По праву крови - Кирилл Малышев

брат мой, – громко произнёс младший из княжичей, хотя слова давались ему непросто. – Я с благодарностью принимаю этот меч. Отныне он станет продолжением моей руки! Не посрамлю тебя – ни в бою, ни в делах! И напутствие твоё запомню накрепко.

Последние слова он добавил тихо, почти шёпотом.

Владимир принял клинок из рук командующего. На мгновение замер, склонив голову, будто пытаясь разглядеть что-то в отражении на гладкой поверхности металла. Затем шагнул вперёд и, крепко сжав рукоять, обнял Олега. Тот, замерев на миг, ответил, с силой обхватив младшего брата обеими руками.

– Я сделал всё, что мог. Дальше всё зависит только от тебя. Береги себя и дружину, – тихо прошептал он так, чтобы больше никто не слышал. – Надеюсь, скоро свидимся.

Разомкнув объятия, Владимир коротко кивнул, тепло посмотрел брату в глаза. Затем, резко повернувшись лицом к дружине, шагнул вперёд и высоко поднял Синее Пламя над русой головой.

– Разом! – выкрикнул он изо всех сил.

Внезапный порыв ветра распахнул полы его изумрудного плаща.

– Разо-о-ом! – многоголосо грянула дружина, сотрясая воздух.

У многих воинов, растроганных тёплым прощанием братьев, на глаза навернулись слёзы.

«Разом, брат, разом…» – мысленно повторил Олег, стоя за спиной Владимира.

Глава 5. Великий тракт

Великий тракт, словно разбойничья стрела, вонзившаяся в тело несчастной жертвы, рассекал Радонию насквозь. Его начало терялось где-то в отрогах Каменецких гор, и любой путник, не сворачивая, мог проехать по нему без остановки – от Каменца, столицы Каменецкого княжества, до Радограда, столицы Радонского.

Но времена его величия давно остались в прошлом. Сегодня тот, кто впервые видел этот путь, вряд ли назвал бы его великим.

Сейчас тракт был узкой просёлочной дорогой, способной вместить в ряд не более одной телеги. Обозы, идущие навстречу друг другу, вынуждены были съезжать с колеи, а измученные лошади тащили груз по кочкам и корягам, пропуская встречных. В некоторых местах он так истончался, что только опытный следопыт мог по примятой траве и сломанным веткам определить, что здесь проходит дорога. Да и то – если телега проезжала недавно. Но с тех пор, как разгорелся пожар разбойничьей вольницы, даже такие следы стали редкостью.

Раньше Великий тракт был важнейшей артерией Великого Княжества. По нему двигались купеческие караваны, пешие путники и дружины великокняжеского войска, а сам правитель мог беспрепятственно объезжать свои земли, добираясь туда, куда не доходили суда по Радони и её притокам. Вдоль пути, словно грибы после дождя, росли сёла, в которых можно было пополнить запасы или переждать непогоду.

Но после разделения державы Великим князем Игорем, дедом Олега, на два самостоятельных государства – южное Радонское и северное Каменецкое – значение сухопутной дороги стало угасать, уступая первенство речному пути. А после нашествия Ханата тракт и вовсе был заброшен.

Без малого три десятка лет прошло с тех пор, как Великая Степь, будто проклятие, изрыгнула несметные орды неведомых ранее, чужих, кровожадных воинов.

Весемир, который уже тогда служил в дружине, рассказывал Олегу, что перед этим бедствием разразилась невиданная буря. Семь дней солнце скрывалось за густыми тучами, и день не отличался от ночи. Дождя не было ни капли – только ослепительные молнии озаряли небо, а раскаты грома были такими оглушительными, что листва осыпалась с деревьев. Лесные звери выли от страха, и этот вой разносился над всей Радонией, заставляя сердца сжиматься от предчувствия беды.

А на восьмой день к восточным границам Каменецкого княжества, у стен некогда могучего города-крепости Ротинец, появились ханатские орды.

Возникнув будто из ниоткуда, они на своих низкорослых, жилистых лошадях в считанные недели пронеслись по Великому тракту с севера на юг, грабя и убивая, разрушая и сжигая.

Сёла, когда-то густо стоявшие вдоль него, исчезли навсегда. Теперь путник, рискнувший пересечь Радонию сухопутным путём, мог лишь по вросшим в землю, обгоревшим остовам домов, скрытым высокой травой и кустарником, догадаться, что здесь когда-то кипела жизнь.

Олег был ещё ребёнком, когда случилось нашествие. В его памяти тракт всегда оставался таким, каким он видел его сейчас – заброшенным и пустынным. Он не знал его расцвета, не застал времени, когда этот путь находился в зените своей славы. И теперь, преодолевая версту за верстой, княжич всё меньше верил, что когда-то дорога могла оправдывать своё название.

Путь до Радограда – некогда столицы Великой Радонии, а ныне главного города Радонского княжества – должен был занять около двух недель. Но чем дальше Олег со спутниками удалялся от оставленного на Владимира лагеря, тем больше убеждался, что не увидит ни одного напоминания о прошлом величии.

По берегам Радони и её притоков ещё оставались крупные сёла, но здесь, на отдалении от реки, запустение было абсолютным.

«Хорошо, что ханаты не умеют плавать», – с мрачной иронией думал Олег, вспоминая другие города княжества, Изборов и Ярдум. Окажись они на пути захватчиков, их постигла бы та же судьба, что и Змежд – некогда цветущий город, практически полностью стёртый с лица земли. Лишь благодаря невероятным усилиям его посадника, отца Святослава, он был возрождён.

Слевск, Скрыжень, Ротинец… Они не получили второго шанса. Жителей там не осталось вовсе.

Однако не только те, кто жил у дорог, познали разруху. Даже города и деревни, которым удалось уцелеть, оказались в состоянии упадка. Ханатская дань, наложенная на Каменец и Радоград, истощила некогда процветающие земли. Каждый год сотни телег, гружёных добром, отправлялись в Ханатар, столицу захватчиков, в обмен на хрупкий мир.

Но хан ждал не только мехов, драгоценностей и тканей. Главным товаром были люди.

Многие сотни русоволосых юношей и девушек, сбивая ноги в кровь, преодолевали тысячи вёрст, чтобы навсегда остаться в чужом мире – рабами, наложницами, военной добычей. Чтобы жить и умереть на чужбине на правах домашнего скота.

Тяжёлые мысли вновь и вновь охватывали Олега, когда он замечал вдоль дороги покосившиеся хаты – явно построенные после нашествия, но уже брошенные. Их обитатели исчезли, были угнаны, растворившись в ненасытной бездне Степи.

– Помнишь ли ты, каким был тракт раньше? – однажды спросил он Весемира, шагая рядом с его телегой.

Воевода, угрюмо нахмурившись, буркнул в ответ:

– Помню. Всё иначе было. Каждую версту – хутор или трактир. Хоть и захудалый, а выпить и поесть можно было.

Он вытянул вперёд руку, толстую, как ствол дерева, указывая на подножие рыжего, покрытого пожухлой травой холма.

– Там стоял трактир. Да, точно там.

– Как он назывался? – с интересом спросил Олег.

– Никак не назывался, – помолчав, ответил Весемир. – Трактир, да и всё. Это у вас в столице кабакам имена придумывают, на выселках такого