Девочка в реакторе - Анастасия Котова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебя сегодня ночью видели с какой-то девицей! А утром я застаю тебя в чем мать родила!
– А тебе есть дело? Я свободный человек!
– У вас какие-то проблемы?
Мила вздрогнула и, обернувшись, увидела перед собой Легасова.
У него был усталый вид, он крутил пальцами сигарету, а в глазах царили такая апатия и безысходность, что девушка невольно посочувствовала ученому.
– Нет, все в порядке, Валерий Алексеевич!..
– Милочка, можно поговорить с тобой тет-а-тет?
Перепуганная девушка вопросительно посмотрела на Игоря.
Тот пожал плечами.
– Э-э-э… а в чем дело? Что-то случилось?
Легасов бросил взгляд на репортера, а затем тяжело выдохнул:
– Мне просто очень нужно с тобой поговорить.
Мила с наигранным равнодушием пожала плечами и пошла следом за академиком, спрятав в густых ресницах огонек беспокойства. Она буравила испытывающим взглядом спину попутчика и гнала прочь тревожные мысли: зачем так волноваться, если знаешь, что ничего дурного не совершала.
Или же дело было в другом?..
Они прошли в кабинет ученого, располагающегося в оперативном штабе, куда, опять же, допускали не каждого.
Над Чернобылем давно повис ореол таинственности и загадочности с оттенками легкого страха и бескрайнего любопытства. Каждый новый день как открытие, каждый новый час происходило полного волнения и испуга событие, заставляя вздрагивать от настоящего, пробирающего до костей, ужаса.
– Так о чем же вы хотели поговорить со мной, Валерий Алексеевич? И да, позвольте заметить, выглядите вы просто ужасно. Хотя-я-я это неудивительно, судя по тому, где вы работаете…
Легасов не произнес ни слова и, подойдя к мрачному закутку своей комнаты, отодвинул плотную штору.
Мила приподняла бровь и, нерешительно подойдя, заглянула внутрь.
– Это же та девочка, которую все ищут!..
– Это моя дочка.
Девушка застыла с раскрытым от удивления ртом.
– Дочка?! В смысле… дочка? А что она делает здесь, в Чернобыле?
– Мы с твоим супругом, Сашей, в последнее время перестали общаться. Он ушел в работу, ему стало не до дружеских разговоров. Мы тут все заняты, так что это ни в коем разе не упрек. И в какой-то момент я ощутил одиночество. У меня есть дочь, и не одна, и жена, а по сути, я… ну, я остался один. Мне не с кем поделиться, вылить свои эмоции, освободить душу, хотя иногда я позволяю себе согласиться с тем, что так намного лучше, так намного безопаснее.
– Валерий Алексеевич, я вас не понимаю.
– Зови меня просто Валера.
Девушка потупилась и смутилась:
– Но вы же старше…
– Мы здесь все равны.
Мила позволяла себе с этим согласиться.
– И что же вы… ты от меня хочешь?
“Все равно он не признается, по какой-такой причине здесь находится его дочь”
– Я спрашиваю это не из-за простого любопытства, я понимаю, насколько тебе сейчас трудно, и, судя по всему, на душе у тебя какой-то камень, поэтому ты ничего рассказывать не хочешь. Ну и, скорее всего, ты уже с кем-то делился своими переживаниями, но тебя не услышали и не поняли, поэтому ты обратился ко мне.
– Мне нужно, чтобы ты присмотрела за девочкой, – произнес академик, когда девушка окончила свою тираду. – Я уже обращался с этим к твоему мужу, но он меня не понял и отказал.
Понимаешь, в чем дело, моя дочь не так проста, как кажется. Я боюсь, что рано или поздно она поставит не только себя и меня под удар, но и всех нас. Я думал, что Александр Александрович мне в этом поможет, но он не готов помочь мне решить эту проблему.
Моих знаний недостаточно, и, если честно, я поставил свои профессиональные качества под сомнения…
– Прости, но я опять не понимаю, куда ты клонишь…
Их беседу нарушило появление заспанной девочки.
Она громко зевнула и посмотрела на парочку слегка удивленными глазами.
– Поздоровайся, это Мила. Я попросил ее присмотреть за тобой.
Малышка недоверчиво осмотрела Милу с ног до головы.
– Понимаешь, золотце, я здесь ненадолго. Мне предстоит скоро уехать.
Девчушка насупилась, поджав губы.
– Я понимаю твои чувства и приму их в расчет, но сделать пока что ничего не могу. Тебе лучше остаться здесь.
После
Раиса доплелась до кровати и рухнула на постель, не раздеваясь.
Разум погрузился в черную бездну, где не осталось места ни для ярких сновидений, ни для бурных, полных боли, воспоминаний.
Просто темное, бесформенное, нечто.
Оно затягивало все глубже и глубже, превращаясь в темное озеро с большими и постепенно исчезающими кругами.
– Нет, она не умерла, она просто спит. Но это такой страшный сон…
“Васенька?..”
И тут всплыли недавние события: радиологическое отделение, столица, погруженная в хаос, любимый муж, покрытый ожогами и чудовищными язвами, медленно превращающийся в ходячий труп.
И бездонные синие глаза маленькой девочки, смотрящие на еле живого пожарного через пленку барокамеры.
Раиса пришла в себя через трое суток.
– О господь благочестивий, наконец-то ты пришла в себя!.. – охнула матушка, всплеснув руками. – Я уж думала, ты умерла, господь милосердний, отче наш, нехай освятиться iм`я твоє…![30]
– К сожалению, я еще жива. – Девушка встала и огляделась вокруг. – Мне до сих пор не верится, что все это произошло на самом деле. Моего Васеньки больше нет!.. Я потеряла всякий смысл жить. У нас осталась только Наташенька… у меня только она осталась. – Она приложила руку к животу.
– Грех так говорить, доченька! Бог не дает испытаний, что нам не по силам!
– Тогда почему Бог все это допустил? Почему Он не смог ничего остановить? Изменить?! Почему Он ничего не сделал, что мы с тобой не страдали?!
– Не гневи Бога, доченька. Все самое страшное позади.
– Сомневаюсь.
Однажды во сне к Раисе пришла умершая пару лет назад бабушка. Она наряжала новогоднюю елку и насвистывала веселую песенку, вешая красивые и блестящие шары.
– Бабушка, почему у нас елка? Ведь сейчас только лето!
– Так надо. Скоро Васенька ко мне придет. И Наташенька тоже.
Раиса попыталась ухватиться за
