Девочка в реакторе - Анастасия Котова

и, не обнаружив свою малышку, тут же вскочила и, тихонько приоткрыв двери, вышла в коридор.

Босые ноги осторожно ступили по холодному бетонному полу.

На посту медсестры не оказалось.

За окном стояла глубокая ночь. Царила такая непроглядная темень, словно все звезды на небе заодно с полумесяцем внезапно погасли.

Здесь, в столице, чернобыльский свет был недосягаем – электростанция питала лишь украинские города.

Но – то ли от отчаяния, то ли от постоянно присутствующего страха, – казалось, заверни ты за угол, как тут же на тебя нахлынет длящийся больше трех месяцев кошмар.

Неожиданное запустение привело обескураженную девушку в панику.

Она судорожно замотала головой и прерывисто задышала, чувствуя, как когти неподдельного страха впивались в ее шею, погружая в бесформенный ужас и заставляя обливаться потом.

“Наташа!.. Где Наташа…?”

– Что…? – Раиса испуганно отскочила, когда посреди коридора появилась полуобнаженная девушка.

Незнакомка была ничуть не выше новоиспеченной матери, с пронзительными синими глазами и такими черными волосами, словно сама летняя ночь.

Груди и другие интимные места прикрывали лохмотья, напоминающие купальник.

Руки и ноги были скованы кожаными ремнями, на конце которых висели железные скобы.

Размытым движением девица приблизилась к испуганной девушке.

Раиса побледнела, смотря в бездонные, украшенные небесной синевой, глаза. Черные, как угольки, зрачки впивались в лицо, изучая каждую морщинку, мелкое пятнышко или прыщик, стараясь запомнить испуганное выражение до мельчайших подробностей.

– Ты не создана быть сильной. Ты слабачка. С тобой даже скучно. – Незнакомка склонила голову на бок. – Единственное, чем ты сможешь меня привлечь, это своим отчаянием. Ты недавно похоронила мужа. Он лежал там, где ты сейчас сама… лежишь, – девчонка облизала пересохшие губы.

– Я… Я помню тебя…

– И тебе понравился мой сюрприз?

Издевательская насмешка заставила Раю побледнеть еще сильнее.

– Ты послужишь мне прикормом, легкой добычей, чьи боль и отчаяние будут питать меня на протяжении многих лет. Это поможет мне выйти на новый уровень, чтобы уничтожить вас всех.

Я ненавижу вас всех!..

– Что…? Что с моей девочкой?

Раиса с трудом отыскала заведующую.

Она босиком бежала по коридору, не обращая внимания на обжигающий стопы холод, ни на недавнее видение.

Ее интересовало лишь одно – маленькая новорожденная дочка.

Даже боль, что сковала тело и долгое время не отпускала, отступила.

– Ангелина Васильевна…!

Врач подняла на прерывисто дышащую девушку глаза и вновь опустила их.

– Твоей дочки больше нет. Умерла она.

Рая отказывалась верить своим ушам:

– Не-е-ет… Этого… этого… этого просто не может быть!! С ней все в порядке, вы все врете!!

– Четыре часа назад малышка умерла…

– Отдайте мне ее! Я ее сама похороню!

– Увы, но твоя девочка останется здесь.

– Как это?!

– Для науки.

– Для какой-такой науки?! Я ненавижу вашу науку, ненавижу! Она сначала забрала моего Васеньку, а теперь еще ждет… ждет… – Раиса кричала наперевес рыданиям, всхлипывая и подвывая, как волчица, потерявшая своих детей. – Не отдам! – уже решительнее добавила она. – Я похороню ее сама! Рядом с ним…

Через полчаса принесли деревянную коробочку.

– Она – там.

Раиса осторожно заглянула внутрь и увидела побледневшего младенца, закутанного в пеленки.

Рыдания нахлынули с новой силой. Боль сковала тело в очередной раз, надолго не выпуская из своих объятий.

Казалось, все беды мира свалились на голову молоденькой девушки, которая никак не ожидала, что нечто подобное случится в ее жизни.

Жизнь шла мирно, счастливо, и в один миг все рухнуло, как карточный домик.

Рая отдала коробку со словами:

– Положите ее у его ног. Скажите, что это наша Наташенька.

– Что, наконец-то едем домой?

Тимофей усмехнулся:

– Нам дали два месяца, чтобы мы с заданием справились, а мы его выполнили за полтора. Мы молодцы, что сказать, заслуживаем наконец-то поехать домой, увидеть близких, увидеть наших, рассказать, что да как. Они, небось, думают, что нас на каторгу отправили.

– Это намного хуже…

– Да ладно тебе! Мы выполняли правительственное задание, спасали Родину, и, надеюсь, рано или поздно, она спасет нас. Выше нос! Бывало и хуже, вспомни ту же Великую Отечественную, сорок первый вспомни, без оружия, почти что с голыми руками, боролись с немцами и победили…

– То немцы, а это радиация. Хрен увидишь.

Тимофей отвернулся к окну:

– Да-а-а, что есть, то есть…

– Ты какой-то растерянный. Что-то случилось?

Он усмехнулся, но ничего не сказал.

За полтора месяца кропотливой и адской работы, в условиях невыносимой жары, в перерывах между сменами, Тимофей писал письма, наполненные любовью и тоской, своей единственной, что ждала его в нескольких километрах отсюда. Он думал о мелочах: вырос ли у нее живот, что она сейчас ест, чем занимается, какие мысли ее заботят, пока его рядом нет.

Неподалеку от Чернобыля находился почтовый ящик, через который военные вместе с шахтерами вели переписки со своими родными и близкими.

Но ни одного ответного письма Тимофей не получил.

“Не дай боже, если с ней что-то произошло…”

“Нет, с ней все хорошо!”

“Но почему она тогда не отвечает?!”

– Чувствую, скоро наша жизнь изменится, даже моргнуть не успеешь.

– С чего это? – Тимофей позволил себе усмешку.

– Не нравится мне все это! Не пройдет это бесследно, вот увидишь!

– Ты просто переволновался. Так бывает.

– Ты не понимаешь…

“Что-то подсказывает мне, что он прав”

“Но тогда почему я это отрицаю?”

Самолет из Киева вылетел ранним вечером.

“Дорогой Тимоша!

Я пишу это письмо в надежде, что рано или поздно ты его прочтешь. Мне сложно представить, какие чувства могут вызвать ниже описанные мною строки, но я должна – нет, обязана! – тебе все объяснить. Держать тебя в неведении не имеет смысла. Да и мне самой станет легче. Не сейчас, когда я приняла твердое решение, о котором, скорее всего пожалею, но спустя какое-то время.

Не хочу больше никого обманывать. Мне надоело жить в страхе за себя и своего [зачеркнуто] нашего ребенка.

Вчера мы с мамой обсудили ситуацию, что складывается в нашей