Авиаторы Его Величества - Василий Вадимович Зеленков

назвал имя леди Ами́ллы Ке́лтрин, дочери покойного достопочтенного графа Гамчева, но Лем и так поняла, о ком речь. Чтица Службы работала под прикрытием – коллеги заботились о ее анонимности. Амилла не только вычислила в Гите корабль с Дланью, но и помогла лично Марии, поддержав на приеме. После многих лет в небе доктору тяжело дался визит в светское общество Альконта.

– Сеннет Вейс использовал странное устройство! Ободок с наушниками и верньером! – рука напоминала разбухший батат. Севан отбросил жалость к себе, достал из кармана мундира флакон и втер мазь в кровившие трещины. – Он разговаривал с бароном Архейм! Тот находился за пределами Гита!

– Любой дурак соберет блокиратор, если есть детали и пара антенн! – неожиданно резко крикнул Вильгельм. – Никаких Инженеров! Важен радиус действия и диапазон частот! Тут все загасили!

– Диапазон! Правильно! Наши забивают пару-тройку каналов! И площадь маленькая! Здесь что-то сильнее! Подключили передатчик к местной сети радиоблокираторов или мощному ретранслятору! Леди Риволл начала собирать людей раньше, чем перекрыли канал Службы! Мне нужно с ней связаться!

– Виго, запеленгуешь сигнал?! Мы не проверим все ретрансляторы!

– Конечно! А шторм с радостью подождет!

– Хватает времени на сарказм – хватит сил справиться!

– Обожаю тебя, капитан! – невзирая на язвительный тон, штурман был напряженнее некуда – костяшки сжимавших штурвал пальцев побелели. Он пропустил воздушную яму, и «Аве Асандаро» накренился. – Цверг!..

– Кто ведет эту лохань?! – в рубку влетел Трифон Иклид, повиснув на двери. – Мелкий сказал, тут доктор! Ян умирает!

– Док и ведет! Капитан, триангулируешь?!..

– Покажи на плане откуда! Севан, не забыл курс Академии?!

Гитец быстро затолкал флакон обратно в карман. Сдавив здоровой рукой поручень рядом с откидным сиденьем, он отстегнулся, встал и завис над Вильгельмом. Штурман отметил на экране с планом местности несколько точек и, уступив кресло, ринулся за Иклидом.

Севан опять натянул перчатки. Правая рука безошибочно легла на приемно-индикаторное устройство.

Лем показала ему большой палец.

Надавив на штурвал, она впечатала регуляторы скорости в пол, заставляя «Аве Асандаро» прорываться к земле сквозь непогоду, и прикусила верхнюю губу: «Давай, мой хороший…»

Дизельные двигатели взревели взбешенными динозаврами. Замигал фонарь резервного освещения. Индикаторы мощностей подскочили до красных секторов шкал. Заверещала сигнализация.

– Поворот на час! – распорядился Севан.

«Не подведи, Кас», – мысленно попросила капитан.

Они не раз летали без связи, отрабатывая схему на случай критических неполадок. Это было как идти с завязанными глазами по узкому мосту над бездной, взявшись за руки и доверившись друг другу.

Да, Лем мастерски управляла галиотом, чувствовала его как саму себя и выучила наизусть все повадки и капризы. Но лишь Константин по-настоящему знал, как тот устроен: балансиры, дизели, электрика, гидравлика. Механик считывал желания капитана по колебаниям приборов и тонко настраивал корабельный организм, помогая исполнять задуманное.

Золотистый фюзеляж с подпалинами феррита на брюхе и крыльях продырявил шторм и завис под фиолетовыми тучами; металл напряженно дребезжал. Ливень с удвоенной силой заколотил по обзорному куполу. Подгоняемая шквалами вода растеклась горизонтальными ручейками.

– Что, во имя Белого Солнца, происходит?.. – вдруг потрясенно прошептал Севан.

Лем посмотрела на Венетру.

Линии огней, очерчивавшие улицы, дороги, ярусы, воздушные порты и заводы, гасли одна за одной. Будто кто-то постепенно отключал городские трансформаторы и перекрывал газовые трубы, оставляя только антрацит гор, непроглядное небо, лиловый шторм и лазуритовые зигзаги молний.

Севан отвел глаза от потемневшей Венетры.

