Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина - Леонид Млечин

— Что вы думаете о Ельцине?

— Я думаю, что все постепенно встанет на свои места, суждения становятся все взвешеннее. Исчезают крайности. Борис Николаевич проявляет больше рассудительности. В целом все становится гораздо лучше... Да, и Ельцину потребовался Горбачев...»

А Запад уже стремился к прямым контактам с Ельциным. 26 сентября американский президент Буш прислал Горбачеву письмо:

«Дорогой Михаил! Я хотел, чтобы ты знал, что 25-го я позвонил Борису Ельцину, чтобы справиться о его здоровье... В разговоре он также упомянул о том, как хорошо у вас с ним идет совместная работа».

Западные лидеры получали рекомендации своих специалистов, из которых следовало, что ставка на Горбачева — ошибка, сохранение Советского Союза в прежнем виде невозможно. Американцы предпочли бы по-прежнему иметь дело с Советским Союзом, а не с пятнадцатью новыми государствами, но ни они, ни Горбачев ничего не могли поделать.

У Горбачева было примерно полтора месяца — Ельцин вернулся из Сочи после отдыха 10 октября. К его возвращению ситуация в стране ухудшилась.

Ельцин словно пробудился после летаргии и активно принялся задело. Он объявил о программе экономических реформ, о шоковой терапии, о повышении цен и приватизации мелких и средних предприятий. Ему уже стало ясно, что союзный центр только мешает. Он предупредил:

— Через месяц мы закрываем счета всех союзных министерств, услугами которых не пользуемся.

Союзное правительство полностью зависело от российского. Своих денег у союзной власти уже не было. Министерства и ведомства финансировал Ельцин.

28 октября Ельцин на съезде народных депутатов рассказал, что Россия начинает радикальные экономические реформы и он берет на себя обязанности главы правительства. Президент потребовал для себя чрезвычайных полномочий.

Он говорил, что придется перейти к свободным ценам, предсказывая, что цены станут расти примерно раз в полгода и увеличатся от трех до шести раз:

— Другого выхода не вижу. Мы провалили программу «500 дней» и потеряли два года.

Его беспокоила возможность перехода других республик на свою валюту:

— Украинцы уже переходят на купоны. А если учредят свою валюту, придется принимать встречные меры... С республиками, не подписавшими Союзный договор, с 1 января перейдем на торговлю по мировым ценам, снизим поставки нефти...

Съезд поддержал президента.

Экономические преобразования в России начались 1 ноября 1991 года, когда съезд народных депутатов РСФСР принял постановление «О правовом обеспечении экономических реформ».

Ельцин получил право самостоятельно определять структуру высших органов исполнительной власти, назначать и смещать глав местной администрации, приостанавливать действие любых распоряжений и указов союзного президента Горбачева, если они противоречат конституции и законам России и мешают проведению экономической реформы.

Страна была на грани голода. Парламент не успевал принимать нужные законы. И Ельцину была дана возможность принимать указы, противоречащие устаревшим законам РСФСР. Депутат Юрий Нестеров предложил поправку, которую съезд принял: проект указа президент отправляет в Верховный Совет, если в течение недели депутаты его не отклонили, указ вступает в действие. Особые полномочия президенту дали на год, но фактически они действовали до осени 1993 года.

15 ноября 1991 года Ельцин подписал два принципиально важных документа, которые меняли экономическую реальность в стране: указ «Об отмене ограничений на заработную плату и на прирост средств, направляемых на потребление» и указ «О либерализации внешнеэкономической деятельности на территории РСФСР», который разрешал торговать с заграницей всем предприятиям, зарегистрированным на территории России.

По словам Андрея Грачева, Горбачев даже поддержал Ельцина. Прочитав его речь, сказал:

— Главное — он набрался смелости занять позицию ускорения реформ. Это нелегко, и важно, что он решился на это.

В словах Горбачева сквозила едва прикрытая зависть — то ли к способности Ельцина принимать те решения, на которые он сам долгое время не мог отважиться, то ли к той очевидной для него популярности Ельцина, которому общество готово было позволить делать с собой то, чего не разрешало и не позволяло Горбачеву.

Анатолий Черняев записал в дневник:

«Эти дни наконец-то все-таки решающие. Проснувшийся и проспавшийся, как следует попивший в отпуске Ельцин показал себя в полном объеме. И это похоже на него и следовало ожидать... Только Михаил Сергеевич не ожидал, все думал, что уговорами и хорошим отношением можно, по его любимому выражению, «канализировать» Ельцина в нужное русло.

