю!.. Не ради меня одной… Я все для вас готова сделать… Я не злая, вы видите… Я вас молю… Я ошибалась… Я покоряюсь вам всецело… Я потеряла все… Надо было наказать меня иначе… Многое могло бы причинить мне больше горя… Если вы любите причинять горе… то вы увидите… Но этот бедный ребенок ничего дурного не сделал… Я говорила про вас неправду… Но я не знала… А теперь я знаю, как вы добры… Надо же наконец простить!.. Он так юн, так красив и так мал!.. Поймите, что это немыслимо!.. Он обвивает своими ручонками вашу шею, его уста приближаются к вашим устам; сам бог не мог бы устоять… Вы откроете дверь, не правда ли?.. Я почти ни о чем не прошу… Только бы свидеться с ним на миг, на краткий миг… Я не могу припомнить… Понимаете?.. Я не успела… Чуть-чуть приотворите — и он пройдет… Это ведь не трудно…

Долгое неумолимое молчание.

Чудовище!.. Чудовище!.. Я на тебя плюю!.. (Опускается на пол и, обняв руками дверь, тихо рыдает во тьме.)

Метерлинк. «Чудо св. Антония»

Монна Ванна

Перевод Н. Любимова

{51}

Действующие лица

Гвидо Колонна — начальник гарнизона в Пизе.

Марко Колонна — отец Гвидо.

Принчивалле — наемный полководец флорентийского войска.

Тривульцио — комиссар Флорентийской республики.

Борсо, Торелло — лейтенанты Гвидо.

Ведио — адъютант Принчивалле.

Джованна (Монна Ванна) — жена Гвидо.

Синьоры, воины, крестьяне, горожане.

Первое и третье действия происходят в Пизе, второе — в ее окрестностях. Конец XV века.

Действие первое

Зала во дворце Гвидо Колонны.

Явление первое

Гвидо и его лейтенанты Борсо и Торелло стоят у открытого окна, в которое видны окрестности Пизы.

Гвидо. Мы — на краю гибели, и это вынудило синьорию{52} поведать мне все то, что до сих пор она столь тщательно от нас скрывала. Флорентийцы окружили оба войска, которые в помощь нам снарядила Венеция: одно — под Биббиеной, другое — под Эльчи. Горные тропы Вернии, Кьюзи, Монталоне, Ареццо и все казентинские ущелья — в руках у неприятеля. Так! Мы отрезаны от всего мира, Флоренции мы отданы во власть, пред нею пасть нам ныне суждено: ведь не в ее обычаях и нравах щадить того, кто ей уже не страшен… Народ и войско пока еще не знают о наших неудачах, но тревожные слухи ползут, ползут… Что скажут воины и горожане, когда узнают истинную правду?.. Их лютый гнев, отчаянье и ужас падут на нас, падут на синьорию… Они освирепели, они обезумели от трехмесячной осады, от бесплодного героизма, от голода, — немногим городам пришлось столько вынести. Их покорность держится на волоске, и, если последняя надежда рухнет, они взбунтуются, враг ворвется — и городу конец…

Борсо. У воинов моих ни стрел, ни пуль. Подвалы обойдите все подряд — пожалуй, порошинки не найдете.

Торелло. Третьего дня я выпустил последнее ядро по батарее Сант-Антонио и по башне Стампаче. С одними шпагами даже страдиоты{53} отказываются идти к бойницам.

Борсо. Вон там союзники венецианцы ту крепостную стену защищали, но брешь длиною сажен в пятьдесят в ней проломили пушки Принчивалле… Стада овец свободно там пройдут… Такой огонь не выдержит никто… Албанцы, пехотинцы из Романьи — все объявили мне, что, если нынче капитуляции мы не подпишем, они без промедленья разбегутся.

Гвидо. За последние десять дней синьория три раза посылала старейшин для переговоров о капитуляции, но ни один из них не возвратился…

Торелло. Принчивалле не прощает нам убийства своего лейтенанта Антонио Рено, растерзанного на улице нашими рассвирепевшими крестьянами. Флоренция воспользовалась этим, чтобы объявить нас вне закона, и намеревается обойтись с нами, как с варварами.

