Ай да Пушкин, втройне, ай да, с… сын! - Руслан Ряфатевич Агишев

одной левой рукой собрать. Ручка гранаты из дерева, внутри нее терочный запал. Корпус из легкой жести с взрывчаткой и кусочками железа. Все.

— Вот, рядом лежит сегодняшняя граната французского производства, принятая на вооружение в современной российской армии.

Пушкин показал на неровный серый металлический шар с кончиком шнура для поджога.

— Настоящий гренадер может кинуть эту гранату в среднем на двенадцать — пятнадцать шагов. Мало, очень мало, учитывая, что дальность поражения из гладкоствольного ружья составляет около ста шагов. Моя же граната, благодаря длинной ручке и увесистости, может запросто улететь на тридцать пять — сорок шагов. Чувствуете разницу?

Поэт взял из ящика свою гранату, резко дернул за веревку и с силой швырнул ее от себя. Колотушка взлетела вверх, кувыркаясь в разных сторонам. Шагов на тридцать точно улетела, а через несколько секунд раздался взрыв и начал поднимать белесый дымок.

— Имея ящик таких гранат, гренадер на грамотной позиции может роту остановить.

Пушкин рассказывал, а перед его глазами стояли живые картинки из многочисленных военных фильмов. Вот немецкая пехота рассыпается в атаке на бетонный дот, в амбразуре которого захлебывается огнем станковой пулемет. Двое немцев подобрались с тыла и метнули гранаты. Раздался сдвоенный взрыв, и из амбразуры дота повали черный дым. В другом сюжете небольшая группа партизан с криками «Ура» закидали колотушками немецкий обоз, только что въехавший на деревянный мост.

— Хваткая ручка! Достал, дернул за веревку и сразу же кинул, — Александр схватил вторую гранату, споро дернул за веревку и тут же метнул ее в даль. Получилось все быстро, четко, любо-дорого смотреть. — Удобно, безопасно носить. Здесь есть специальный крючок. Вот, зацепил за пояс, повесил…

Честно говоря, он ни капли не сомневался, что Военно-ученая комиссия по главе с министром руками и ногами ухватятся за это изобретение. Ведь, не нужно было быть гением, чтобы видеть преимущества этой гранаты по сравнению с французской гранатой у русских солдат. Военным же, которыми и были члены комиссии, сам министр, все вообще должно было понятно без всяких слов. Словом, ни капли не сомневался в своем успехе, а зря.

Возбужденный, разгоряченный поэт повернулся к остальным и улыбка начала медленно «сползать» с его лица. Присутствующие, включая самого министра, смотрели холодно, с раздражением.

В этот самый момент военный министр демонстративно зевнул и громко бросил:

— Какая чушь! И за эти деревяшки с жестянками военное министерство должно платить деньги?

И вслед за ним, словно по единой команде, разразились возмущенными возгласами и члены Военно-ученого комитета:

— Просто возмутительно!

— Это потеря времени! Зачем нам еще гранаты⁈ У нас же есть французские…

— Пустое прожектерство и высасывание из бюджета денег!

Министр с презрительной усмешкой подошел к Александру вплотную.

— Вы гражданский человек, а позволяете себя совать нос в дела, в которых совершенно не разбираетесь, господин Пушкин! Пороху не нюхали, а беретесь рассуждать о военном искусстве. Все это чушь, самая настающая чушь!

Генерал бросал презрительные слова так, словно гвозди забивал: резко, безапелляционно. При этом лицо кривилось в усмешке, а на гранаты смотрел так, словно это были детские игрушки.

— Война — это вам не кидание ваших деревяшек! Война — это сабельная сшибка, это драгунская или казачья лава, несущаяся вскачь так, что земля дрожит под копытами лошадей! Это не ваши гранатки, и не всякие там новомодные револьверы, и даже не нарезные штуцеры, а которые не напасешься патрон, это добрый клинок и верный конь! — генерал раскраснелся, правая рука то и дело дергала эфес клинка, словно хотела его вытащить. Сразу было видно, что он сабельный рубака и не раз участвовал в конной схватке. — Вот это настоящая война! Когда ты лицом к лицу, когда видишь перед собой оскалившегося врага, когда в тебя летят брызги крови! А вы мне тут свои игрушки суете…

За его спиной одобрительно гудели остальные члены Военно-ученого комитета, тоже заслуженные седовласые генералы с саблями у пояса. И они возбужденно сверкали глазами, с угрозой сжимали пальцы в кулаках, явно вспоминали о былых схватках, в которых участвовали.

— Намотайте на свой ус, господин Пушкин, пусть его даже у вас нет, — министр припечатал поэта уничижительным взглядом. — Война — это дело военных, а не гражданских штафирок! И ради Бога, занимайтесь своими стишками. Вы поняли меня?

Стоявший все это время молча, Пушкин спокойно кивнул головой. И одному Богу только было известно, как ему далось это каменное выражение лица и внешнее спокойствие. Ведь, внутри него все бурлило от жуткого ощущения, от сильно желания взять одну из гранат и, используя ее в качестве дубины, расквасить рожи этих возбудившихся от воспоминаний генералов. Взять, и хлестать со всей силы по самодовольным рожам — раз — два, раз — два, раз — два, раз — два! Хлестать, пока граната не превратиться в размочаленный веник, пока не превратиться в щепки!

— Понял, Ваше Высокопревосходительство, все понял, — тихо ответил Александр, начиная медленно собирать гранаты и складывать их обратно в ящик. — Благодарю вас за уделенное время и прошу извинить, что оторвал вас от несомненно важных дел на благо Отечества. Ваше Высокопревосходительство, господа члены Военно-ученого комитета.

Поэт поклонился и, не оборачиваясь, пошел прочь, к своей карете, что стояла в паре десятков шагов, у самой кромки поля. Сразу же за ним тащили ящик с гранатами двое его людей, последним шел его товарищ Миша Дорохов с хмурым каменным лицом.

В таком составе они добрались до экипажа, молча прикрепили ящик позади, расселись сами.

— … Хм, Александр Сергеевич, а что это было? — Дорохов, всегда сдержанный, и казалось, совсем не прошибаемый мужчина, выглядел совершенно растерянным. — Как же так?

Точно такими же пришибленными выглядели и двое других. Все трое бывшие военные, вышедшие в отставку прямо с Кавказской войны, прекрасно понимали, какие уникальные возможности для солдат дает эта граната в условиях горного боя. Это была просто палочка-выручалочка, способная спасти множество жизней, и не понимать этого для военного человека было просто никак не возможно.

— Может кто-то просто хорошо заплатил, чтобы ваши гранаты не прошли комитет? — предположил кто-то. — Это же государственные заказы, это огромные деньги для того, кто выиграет.

— Или это из-за вашей опалы, Александр Сергеевич…

Но Александр грустно покачал головой.

— Нет, тысячу раз нет, друзья, — вздохнул поэт. — К сожалению, причинами всего этого стали не подкуп и не моя опала. К сожалению, господа, и я вынужден это