Девочка в реакторе - Анастасия Котова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Физического урода? Пожизненного инвалида?
Я не хочу обременять себя подобными заботами, да и тебя тоже.
Я знаю, что с мамой вы не особо ладили, вы совершенно разные люди. Но передо мной стоял непростой выбор – мама или муж, зараженный радиацией. Я понимаю, насколько это смешно сейчас прозвучало, я даже рассмеялась – ну что за глупость я пишу? Что это – влияние маминых слов или токсикоз?
Впрочем, неважно.
Ты знаешь, насколько бывает убедительна моя мать. Ее друзья и знакомые, те самые эвакуированные беженцы из Чернобыля, рассказывали нам немыслимые вещи. Я слушала их и не хотела в это верить, но понимала, что все сказанное ими – самая настоящая и самая суровая правда.
Каждый из нас привык жертвовать собой в угоду другому, пусть этот другой – наша общая с тобой страна.
Но я все равно считаю лишним бездумно жертвовать собой даже ради страны!
Особенно когда есть… или будет… семья и дети.
Мы, молодые, в нас течет горячая кровь, и некоторые превратности жизни познаешь лишь в глубокой старости.
Я тебя утомила, верно?
Я всего лишь хочу донести до тебя то, что с нами произошло. Мне пришлось принять непростое решение: наша семья, если ее можно так назвать, существовать больше не будет. Ей не суждено быть.
Радиация хуже чумы, она съедает все на своем пути.
Она съела нас с тобой. И нашего будущего малыша.
Ты скажешь глупости, но…
Мама…
Она была убедительна, как и ее друзья.
Я согласилась с ними.
И подала на развод.
Мы с тобой отныне чужие люди.
Я боюсь радиации, я боюсь Чернобыля в своем доме, мне не нужно, чтобы в меня и моего ребенка тыкали пальцем, я этого не заслуживаю!
И еще…
Я сделала аборт.
Мне пришлось!..
Радиация…
Заканчивая это письмо, хочу сказать: будь счастлив. Не жалей ни о чем. Ты поступил правильно, хоть и погубил нашу семью.
С любовью,
Твоя Люся.
Книга Пятая. "Дети Чернобыля"
Глава I
Второе мая, девяносто первый год
– Не нравится мне, что они живут среди обычных детей.
– Кто – “они”-то?
– Да эти, из Чернобыля…
– Их стоит отвести в “Пальмиру”…
– Думаешь?
– А как иначе? Они наших перезаражают!
– Ты что здесь делаешь?!
– А ну брысь отсюда!
Лена побежала по длинному коридору до упора, свернула направо и на одном дыхании преодолела лестницу, ведущую на второй этаж.
Дети, прибывшие из Чернобыля несколько лет назад, вынуждены были сидеть в закрытой секции, куда никого не пускали. Для проверяющих они находились далеко отсюда, чтобы не возникало проблем.
– Ну что?!
Елену окружили у входа в секцию.
– Ничего. Ничего хорошего! – Лена раздраженно убрала длинный светлый хвост за спину. – Нас хотят отправить в “Пальмиру”!
Среди детей волной прокатился вздох ужаса и испуга.
– Что?..
– К “мутантам”?!
– Вообще-то, “Пальмира” – бывший пионерский лагерь, переделанный под санаторий…
– Для таких, как мы! Они нас за людей не считают!
– Лена, придумай что-нибудь, так жить больше нельзя!..
Елена обвела взглядом небольшую команду чернобыльских ребятишек. Пятеро девчонок и трое мальчиков. Среди них не оказалось новенькой, девятилетней девочки с волнистыми тяжелыми и темными волосами. Она как раз вышла из спальни, широко раскрыв рот, из которого не раздалось ни звука. На ней была надета пижама, которая, казалось, сшита на размер меньше, а босые ноги шлепали по холодному бетонному полу.
Малышка уставилась на небольшое собрание пронзительными синими глазами.
– О, смотрите-ка, Персик проснулась!..
Ее прозвали так из-за неестественного румянца на правой щеке.
Лена уперла руки в бока и испытывающим взглядом посмотрела на девочку.
Ее появление в московском, вполне обычном и старом, детском доме, выглядело весьма необычно: солдаты, одетые в форму и бронежилеты, с автоматами в руках, сопровождали девочку в бледно-розовом пальто, едва прикрывавшее колени, без каких-либо вещей. Впереди шли двое в защитных, белых, костюмах, которые Лена запомнила на всю жизнь – незваную гостью привезли прямо из Чернобыля.
– Поживи пока здесь, хорошо? – обратился к малышке один из сопровождающих. – Для тебя же будет лучше, если ты проведешь здесь какое-то время, пока мы не найдем твоего обидчика. А потом ты вернешься обратно.
Девочка лишь смиренно опустила взгляд синих глаз, пряча в густых ресницах огонек недовольства.
Уже поздним вечером, когда их отправили спать – им запрещалось по ночам покидать комнаты без особого разрешения, – Лена вытащила из-под подушки старую потрепанную фотографию отца в военной форме и, разглаживая снимок, любовалась его утонченной стройной фигурой. Не успела пустить слезу, как обычно она делала, уложив своих по постелям, как к ней подошла новенькая и внимательно вгляделась в изображение в ее руках.
– Это мой папа.
Девочка опустила глаза.
– У тебя родители есть? Мама? Папа?
На последнем произнесенном слове малышка тяжело вздохнула и, поджав губы, тихонько заплакала.
– Твой папа умер?
Она слабо кивнула.
– О… сочувствую.
Девчушка присела на краешек кровати и уткнулась взглядом в босые ноги.
– Мой папа жив, я просто очень хочу его найти. Он остался в моем родном городе, в Чернобыле. Ты же тоже оттуда.
Маленькая собеседница промолчала.
– Мне говорили, что ты немая. Это из-за радиации?
Девочка отрицательно покрутила головой.
– Я отлично тебя понимаю, солнышко. – Лена прижала ее к себе, позволяя положить голову на свои колени. Пропустила сквозь пальцы тяжелые темные пряди. – Я сама страшно скучаю по своему папе. Тебе я очень сильно сочувствую, правда. Нелегко пережить такое горе…
Елена почувствовала, как горячие слезы потекли по ее ногам.
– Мне месяц назад исполнилось одиннадцать. Пришлось приложить немало усилий, чтобы принять все как есть… и жить дальше. Я пообещала себе, что отыщу отца, как