Интуиция продолжала молчать, накрепко запечатанная просветленными Церковной школы. В груди заколыхалась паника.

Усилием воли он сконцентрировался на навигационной карте.

– Цвергова срань! – вызверилась Лем, неясно, на погоду или на отключение электричества. – Виго!!! Шевелись!!! Ты нам нужен!!!

От капитанского окрика Вильгельм вздрогнул и сосредоточился. Он отбросил в сторону уже снятый редингот, закатал рукава молочно-бежевой рубашки и склонился над пациентом.

Яннис Ропулус лежал на койке, пристегнутый тремя ремнями: через грудь, через пояс и чуть ниже колен. Он еле дышал. Вильгельм вогнал ему в руку иглу для переливания – по дренажной трубке помчалась кровь сидевшего рядом Фаддея Никиса.

Тот дернул краем рта в подобии благодарной усмешки:

– Ян выживет, док?

– Не знаю, – честно ответил Вильгельм, прокаливая хирургическую иглу над газовой горелкой; руки слегка дрожали. – Иклид, да?.. Введи морфий.

Вильгельма не пугала операция. Рана была неопасной, однако Ропулус потерял слишком много крови. Вытащить дрянь, продезинфицировать, зашить и убедиться, что пережил переливание. После – воля Младших Богов.

Времена, когда Вильгельм настоял бы на доскональном обследовании Никиса или предпочел взять консервированную кровь, канули в прошлое. Теперь ему хватало совпадения групп и заверений донора «это не впервые».

Просто слова Севана, а теперь еще и переоборудованная под лазарет каюта всколыхнули в памяти худшие дни. Те события, о которых Вильгельм отчаянно не хотел вспоминать.

Вообще никогда.

Штурман протащил нить через ушко иглы, стараясь не замечать, как придвинулись к нему, словно в кошмаре сумасшедшего, деревянные шкафы-витрины. За надраенными дверьми поблескивали хирургические инструменты, желтели промасленные конверты с лекарствами и перевязочными материалами, теснились склянки из темного стекла и прозрачные бутыли со спиртом. Пространство сгущалось и давило, вынуждая самообладание трескаться.

Как в замедленном кино, Вильгельм стиснул иглу держателем и принялся накладывать швы. Ропулус застонал, не приходя в сознание; на золотистых висках выступил пот.

«Соберись, подонок, – обозлился на себя штурман. – Хотел спасать людей? Профукал талант на эксперименты! Искупай. Может, Младшие Боги сжалятся и не бросят Хозяйкиным псам. От Белого Солнца милости ты уже не дождешься. Лишь бы джентльментишка не ошибся, и это греонцы…»

Вильгельм сглотнул.

Для многих Северный Данкель был страной за «железным занавесом». Но еще пять лет назад Вильгельм точно знал, что там происходило. Пугающие воспоминания сохранились тусклыми черно-белыми с алыми прожилками снимками. Память поглотила самые тяжелые дни, не дав ему спятить.

Он родился на юге. Начитался подпольных газет, наслушался горячих речей – и отправился воевать за север. Молодой студент-медик ненавидел монархию, возмущался бременем налогов и бредил идеями свободы. Он от души радовался, когда герцоги схлестнулись и змея Короны впилась в собственный хвост. Вильгельм искренне считал себя частью Белого братства и с нетерпением ждал освобождения Данкеля от «венценосных паразитов».

Когда страна треснула, он служил младшим военфельдшером в одном из пехотных корпусов. Медицинская бригада насчитывала дюжину человек. Ее возглавлял спокойный пожилой мужчина, аристократ и редкий профессионал. Он часто критиковал работу Вильгельма. Лишь гораздо позже тот понял, что командир просто учил его – и обучил прекрасно.

Во время бунта старик отказался присоединиться к восставшим, и Вильгельм вспорол ему штыком живот. Искаженное агонией лицо командира до сих пор являлось штурману в кошмарах.

Он провел в полевых госпиталях немного времени, но насмотрелся на мертвых и калек. Одних раненых ставил на ноги, другие умирали у него на руках. Сам тоже убивал – тех, кого считал врагами. Смерть превратилась для Вильгельма в обычное дело, чужая боль – в рутину. Он начал сходить с ума.

С фронта его