Карьера - Александр Николаевич Мишарин

Он повернулся к Ивану Дмитриевичу.

— Если он… ваш прямой руководитель! Слишком бережет вас!.. Или еще хуже! Так сказать, на поводу у вас…

— Ты что?! — поморщился Логинов. — Говори! Да не заговаривайся…

— Так вот… — настойчиво продолжал Корсаков. — На поводу у вас!

Логинов быстро и зло посмотрел на него, но не решился прервать его.

— Завтра! Я буду в Москве! И буду разговаривать о вас… Дорогой мой… Неудавшийся зять!

— Дед! Ну, что ты! — взметнулась, вскрикнула Галя. — Деда…

— Мои дети и внуки останутся здесь! И за эту ночь… Я все сам выясню у них… — Он ударил кулаком по столу. — Все! Я буду знать больше, чем вы даже хотите… чтобы я знал!

— Лина! — крикнул было Нахабин.

— Я сказал… Не кричать в моем доме! — грохнул по столу кулаком старый Корсаков.

Он обвел всех глазами.

Задержался на Логинове, который сидел, опустив голову.

Сделал широкий и достаточно определенный жест рукой — мол, все свободны.

— Машину? Завтра? За вами прислать? — еще раз попытался сгаерничать Нахабин после неловкой паузы.

— Будет! — спокойно, даже примирительно ответил старик. — Все будет, дорогой мой мальчик. И машина тоже будет!

Пройдя к двери, он сам распахнул ее перед Нахабиным.

— Прошу! Спокойной ночи…

Все потянулись из столовой.

Галя, Февронья Савватеевна и Лина бестолково мельтешились на кухне. Нахабин обернулся к Лине. Прочел по ее губам имя Жигача. И вдруг взорвался:

— Все! Отъездился!.. Не выездной!

Хотя он и сказал это шепотом, Генка от этих слов пулей взлетел по лестнице на свой чердак.

Логинов по-прежнему сидел один посреди разгромленного стола.

— А тебе… что? Особое приглашение? — недобро спросил старый Корсаков.

— Александр Кириллович… — Тихо начал тот. — Ты понимаешь… Чем это все грозит? Что ты… хочешь затевать?

— Для меня? Чем «грозит»? — Корсаков сделал паузу. — Все тем же — смертью.

— А для меня?

Логинов поднял на старика глаза. Они были больны, доверчивы и просили пощады.

Корсаков отвернулся.

Потом сделал шаг, другой к двери. Так же доверительно, тихо сказал: «А я, может… Умру сегодня! В постели?»

Логинов опустил голову.

— Уходи, уезжай! — повысил голос старик.

Логинов подошел к нему, осторожно обнял его. На секунду ткнулся в седую щетину.

— Какой-никакой, а я ведь… Корсаков! Хоть и старый, древний! Но мужик. Глава дома… Имени.

Он сделал жест рукой, показывая то ли на комнату, то ли имея в виду что-то гораздо большее, чем его дом… И тихо добавил:

— Здесь есть еще кое-что мое… И немало! Моего.

— Я тебя спрашиваю! — повысил голос дед.

— Не кричи!.. — испугался Генка. Огляделся. — Как это дед добрался по лестнице до его чердака?

— Чего не стрижешься? — уже тише спросил Александр Кириллович. — Вроде бы… Грива нынче не модна?

— Не на что, — огрызнулся Генка. — Подкинь «тенчик» — постригусь! Даже одеколоном освежусь. Рядом с нами в гостинице аж французский завели!

— Тише! Забыл, что дед еще не глухой?! — Старик усаживался глубже в плетеное кресло рядом с Генкиной раскладушкой. — Что? Ушел из грузчиков?

— Откуда?..

— Ты же в Аэрофлоте… Грузчиком был оформлен… На заграничных линиях. Даже — с допуском!

Генка побледнел.

— Кто? Сказал?

— «По своим каналам!» — старый Корсаков попытался не потерять шутливый тон. — Небось на кого-нибудь из отцовских приятелей вышел. Выканючил: «Дядя Миша… Тетя Маша…» Говори, кто помог тогда туда устроиться?

— У тебя же… «свои каналы?» — попытался еще сопротивляться Генка. — У меня «свои»!

— Ну! — стал недобрым дед. — Говори!

— Они сами меня нашли. Сказали… Ну, что я стану самостоятельным… Ну, и бабки, конечно, были нужны!

Старик сидел, упорно глядя перед собой.

Он не видел внука, а только пытался понять — когда же все это было? Не больше месяца-двух назад! А Кирилл и его жена ничего не знали?

Не знали, что Генка, их сын, значит, уже тогда… Попался «им» на удочку? «Обработан»?

Конечно, парень здоровый. Работа — легкая… Международный аэропорт… Всякие там «Кэмелы», «джинсы», «блекфауэры».

Но главное — доступ к вещам… Прошедшим таможню?!

Идеальная биография Генки… Кирилла! Его, Корсакова, имя как прикрытие!

Но чем Кирилл был им так опасен?! Не только же телеграммой, о которой говорил Иван!

Да! Так опасен, что они готовы даже разделаться и с ним. И с Генкой!

— А почему тогда, когда… Вы еще уезжали на юг? За тобой уже охотились те двое?

Генка молчал.

— Почему они хотели… Расправиться с тобой?

Генка поднял лицо — оно было покрыто красными пятнами. Бесслезные глаза горели страхом.

Старик встряхнул внука, и тот, наконец, заговорил:

— Когда грузили контейнер одного отъезжавшего… Он какой-то наш… Но не русский. Контейнер ударился и развалился. А там было…

— Что? Что там было?!

— Ну, всякое… Золотые вещи! Антиквариат… То, что не было в таможенной записке…

— А кто кроме тебя… Это видел?

— Я! И те… двое! В бункере. Там больше ни души не было! Они-то знали, кажется… Что там — не то! Хотя это шло… Ну, в общем, контейнер этот шел не через таможню! А по их каким-то каналам!

Александр Кириллович молчал, опустив глаза.

«Хватит ли у него сил?»

Молчал и Генка.

— Что ты сделал… Тогда? — наконец, тихо спросил дед.

— Убежал! Просто убежал… Домой! — Генка поднял глаза на деда, надеясь на его одобрение. — Мы же собирались уезжать на юг? С мамой… Но эти… так — «Мелкие собаки».

— И ты тоже… «Мелкая собака»?! — не выдержал, сорвался на крик старый Корсаков. — Как ты мог связаться… С такими людьми?! Ты брал какие-нибудь деньги? Вещи! Сигареты?

— Зарплату… я брал! — тоже крикнул Генка. — За то, что на горбу ящики таскал!

— Тебе, что? Не хватало?

— Значит — не хватало! Много…