По праву крови - Кирилл Малышев

нет. Хозяин… то ли Гришка, то ли Мишка… не помню. Дочка у него была… С формами. Добрая баба! На лицо, правда, страшная, как навья, но улыбчивая! Мёд да пиво разносила.

Воевода хмыкнул, покачав головой.

– Пойло там было дрянное, еда – того хуже, хороший хозяин и свинье бы такое не дал. Но народу всегда тьма! Купцы, охотники, бродяги. А теперь – гляди, один остов остался. Да и тот в траве почти не виден.

Княжич посмотрел вперёд. Остатки строения едва угадывались среди мрачных зарослей бурьяна. Где-то над головой, разрезав влажный воздух с плывущими в нём клочками тумана, пронзительно закричал ворон, будто подтверждая произнесённые великаном слова.

Олег вздрогнул. Этот короткий разговор оставил у него тягостное чувство. Больше он не спрашивал Весемира о том, каким был Великий тракт прежде.

***

Длинные осенние путешествия по пустынной местности редко бывают насыщенными событиями. Они довольно однообразны и неспешны, плывут, оставляя после себя в памяти лишь смутные образы раскисших дорог и бесконечно сменяющихся унылых пейзажей.

Олег, как и подобает верному слуге Зарога, ежедневно возносил молитвы. Он строго следовал заветам, описанным в священном Зикрелате – молился дважды в день: на закате, останавливаясь на ночлег на обочине, неподалёку от тракта, и перед рассветом, вновь отправляясь в путь.

Каждый раз, собираясь обратиться к Владыке, княжич доставал из-под рубахи серебряную цепь с выполненным из того же металла медальоном, который с детства носил на груди. На его поверхности, искусно выгравированный радонским мастером, сиял священный для каждого подданного княжества знак – седъмечие, семь скрещённых мечей, заключённых в круг. Символ святой веры – заревитства.

Взяв медальон правой рукой, Олег сжимал кулак, накрывая его левой ладонью, опускался на колено и подносил сложенные руки к губам.

– Владыка, хозяин земли и неба, к тебе взываю, – тихо шептал он, закрывая глаза.

Если я виновен в прелюбодеянии – порази меня огненным клинком.

Если запятнал себя воровством – сокруши деревянным лезвием.

Если предался безделью – настигни костяным клинком.

Если возгордился, забыв о смирении, – обрушь на меня свой каменный меч.

Если убил безвинного – порази ледяным лезвием.

Если попрал законную власть на земле – пронзи железным мечом.

А если предам веру в тебя, Владыка, не дай мне сделать ни единого лишнего вдоха – срази тотчас своим сияющим серебряным клинком!

Закончив молитву, Олег просил о том, что тревожило его сердце: послать Ирине силы сдержать данное ему обещание, смилостивиться над отцом, отвести от него болезнь, помочь Радонской земле восстать из пепла, укрепить княжескую власть, даровать сил ему и близким. Просьб было много. Но княжич верил, что Владыка слышит каждое слово, если оно сказано от чистого сердца.

День шёл за днём, и Олег, погружённый в свои мысли, всё меньше мог отличить один от другого. Осенний тракт тянулся бесконечной полосой, серой, безлюдной, печальной. За всё время их обоз не встретил ни одного путника – ни пешего, ни конного.

Так минули две недели.

Глава 6. Город на скале

На отрезке последнего дневного перехода Тракт начал резко петлять между холмов, а затем внезапно вывел путников к Радони. Дальше дорога шла вдоль крутого, покрытого серыми осенними травами берега.

Для Олега этот пейзаж не был нов, но те, кто оказывался здесь впервые, не могли сдержать восторженного возгласа, когда за очередным пригорком перед ними вдруг открывался величественный вид на главную реку двух княжеств.

Радонь в этом месте раскинулась свободно. Поток лазоревой воды шириной в несколько вёрст пытались сдержать крутые, обрывистые берега, ставшие домом для бесчисленных полчищ чаек и ласточек, гнездившихся здесь, на песчаных уступах. Сбившись в стаи, они кружили над водой, заполняя воздух пронзительными криками.

Однако даже отвесные стены не всегда могли сдержать её грозный нрав – раз в несколько лет весной река разливалась настолько, что, оказавшись посреди неё в лодке, нельзя было разглядеть берега.

Как истинный речной житель, Олег почувствовал приближение к воде задолго до того, как увидел её. Студёный влажный воздух, насыщенный запахами тины, глины и трав, принёс знакомое ощущение дома и вызвал лавину воспоминаний.

К тому времени, когда обоз выбрался на этот участок, солнце уже взошло, и Радонь предстала перед путниками во всей своей гордой красе – сверкающая, переливающаяся в утреннем свете всеми цветами радуги. Мириады искр, словно россыпь драгоценных камней, усыпали её гладь. Хотя Олег провёл детство и юность на этих берегах, он не смог сдержать восхищённого возгласа:

– Радонь! – княжич натянул поводья, останавливая коня, и глубоко вдохнул влажный воздух.

Дружинники, следовавшие за ним, были поражены не меньше. Даже Ренька, молодой парень, выросший на Радони, невольно присвистнул, завидев реку.

– Отродясь столько воды не видывал! – восхищённо протянул он.

«Конечно», – подумал княжич, услышав его слова.

Змежд, родина Реньки, находился в устье Зыти, у самой границы с Каменецким княжеством. Там Радонь раза в три у́же, хоть и глубже. Такой, какой она предстала сейчас – величавой, княгиней среди рек, – её можно было увидеть только здесь, на подступах к Радограду.

Теперь тракт стал ровным, без прежних резких поворотов. К полудню начали встречаться небольшие поселения – рыбацкие деревушки. Их жители с рассветом уходили к воде, забрасывали сети и вскоре возвращались с корзинами, доверху наполненными рыбой. Радонь изобиловала добычей: здесь ловили сазана, леща, судака, плотву, а порой и знаменитых радонских щук, грозных водных хищников, чья длина достигала пяти аршин.

Вдоль крутых берегов крестьяне прокапывали лазы, по которым спускались к воде и поднимались с уловом обратно. Добытую рыбу выкладывали перед хатами, где жёны и дочери потрошили и чистили её. Лишнее отправляли в Радоград – на продажу или для обмена на соль, зерно и другие необходимые в хозяйстве вещи.

Все эти поселения были похожи друг на друга: бедные, выцветшие, немноголюдные. Олег слышал, что раньше всё было иначе, но теперь их облик вызывал лишь уныние. Воздух здесь был тяжёлым от запаха чешуи и рыбьих потрохов. Перед хижинами, на раскинутых сетях, сушился улов, которым предстояло питаться всю зиму. Обычно летом у этих сетей сидели младшие дети, отгоняя мух, но теперь, с наступлением холодов, насекомых почти не осталось, и малыши, освободившись от своей нехитрой обязанности, выбегали на тракт, чтобы посмотреть на дружину.

Стоя у самой дороги, девчонки и мальчишки в сером, ветхом рубище с любопытством рассматривали чинно проезжающих мимо ратников, внимательно изучая их тяжёлые секиры и щиты, сверкающие на солнце. Те, завидев восторженные взгляды, невольно расправляли плечи, гордо задирали подбородки, стараясь выглядеть