Доклад Ельцина на съезде РСФСР — это прорыв к новой стране, к новому обществу... Порвав с прошлым, он окружил себя людьми разных мотиваций — карьеристами, наглецами, прохвостами, искренними демократами, новыми хозяйственниками (и старыми тоже, но перестроившимися) — и сумел «употребить» их, нацеливая на беспощадный разрыв с эпохой 17-го года.

Его доклад — это «грудь в крестах или голова в кустах». Но в России обычно так и делались большие дела. Думаю, кончится все-таки первым вариантом...

Он бросил народу надежду... Это признак харизмы, при всей примитивности его как личности... Как личность — он посредственность и серость, но как «вождь» в данной конкретной ситуации — то что надо...

Когда раньше в Москве не хватало хлеба и молока, люди орали на Горбачева. В эти дни ни того, ни другого совсем почти нет, а люди объединяются вокруг Ельцина».

Горбачев предпринимал отчаянные усилия для того, чтобы сохранить хотя бы остатки союзного государства. Для него это был единственный шанс остаться и в политике, и в Кремле. Пытаясь уговорить Ельцина подписать Союзный договор, Михаил Сергеевич шел на любые уступки. Но было уже поздно.

Черняев вспоминает, как иногда Горбачев жаловался:

— Поговоришь с Борисом Николаевичем, все вроде нормально, все уладили, условились, определились. А уйдет он к себе, и на другой день, оказывается, все наоборот и ни о чем, получается, не договорились.

Горбачев рассказал Шахназарову о встрече с Ельциным, когда они беседовали очень откровенно:

— Я сказал Борису: «Давай говорить по-мужски. Ты меняешь политику, уходишь от всего, о чем условились. А раз так — теряют смысл и Госсовет, и экономическое сообщество. Я подаю в отставку. Бери вожжи в руки, раз тебе этого хочется, правь в одиночку. Я в этой кутерьме участвовать не буду. Скажу всем так: вот друзья, лидеры пятнадцати республик, я вас подвел к независимости, теперь, похоже, вам Союз больше не нужен. Что же, живите дальше как заблагорассудится, а меня увольте».

Ельцин стал горячо доказывать, что политики менять не собирается, верен обязательству, слово у него твердое... Он по всем пунктам отступил, обещал действовать согласованно.

Горбачев был уверен, что победил, сумел переубедить Ельцина. Но тот оставался при своем мнении. Михаил Сергеевич грешил на окружение Ельцина:

— Когда с ним встречаешься один на один, почти обо всем можно договориться. Правда, это может рассыпаться, как только он выйдет из комнаты и подпадет под влияние своего окружения.

Горбачев ошибался. Дело было в другом.

Михаил Сергеевич пускал в ход все свое ораторское искусство. Ельцину трудновато было соревноваться с быстрым на язык Горбачевым, он не так легко находил аргументы в споре. И он никак не мог найти верный тон во взаимоотношениях. Он вроде бы уже и сильнее Горбачева, но вместе с тем формально тот выше. На общих совещаниях Ельцин часто молчал. Это позволяло Горбачеву единолично пользоваться ролью лидера.

Но Ельцин конечно же решил избавиться от Горбачева, но только не хотел говорить об этом в глаза.

25 ноября на заседании Госсовета Горбачев предполагал парафировать Союзный договор. Ельцин отказался это сделать, объяснив, что нужно не конфедеративное государство, а конфедерация государств. Иначе Верховный Совет России документ не ратифицирует.

— Но тогда это уже не единое государство, — возразил Горбачев.

Борис Ельцин ответил очень просто: без Украины Союза в любом случае не будет. Она ведь может принять решение, которое сразу развалит Союз. Ей достаточно для этого обзавестись своей валютой.

Разумеется, была альтернатива. Горбачев предлагал подписать Союзный договор и сразу провести выборы президента единого государства. Ельцин бы без труда победил на этих выборах. Но он не хотел становиться вторым Горбачевым и каждый день уговаривать непокорные республики.

Геннадий Бурбулис объяснил горбачевским помощникам, что республики уже все равно разбежались, поэтому надо спасать Россию, укреплять ее независимость, отделяясь от остальных. Когда Россия встанет на ноги, тогда другие республики к ней потянутся...