Его самое темное желание - Тиффани Робертс

— Кто оставляет незнакомца одного в своем доме?

Когда ее веки начали слипаться, и она не могла больше ждать, Кинсли встала и направилась обратно к лестнице, намереваясь вернуться в спальню. Проходя мимо одной из полок, она остановилась, заметив подставку для скалок, установленную на ее краю.

Она схватила одну из скалок и постучала ею по ладони. Дерево было твердым и увесистым.

— Спаситель ты или нет, но это чертовски странно.

Крепко сжимая в руке скалку, она вернулась в комнату, в которой проснулась. Там тоже было значительно темнее, а мягко светящиеся кристаллы играли роль мистических ночников.

Она закрыла дверь и отступила от нее на шаг. Без ключа в замочной скважине замок закрыть было невозможно. Кто бы ни жил здесь, он мог просто войти. Несмотря на то, что это был их дом, Кинсли была не в восторге от этой мысли, особенно когда она была уязвима во сне.

Они уже раздели меня.

Жуууутко.

Задумчиво поджав губы, она оглядела комнату. Ее взгляд упал на стул у письменного стола.

Кинсли схватила его, отнесла ко входу и плотно прижала к двери. Она не была уверена, насколько хорошо он будет держаться, но, по крайней мере, произведет достаточно шума, чтобы предупредить ее, если кто-то попытается проникнуть внутрь.

Засунув скалку под подушку, она забралась на кровать, засунула ноги под одеяло и легла на бок, глядя на тени, сгущающиеся в комнате по мере того, как угасали последние лучи дневного света.

Может быть, завтра ее хозяин соизволит показаться.

ГЛАВА 4

Скольжение одеяла по телу пробудило Кинсли от глубокого сна. Она вздрогнула, когда приятное тепло, которым она наслаждалась, сменилось ночной прохладой. Застонав, она перевернулась на спину и потянулась к одеялу, но ее рука безвольно упала, когда Морфей снова утащил ее в свое царство.

Она снова пошевелилась, когда матрас просел у изножья кровати, головокружение усугубило замешательство. Прежде чем она смогла осознать происходящее, большие теплые руки легли ей на ноги.

Кинсли замерла, пока руки скользили вверх по ее бедрам, приподнимая подол ночной рубашки. Ее кожа покрылась мурашками от осознания происходящего. Когда эти руки скользнули выше, ее сознание сосредоточилось на этом прикосновении, и внизу живота разлилось тепло.

Тысячи мыслей пронеслись в ее голове, но ни одна из них не была достаточно связной, чтобы понять. Это был сон, не так ли? Фантазия? Таинственный возлюбленный, приходящий к ней под покровом ночи?

Но что-то было не так. Это казалось… реальным. Руки на ее теле казались настоящими.

Она заставила себя открыть глаза.

Комната была темнее, чем прежде, и светящиеся кристаллы лишь усиливали мрак. На нее нахлынули воспоминания. Она была в странном коттедже, на кровати с балдахином, увитым лозами.

И кто-то трогал ее ноги.

Эти руки раздвинули ее бедра, и незнакомец придвинулся к ней еще ближе.

Кинсли посмотрела вниз. Из-за невероятно густых теней на нее уставилась пара горящих красных глаз.

Она отпрянула, резко отдернула ноги от незваного гостя и закричала, отталкиваясь и прижимаясь к изголовью. Ее рука нырнула под подушку, чтобы схватить скалку, которую она вытащила и замахнулась на эти неестественные глаза.

Скалка резко остановилась, не долетев до цели, ударившись обо что-то настолько твердое и неподатливое, что от отдачи ее рука дернулась. Ее глаза расширились, а дыхание перехватило, когда импровизированное оружие вырвали у нее из рук, едва не увлекая ее за собой. Она подпрыгнула, когда оно с грохотом упало на половицы и покатилось по комнате.

— Что все это значит? — спросил красноглазый посетитель резким, низким голосом. — Я исцелил тебя, одел, приютил и накормил, и это та благодарность, которую я получаю?

Кинсли уже слышала этот голос раньше. Она не могла вспомнить, где и когда, но звук был до боли знакомым, и она знала, что слышала его.

— Кто ты? — спросила она, подтягивая колени и прижимаясь всем телом к изголовью кровати. — Что ты делаешь?

— Я пришел посеять свое семя.

Посеять семя?

— Что, черт возьми, это значит?

— Не будь глупой, человек.

Он схватил ее за лодыжку, и, хотя она не могла видеть в темноте, она почувствовала его длинные, сильные пальцы и уколы… когтей?

Кинсли отдернула ногу и шлепнула его по руке.

— Не прикасайся ко мне!

Он с рычанием схватил ее за запястье и рванулся вперед, ударив другой рукой по стене и зажав ее своим телом. Кинсли пискнула и отодвинулась, пытаясь стать как можно меньше. Когда он был так близко, она не могла видеть ничего, кроме темноты и этих горящих темно-красных глаз, не могла вдыхать ничего, кроме его доминирующего аромата. Дубовый мох, амбра и мускус. Аромат был пьянящим, мужественным. Чистое соблазнение.

И его жар. После холода, пробежавшего по ее коже, жар его тела обжег Кинсли до самого центра. Ее соски напряглись и затрепетали под ночной рубашкой, и знакомая дрожь осознания охватила ее.

— Ты не будешь предъявлять ко мне никаких требований, — сказал он низким голосом, полным силы, опасности и ярости. — У нас есть соглашение, и ты должна выполнить свои обязательства передо мной.

— Обязательства? К-какие обязательства?

— Разум смертных действительно такой хрупкий, или ты считаешь, что меня легко обмануть?

Его хватка на ее запястье усилилась. Хотя она была не болезненной, но совершенно очевидно, что эта сила может стать сокрушительной.

— Симулирование неведения не освободит тебя от нашего соглашения.

Смертная?

— Я не понимаю. Я… я не помню, — сказала Кинсли, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос не дрожал.

Он схватил ее за подбородок другой рукой и запрокинул голову назад, так что она смотрела прямо в его нечеловеческие глаза с узкими зрачками.

— В обмен на спасение твоей жизни, ты должна родить мне ребенка.

— Что?

О нет. Этого… этого не может быть. Это нереально, это сон, кошмар.

Ее сердце забилось быстрее. Должно быть, ей это приснилось, потому что это…

Просыпайся, Кинсли!

Его хватка немного ослабла, а глаза сузились. Когда он заговорил снова, его слова были более взвешенными, хотя в них не было ни капли сострадания, которое они могли бы изначально подразумевать.

— Ты многое пережила с тех пор, как вторглась в мои владения. Только по этой причине я дарую тебе отсрочку этой ночью. Но не ошибись, Кинсли Уинтер Делани, своей клятвой ты связана со мной и должна выполнить свой долг. Когда я вернусь завтра, ты встретишь меня радушно. Ты будешь благодарна.

Он наклонился ближе, достаточно близко, чтобы она почувствовала горячее дыхание на своих губах.

— Потому что без моего вмешательства ты