Гвидо. Отца родного я послал с наказом все объяснить и как-нибудь загладить бесчинство обезумевшей толпы, которую мы не могли сдержать. Заложник то священный, но и он доселе не вернулся…

Борсо. Вот уж больше недели со всех четырех сторон беззащитный наш город открыт. Стены разрушены, пушки безмолвствуют. Что ж Принчивалле медлит на приступ идти? Боится ловушки? Решимости не хватает? Или тайный приказ из Флоренции он получил?

Гвидо. Запомните: Флоренции приказы таинственны, загадочны, темны, но замыслы ее, как день, ясны. С Венецией давно в союзе Пиза, а это, знаете, дурной пример для всех тосканских малых городов… Республику Пизанскую стереть!.. И вот Флоренция тайком, украдкой, с присущей ей коварною повадкой оружие отравой пропитала: ведь то она пизанцев подбивала и на жестокость и на вероломство, заранее пытаясь оправдать весь ужас будущих своих злодейств. Я убежден, что на расправу с Рено лазутчики, подосланные ею, крестьян пизанских тайно подстрекнули. И, право, не случайно Флоренция двинула на нас самого жестокого из своих наемников, этого зверя Принчивалле, который стяжал себе печальную славу при взятии Пьяченцы: будто бы по ошибке он перебил там всех воинов и продал в рабство пять тысяч женщин.

Борсо. Слух не достоверен. Во всем этом повинен не Принчивалле, а комиссары Флоренции. Сам я никогда не видел Принчивалле, но его знал один из моих братьев. По происхождению он варвар. Его отец — не то баск, не то бретонец — держал в Венеции ювелирную лавку. Принчивалле не знатного рода, это несомненно, но он не зверь. Говорят, что он человек вспыльчивый, своенравный, распутный, опасный, но честный. Я безбоязненно ему бы отдал шпагу…

Гвидо. Спешить не следует — она вам пригодится. Сначала давайте посмотрим, каков он на деле, — тогда будет видно, кто из нас прав. А пока что прибегнем к последнему средству — человеку нож в сердце вонзили, а он головой все еще бьется и все еще шевелит руками. Во-первых, надо сказать всю правду и ратникам, и крестьянам, укрывшимся в городе, и самим горожанам. Надо им втолковать, что противник капитуляции не предлагает и что эта война не похожа на прежние мирные войны, когда две несметные рати сойдутся, с утра до ночи бьются, бой утих — и осталось трое раненых в поле, не боле. Не безвредная это осада, когда в город входил победитель, точно гость дорогой, и потом до конца своих дней в дружбе жил с побежденным. То борьба не на жизнь, а на смерть, когда жены и дети…

Явление второе

Те же и Марко…

Входит Марко. Гвидо с распростертыми объятиями бросается к нему.

Гвидо. Отец!.. Нам, страждущим, — и вдруг такое счастье!.. Вот так в ненастье луч зари блестит. О чудо из чудес! Ты снова здесь, а я уже надеяться не смел!.. Но двигаешься ты с трудом… Ты ранен? Тебя пытали?.. И ты спасся бегством?.. Что сделала Флоренция с тобой?..

Марко. Ничего, слава богу! Флорентийцы — не варвары!.. Они меня приняли, как почетного гостя. Принчивалле знаком с моими трудами. Мы с ним толковали о трех диалогах Платона, которые я обнаружил и перевел. А хожу я с трудом, оттого что я стар, оттого что был долог мой путь… Отгадай, кого я увидел в походной палатке у Принчивалле?

Гвидо. Ну, конечно, неумолимых комиссаров Флоренции…

Марко. Да, они тоже там были, вернее — один из них, я одного только видел… Но сначала меня познакомили со знаменитым Фичино, открывшим Платона… Марсилио Фичино{54} — это как бы душа самого Платона{55}, снисшедшая снова на землю!.. Я бы отдал десять лет жизни, чтобы повидать его прежде, чем сокрыться туда, куда все люди уходят… Мы с ним были похожи на братьев, наконец отыскавших друг друга… Мы говорили о Гесиоде{56}, об Аристотеле{57} и о Гомере… Ему удалось обнаружить неподалеку от ратного стана, в оливковой роще, покрывающей берег Арно, зарытый в песок торс богини — такой красоты, что, увидев его, ты не вспомнил бы о войне… Мы стали копать еще глубже — и нашли две руки. Эти прелестные, топкие руки были созданы словно затем, чтобы вызывать на лицах улыбки, чтобы перлы росы рассыпать на заре… Одна из них была согнута так, словно персты ее касались груди, а в другой ручку от зеркала богиня держала…