Его самое темное желание - Тиффани Робертс

class="p">— Пожалуйста, — взмолилась Кинсли, пытаясь открыть глаза. — Помогите мне.

В ответ на ее мольбу раздался шепот, который смешался с шелестом листьев и стуком дождя.

— Тишина, — приказал мужчина, и шепот прекратился.

Ее веки, наконец, дрогнули и открылись. Возле внедорожника стояла большая темная фигура, силуэт которой вырисовывался в свете не одного, а трех светящихся шаров, парящих позади него. Ее глаза пытались найти что-нибудь, на чем можно было бы сфокусироваться, но она не могла различить ни одной черты этого человека — он был чернее небытия, угрожавшего поглотить ее.

— Я могу исцелить эту смертную плоть, — хватка мужчины на щеках Кинсли усилилась, когда он наклонился ближе, его фигура заслонила еще больше света. — Но за мою помощь придется заплатить.

Следующий вдох Кинсли был окрашен новым ароматом, тонким, многослойным и манящим. Он был землистым и пряным, мужественным, но теплым. Дубовый мох и амбра.

Дрожь пробежала по ней, возобновляя боль и усиливая озноб.

— Все, что угодно.

— Как тебя зовут?

— Кинсли.

— Твое истинное имя, — потребовал он.

Ей становилось все труднее и труднее сосредотачиваться, думать, дышать, держать глаза открытыми. Все как будто онемело, и она устала. Так, так устала. То, как он говорил, то, как он это сформулировал, было неправильно, но она не могла понять, почему.

И прямо сейчас ей было все равно.

— Кинсли… Уинтер… Делани, — прошептала она, когда ее веки закрылись.

— В обмен на твою жизнь, Кинсли Уинтер Делани, ты будешь связана со мной. Ты станешь моей парой, и ты примешь мое семя в свое тело, пока оно не принесет плод. Ты клянешься в этом?

Она кивнула, хотя не была уверена, что ее голова вообще двигалась.

Мужчина схватил ее за запястье и приподнял, крепко удерживая. Он зарычал.

— Ты клянешься в этом своим истинным именем, смертная?

— Да, — выдохнула она, когда бесконечная, ненасытная пустота разверзлась вокруг нее.

Тепло его хватки усилилось, превратившись в обжигающий жар вокруг ее запястья, который по контрасту с этим сделал холод во всем теле еще более ужасным.

Как раз перед тем, как она отключилась, его голос проник в нее, резонируя прямо в сердце, где и поселился.

— Ты моя.

ГЛАВА 3

Глаза Кинсли резко открылись, и она, задыхаясь, выпрямилась. Склонившись над поднятыми коленями, с волосами, упавшими на лицо, она делала один глубокий, прерывистый вдох за другим, но не могла набрать в легкие достаточно воздуха. Ее грудь сдавило, а сердце бешено заколотилось.

Она прижала руку к животу. Никакой ветки, пронзающей ее, ни крови, ни боли. Только мягкая, неповрежденная кожа, твердая выпуклость пирсинга в пупке и навязчивое воспоминание.

Это был сон. Просто сон.

Кинсли зажмурила глаза, замедлила дыхание и заставила себя успокоиться.

Больше похоже на кошмар, но все равно не настоящий. Ты в порядке, Кинсли.

То, что она пережила, ничем не отличалось от сна о падении с высоты и резком пробуждении непосредственно перед ударом о землю. За исключением того, что все казалось таким реальным.

Наконец успокоившись, Кинсли открыла глаза и подняла голову. Брови ее сдвинулись, пока она оглядывала незнакомую комнату.

— Я… не у тети Сиси…

Она была не в своей машине и уж точно не в том месте, которое видела на фото арендованного дома.

Не то чтобы она помнила, как добралась до дома.

Это место… Оно было словно из сказки.

Кинсли сидела посреди огромной кровати с четырьмя столбами. По резным деревянным опорам и балдахину вились пышные плющевые лозы. Еще больше плюща цеплялось за каменные стены, свисало с потолка и взбиралось по мебели. Среди зелени мелькали яркие пятна — светящиеся грибы, нежные цветы и кристаллы кварца, растущие прямо из стен. Эти кристаллы излучали свой собственный слабый свет.

Прямо перед ней располагался широкий камин из грубого камня, сужающийся к дымоходу. Толстая деревянная доска, служившая каминной полкой, была уставлена безделушками, бутылочками, кувшинами и старинными на вид книгами в кожаных переплетах, как и полки, вырезанные в стенах вокруг. Перед камином стоял одинокий стул, дерево которого было украшено замысловатой резьбой.

В левой стене находились две деревянные двери. Обе были украшены коваными элементами в виде закрученных листьев, которые тянулись от петель по всей поверхности. Их ручки представляли собой металлические кольца.

Сбоку от кровати стоял высокий широкий платяной шкаф, дверцы и выдвижные ящики которого также были украшены искусной резьбой. На противоположной стороне стоял письменный стол со стулом с низкой спинкой, на поверхности которого в беспорядке лежали стопки пергамента, баночки с чернилами, перьевые ручки и еще несколько старых книг.

Каким-то образом даже самые изысканные предметы мебели хорошо сочетались с естественной эстетикой стен и потолка, что заставило ее задуматься, находится ли она в доме или в пещере. Тусклый свет кристаллов усиливал бы ощущение подземелья, если бы не главный источник освещения — дневной свет, льющийся из окна позади нее. Он был приглушен, но все равно ярче мерцания кварца.

Она обернулась и увидела большое круглое окно в стене. Основание рамы оплетал плющ, а сверху свисал густой мох. Над окном возвышалось резное дерево, его раскидистые ветви соединялись с рамой по всей окружности, напоминая древо жизни. Ствол и ветви были настолько детализированы, что ей оставалось только гадать, был ли он сделан вручную или просто… вырос таким образом. За стеклом она увидела зеленый, цветущий лес. В лесу не было и намека на осенние краски.

Эта комната была прямо из ее мечтаний о деревенском доме.

Может быть… может быть, она попала в аварию, но все было не так страшно, как она помнила. Может быть, она ударилась головой, и кто-то нашел ее, когда она была без сознания, и принес сюда?

Кинсли протянула руку и коснулась лба. На нем не было ни шишки, ни болезненных ощущений, ни поврежденной кожи, ни повязки. На самом деле, ни одна часть ее тела вообще не болела.

Однако, судя по ноющей боли в животе, она была голодна.

Она откинула одеяло в сторону и сразу же застыла.

Тот, кто ее нашел, явно переодел ее, потому что на ней были точно не ее вещи. Вместо джинсов и футболки — длинная белая ночная рубашка, словно со страниц романа Джейн Остин. Низкий лиф и короткие рукава были украшены рюшами, а подол — кружевной оборкой. Ткань такая тонкая, что почти просвечивала. Хуже того — под ней ничего не было. Ни бюстгальтера, ни другого нижнего белья. Вообще ничего.

Кинсли сморщила нос и вцепилась в одеяло.

— Ладно… Это не совсем жутко. Вовсе нет.

Где ее одежда?

Она