Ай да Пушкин, втройне, ай да, с… сын! - Руслан Ряфатевич Агишев

Домашние так всполошились, что в доме попрятались. Они решили, что Александра Сергеевича арестовали, бросили в тюрьму, а теперь пришли и за ними. Дорохов, усы торчком, глаза бешенные, схватил аж три ружья и залег с ними у самой двери. Позади него Никитка, хозяйский слуга, топор с таким зверским лицом сжимал, что сразу ясно — если кто и пройдет в дом, то только через его бездыханное тело.

— Эй, я это! Слышите⁈ — громко крикнул Пушкин, едва выскочив из кареты. Для большего эффекта даже руками замахал, привлекая к себе внимание. — Миша, старина, знаю, что с ружьём залег! Смотри, не пальни в меня с испуга! Я это, я!

Александр подошел к крыльцу, еще раз взмахнул руками, топнул ногой в нетерпенье. Мол, выходите, хватит прятаться.

— Миша, выходи!

Наконец, дверь отворилась, и на пороге появился его товарищ, настороженно зыркавший по сторонам.

— Это же я! — широко улыбнулся Пушкин,

— А это кто? — Дорохов показал на казаков, с пиками застывших за спиной поэта.

— Мой эскорт, Миша. Теперь они всегда будут со мной.

Тот с подозрением посмотрел на казаков, потом на самого Пушкина.

— Неужели снова в министры пошли?

— Бери вы, Миша! — хохотнул Александр, тыкая характерным жестом в небо. — Теперь я наставник самого цесаревича. Ты рот-то прикрой — птица залетит.

Товарищ, и в самом деле, рот так раскрыл, что чуть челюсть не свихнул.

— Н-н-наставник цесаревича Константина? — заикаясь повторил Дорохов, смотря на Пушкина совсем «другими глазами». Дернув головой, он развернулся в сторону казаков. Теперь ему уже все было понятно: такой эскорт не мог быть у обычного министра, а вот у того человека, который будет обучать и воспитывать будущего императора, запросто. — В-вы станете учить будущего государя?

— Да, Миша, — кивнул Александр, приосанившись при этом. — Считай меня дядькой следующего императора…

Тут из-за его спины вышел слуга Никитка. Лицо ошарашенное, бледное, как смерть, похоже, что последнюю фразу только и услышал.

— Господи Боже мой, господи Боже мой, — только и повторял он снова и снова. — Господи Боже мой… Наш соколик как взлетел… Господи Боже мой.

Не прошло и пары минут, как дверь снова отворилась, пропуская вперед Льва, младшего брата Пушкина. Выглядел он тоже донельзя воинственно: с ружьем в одной руке, с саблей в другой, волосы всклочены, глаза в орбитах вращаются.

— Ба, Саш[А]⁈ Оказывается, ты весь этот переполох устроил!– радостно закричал он, бросаясь обниматься. — А мы тут в панику ударились, ружья и топоры похватали! Такого себе напридумывали, что и сказать стыдно! А это еще, что за явление Христа народу?

Оторвавшись от брата, Лев кивнул на казаков.

— Чего это они с тобой-то? Опять что ли в чем-то провинился?

— Как сказать, братишка, как сказать, — ухмыльнулся Александр. — С одно стороны, вроде награда, а с другой — вроде и наказание. Я же теперь наставник цесаревича Константина.

И вновь повторилось то же самое, что и со всеми другими. Лев на некоторое время застыл, просто открывая рот и не говоря ни слова. Только глаза пучил и невероятно гримасничал.

— Наставник цесаревича⁈ Господи! — задыхаясь от восторга, вскрикнул он. — Я же теперь такие дела смогу воротить, что мне никто и слова поперек не скажет…

* * *

Петербург. Дворцовая площадь

Кто другой, давно бы уже рычал от восторга, танцевал от счастья. Ведь, звание «наставник цесаревича» было сродни золотому билету, открывавшему перед тобой все двери, решавшему все твои проблемы. У тебя есть долги перед банком, так теперь управляющий банком лично придет и предложит тебе отсрочку платежа или, вообще, уберет его добрую часть. С тобой враждует сосед из полицейских или даже жандармов, так сегодня же он прибежит, и будет лебезить перед тобой, слезно извиняться. Богатый помещик хочет «оттяпать» кусочек твоей земли с лесом и деревенькой, так забудь о нем, больше ты о нем ничего не услышишь.

Наставник сутками находится рядом с цесаревичем. Ближе него у будущего императора только самые близкие родственники — отец, мать, братья и сестры. Неслучайно, многие из российских императоров на протяжении всей жизни с особой теплотой вспоминали своих воспитателей, а после их смерти заботились об их семьях — оплачивали долги, справляли дочерям приданное, устраивали сыновей в лучшие учебные заведения империи. Наставник цесаревича был одним из немногих, кто имел привилегию посещать государя без предварительной договоренности.

— Но, черт его дери, есть большое «Но», — с тяжелым вздохом Пушкин остановился прямо у главного входа в Зимний дворец и застыл на глаза у удивленной охраны. — Пожалуй, это «Но» не просто большое, оно огромное, не обхватить, не увидеть…

В этом «Но» было столько всего, что впору было бежать без оглядки от дворца, как можно дальше. Трудности и невероятные искушения будущего наставника «встречали» уже при входе во дворец, где встречи с ним искали десятки и десятки аристократов, которые раньше совсем не желали с ним знаться. Сейчас же заискивали перед ним, лебезили, улыбались, восхищались его стихами и пьесами. Подсовывали своих смазливых дочек и даже женушек, готовых едва ли не выпрыгнуть из своего платья. Те ловили его взгляд, нагибались пониже, чтобы продемонстрировать глубокое декольте, старались коснуться его и даже прижаться в каком-нибудь укромном уголке. Ловили каждое его слово, словно он был их самый близкий друг, родственник и член семьи. От каждого слова этих новоявленных друзей и знакомых несло ужасной приторной сладостью и откровенной фальшью. Честное слово, тошнота к горлу подступала.

Другой трудностью, которая ждала его, был сам цесаревич. Вроде бы совсем юнец двенадцати лет отроду, с которым у него, как у педагога с огромным стажем, совсем не должно быть проблем. Сколько таких сорванцов в будущем прошло через его руки, не сосчитать. Казалось бы, справиться с одним единственным ребенок — плевое дело, но не тут-то было.

— … Крепкий орешек, об который можно с легкостью обломать зубы.

Дело было в том, что Константин был младшим сыном Николая Первого и не считался наследником престола. К роли будущего императора готовили старшего сына Александра, к услугам которого были лучшие учителя и воспитатели, максимум внимания отца. Константин же должен был пойти по стезе военного и возглавить впоследствии военное или морское ведомство что и определило характер воспитания и обучения. Насколько понял Пушкин, цесаревича обучали спустя рукава, науки давали в усеченном форме.