Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников

не радовало странствие по монастырям и церквям, но делать было нечего, он должен был согласиться. После короткой молитвы в францисканском монастыре кортеж посольства, предшествуемый и окружённый офицерами гарнизона и городскими чиновниками, двинулся к нижнему Виленскому замку, у ворот которого встретили их великокняжеские бояре, дворяне и старшие чины двора с хлебом и солью и кубком пива на золотом блюде.

От замковых ворот процессия пошла к кафедральному собору, где уже ждало духовенство с крестом, святою водою и кадилами.

Марквард становился всё веселее и веселее. Он сообразил, что так не встречают заведомых врагов. Главной целью его миссии было разделить Литву и Польшу, и, пользуясь превосходством сил, дать время ордену обрушиться на богатую Польшу, а уже тогда, когда первый соперник будет разбит, продиктовать свою волю литовскому великому князю.

Задушевность, торжественность и чрезвычайная религиозность всех обрядов приёма ему нравилась. Он уже не однажды бывал в Литве. Лет десять тому назад он был послан во главе отряда крестоносных братьев помогать Витовту в бою с неверными, но тогда и Вильня, и сам приём показались ему исполненными всевозможной языческой мерзости, которую он глубоко ненавидел.

Посольство на этот раз было, по приказанию великого князя, помещёно в посольском доме — деревянном здании, выстроенном на берегу Вилии и ограждённом, в виде укрепления, высоким тыном. Эта ограда имела двойную цель: предохранить посольство от возможности внезапного нападения озлобленного народа, а с другой стороны, лишало людей свиты возможности быть послухами или шишами: стены были высоки, а у ворот всегда стояла почётная стража.

Первый католический епископ Литвы, Андрей Васило, ещё больше уверил их в миролюбивых намерениях великого князя. Это был бодрый, высокого роста, благообразный старик с приятными манерами, хорошо говоривший по немецки и по-латыни. Он уверял послов, что новообращённая Литва, и в особенности сам великий князь, отличается особым усердием к христианству и вполне покорны велениям Папы. Что союз с польским королём Ягайлой — дело чисто временное, домашнее, и что Витовт не дерзнёт разорвать своего союза с орденом!

Говорил ли так прелат по собственному побуждению или по приказу великого князя, определить трудно, но слова его подействовали на представителя рыцарства, и он решился дожидаться возвращения владыки Литвы.

Между тем, Витовт не дремал; из Трок, как прежде из Бреста, ежедневно во все стороны скакали гонцы с письмами к союзникам или с приказами воеводам спешить со сбором войск и запасов. Переписка с королём шла ежедневная, и от Ягайлы было получено известие, что крестоносцы тотчас же по объявлении войны вступили в пределы королевства и что, не имея возможности предупредить вторжение, король послал депутации, предлагая разрешить дело о Дрезденке третейским судом, но с требованьем девятимесячного перемирия.

Рыцари согласились на том условии, что все земли, захваченные ими до перемирия, оставались в их руках. Ягайло согласился и на это: не было другого исхода, и в письме, которым он извещал об этом, была приписка, понятная только одному Витовту.

«А посему, — писал Ягайло рукою своего секретаря Олесницкого, — срок сему перемирию истекает за декаду до Петрова дня, о чём извещаю, памятуя срок накрепко»!

— За десять дней до Петрова дня! — мелькнуло в мыслях Витовта, — ты помнишь, а я и подавно! Буду под Плоцком, если бы даже сама Висла вспять потекла!

Теперь дело было сделано, до конца июня вторжение в Польшу было отсрочено, спорное дело о Дрезденке поступало на третейский разбор немецкого короля Чехии, Венцеля, а брат его, король Венгерский и император Германский Сигизмунд взялись быть посредниками между Польшей и орденом.

Ко дню заключения перемирия немцы успели захватить Добржин, Липно, Рыпин и осадили Бобровники. Потеряв хотя временно такие ценные коронные земли, которых рыцари никогда не отдали бы обратно без боя, Ягайло был связан более чем когда бы то ни было с Витовтом. Потеря земель королевских была гораздо сильнейшей цепю, чем писанные договоры и честное слово, которым не очень-то доверял литовский князь. При всей мягкости и доверчивости своего характера в таких делах, где речь шла не о собственной личности, но о целости всего государства, страшно было ему основываться на одном слове Ягайлы, который столько раз изменял и словесным, и письменным обетам.

Теперь иное дело. Решение короля Венцеля, задолжавшего до головы и только что получившего ещё несколько десятков тысяч от орденской братии под залог своих фиктивных владений в Добржинской земле, не подлежало сомнению. Дрезденик и всё захваченное немцами, разумеется, будет оставлено рыцарям. Отбить их можно только силой, а эта сила — союз с Литвой. Теперь Витовт уже не медлил больше и послал сказать немецким послам в Вильню, что он возвращается в столицу и назначает им торжественный приём в первое же воскресенье, после обедни.

С утра все подступы и переулки, ведущие к великокняжескому дворцу, стоявшему между нижним и верхним замками, были полны народа. Великий князь приехал уже в столицу и отдал распоряжение о возможно более торжественном приёме посольства.

Отборные дружины великокняжеские стояли по обеим сторонам пути от дома посольства до самого замка. Тут были и ряды литовских латников, схожие по вооружению с крестоносцами, но только без орденских плащей, и русские панцирники, одетые в кольчуги — т. е. длинные рубашки, спускающияся до колен и составленные из сплошных рядов стальных колечек. Поверх этой кольчуги надевался панцирь из крепких железных листов, затем колонтари и поножи из того же металла. Вооружение их дополняли большие овальные щиты и тяжёлые мечи-двуручники, т. е. с такими длинными рукоятками, что в бою их надо было брать обеими руками.

Далее, т. е. ближе к замку виднелись пешие смоленские воины в кольчугах и бронях, с громадными топорами на длинных топорищах. Ещё далее стояли серые ряды псковских лучников, одетых в кольчуги и железные шапочки-ерихонки, с длинными тугими луками за плечами и колчанами, полными стрел. У самого замка стояли отборные литовские рыцари и богатыри в парадных кафтанах, без брони, но только при мечах, и среди них выделялись своими широкими бронзовыми лицами татарские князья и главные начальники кипчакских поселений в Литве.

Рыцари, в полном вооружении, предшествуемые герольдами и трубачами, на великолепно разукрашенных конях, мерным шагом, как приличествует столь знатным особам, тронулись в путь. Все три представителя