Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Документальные книги » Биографии и Мемуары » Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

Читать онлайн Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 76 77 78 79 80 81 82 83 84 ... 126
Перейти на страницу:
Николаевича». И сколько таких «вопрошателей», не считаясь часто ни с его здоровьем, ни с занятостью, посещали его в Болшеве! Калитка в дощатом сером заборе, окружавшем небольшую, но со вкусом построенную дачу, гостеприимно открывалась для всех, приехавших из Москвы. Двери его кабинета никогда не закрывались. Об этом кабинете хочется сказать особо. Вряд ли найдется еще писатель, обладающий таким «кабинетом»! Небольшая темноватая комната, простой стол с двумя ящиками, по одной стене диван, по другой узкая скромная кровать, сверху донизу — полки с книгами, книги на столе, на стульях. А на темных бревенчатых стенах портрет Л. Н. Толстого работы художника Л. Пастернака, рисунки М. В. Нестерова, фотографии Сергея Николаевича — групповые вместе с А. А. Яблочкиной, с Михаилом Васильевичем и, естественно, с… кошкой Муркой, первой «насельницей» Болшева. В этой скромности и непритязательности писателя на комфорт, даже просто на особые удобства, и заключен внешний и внутренний облик Дурылина.

Атмосфера уюта, тепла и участия, царившая в Болшеве, привлекала туда самых различных людей. Кто раз сидел на небольшой терраске за круглым столом, обильно заставленным всякой снедью, большей частью домашнего приготовления, в окружении приветливых хозяев и самых разнообразных интересных гостей, того неизменно тянуло туда вновь.

Но я любила бывать у Сергея Николаевича в будни, когда он был занят работой и никого, кроме семейных и самых близких, не ожидалось. Сергей Николаевич радовался моим приездам, встречал радушно и за чаем неизменно просил рассказать «что-нибудь веселое». Обладая большим чувством юмора, он любил выслушать — и сам рассказать — пустяковый анекдот, незлобивую шутку, посмеяться «над тем, что кажется смешно». И я, наткнувшись в разговоре, в книге на какой-нибудь литературный «ляпсус», спешила поделиться им с Сергеем Николаевичем.

Меня всегда поражала его способность — прямо от письменного стола, оторвавшись от серьезной работы, переходить к «легкой» беседе, к незатейливым рассказам и шуткам, в которых обычно протекало чаепитие. Мне кажется теперь, что это помогало ему справляться с непосильным подчас грузом творческой работы и все усиливающимся нездоровьем. Особенно это проявилось в годы войны. Несмотря на предложения, Сергей Николаевич отказался уехать куда-нибудь из Болшева, хотя и там не было полной безопасности. Как-то, когда все сидели на терраске за чаем, в садик невдалеке от дома упал самолет, поломав деревья. Но, к счастью, все обошлось благополучно.

В конце 1941 года я получила от Сергея Николаевича письмо с призывом к совместной работе и приглашением в Болшево. «Вы не должны падать духом, — писал он. — Я всегда верил в то, что жизнь наша должна всегда состоять в одном — в любви к людям, в любви к природе — от милой Вашей Мурки до последнего листочка. Пусть с нами будет, что будет, мы должны стоять на своем: дружба должна быть в эти грозные дни еще дружественнее, любовь еще любовнее, кротость еще кротче, улыбка еще улыбчивее…» Так и было в Болшеве. Часто бывая там в то время, задерживаясь иногда на несколько дней, я испытывала это на себе и видела на других. Ирина Алексеевна по мере сил старалась обогреть и накормить голодных москвичей, а Сергея Николаевича, поскольку возможно, отвлечь от тяжелых впечатлений. И действительно, сидя в сравнительно теплой комнате, слушая домовитую песенку пузатого самовара (такая редкость в то время), порой забывалось об ужасах и грозных разрушениях войны. Сергей Николаевич, закутавшись поверх одежды в теплый халат, садился за письменный стол, а я — за машинку. Работать было трудно, руки стыли, и то и дело приходилось отогревать их дыханием.

В это же время, бок о бок с серьезной и ответственной работой (книгой «Русские писатели в Отечественной войне 1812 года»), Сергей Николаевич затеял выпускать «еженедельный иллюстрированный» журнальчик «Мяу-мяу», посвященный преимущественно кошкам. Я его печатала на машинке. Там был «алфавитный указатель имен» кошек, живших когда-либо у Сергея Николаевича или у его знакомых, с описанием их наружности и краткой характеристикой. Там же помещал он небольшие юмористические рассказики и стишки, подписывая их шутливыми псевдонимами: Петя Птичкин, Ваня Кискин, Маша Мурлыкина и др. Главным и почти единственным (кроме него я подвизалась на этом поприще) автором и иллюстратором этих произведений был сам Сергей Николаевич. Обыкновенно к моему приезду в Болшево бывал готов уже очередной «номер», который и прочитывался за чайным столом под общий хохот присутствующих.

Невозможно обойти молчанием — такую редкую у мужчин — любовь Сергея Николаевича вообще к животным и к кошкам в особенности. Кошки — это была неотъемлемая принадлежность Болшева. В не отстроенном еще доме котенком, спасенном от рук мальчишек, поселилась Мурка, прожившая много лет и ставшая другом Сергея Николаевича. В собачьей будке с первых же дней обосновался щенок Муран, вывезенный из тютчевского музея-усадьбы «Мураново»[436]. Нередко, приехав в Болшево, можно было застать Сергея Николаевича у письменного стола, неловко притулившегося на краешке кресла, чтобы не потревожить раскинувшуюся на нем во всю ширь Мурку или еще кого-либо из многочисленного к тому времени кошачьего семейства. В часы завтрака и обеда одноногий зеленый столик невдалеке от дома сплошь бывал покрыт воробьями, ожидающими корма из рук Сергея Николаевича.

В последние годы жизни Сергея Николаевича мне все чаще и чаще случалось заставать его больным, в постели. Но он все-таки продолжал работать. На кровати, на стульях возле нее, на полу — груды книг, толстых журналов, газет, которые ему приходилось просматривать для очередной серьезной работы. Силы падают, глаза видят все хуже и хуже, он уже почти не может писать, ему приходится диктовать Ирине Алексеевне. В записочках ко мне, сопровождающих редкие теперь присылки работ, все чаще проскальзывают жалобы: «Я болен…», «без сил…», «устал…». Невольно напрашивался вопрос: зачем же он работает? Хотелось сказать ему: «Бросьте все! Отдохните!» Но тот, кто хорошо знал Сергея Николаевича, кто работал с ним много лет бок о бок, тот понимал, что «отдыхать» он не может, что без работы, без творческого мышления, а стало быть, без пера в руке для него нет жизни. <…>

Сергей Николаевич не хотел — да и не умел — хранить только для себя огромный запас знаний и опыта, приобретенных за долгую трудовую жизнь; он считал как бы своим общественным долгом делиться со всеми, кому эти знания и опыт могут быть нужны и полезны.

Сергей Николаевич «не умел хворать», т. е. беречься, лечиться, и до последних дней никому не отказывал в посильной помощи. Смерть его для всех оказалась неожиданной. С трудом можно было поверить, что из жизни вырван человек, который — как это всегда казалось — так глубоко и

1 ... 76 77 78 79 80 81 82 83 84 ... 126
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары торрент бесплатно.
Комментарии