Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина - Леонид Млечин

Депутаты были ошеломлены, не могли прийти в себя. Через несколько часов заседание возобновилось и пошло довольно гладко. Ельцин поддержал идею экономического союза и сохранения единой армии при сохранении контроля над ядерным оружием в руках центра.

Но заметил, что каждая республика может сама решить, в чем она желает участвовать — в федерации, конфедерации или просто в экономическом союзе.

Правда, некоторые депутаты говорили о «предательстве». Тогда Горбачев взял слово и намекнул, что если съезд не хочет прекращать свою работу добром, то его можно просто разогнать.

5 сентября в половине второго дня внеочередной съезд народных депутатов закончил работу. Он утвердил все документы, представленные президентами. Съезд народных депутатов фактически упразднил сам себя и также фактически признал декларации республик о суверенитете. То есть Советский Союз в том виде, в каком он существовал, прекратил свое существование. Государственный совет первым актом признал независимость трех Прибалтийских республик.

После августовского путча Ельцин переселился в резиденцию в Барвихе.

Еще после избрания президентом России он настоял, чтобы ему предоставили резиденцию в четырнадцатом корпусе Кремля у Спасских ворот. Кабинет Бориса Николаевича находился на четвертом этаже, но там он редко бывал, предпочитал работать в Белом доме. Горбачев и его команда занимали первый корпус.

После путча Ельцин и его аппарат перебрались в бывшее здание ЦК КПСС на Старой площади. Он занял кабинет генерального секретаря.'Его помощники вспоминали, что для него это был символический шаг. Он сказал:

— Да, это тот самый кабинет, где меня отчитывали, где писали сценарии политической травли. Вам трудно понять, что я сейчас испытываю.

От Ельцина ждали быстрых и энергичных действий.

22 августа Ельцин ввел институт личных представителей президента России в краях и областях. Это была первая попытка создать президентскую вертикаль власти (столь же неудачная, как и многие последующие).

В тот же день Ельцин подписал указ «Об обеспечении экономической основы суверенитета РСФСР». Этим указом правительству Силаева поручалось принять под свое управление все предприятия союзного подчинения на территории России и сформировать республиканский золотой запас, алмазный и валютный фонды.

Для соблюдения экономических интересов России было решено создать при президенте России Комитет по защите экономических интересов РСФСР. Комитет этот так и не появился.

Ельцин уехал отдыхать в Сочи на дачу «Бочаров ручей». Это место ему давно нравилось. Удобный двухэтажный дом. Парк площадью в сорок гектаров с пальмами и фруктовыми деревьями. Пляж, бассейн с морской водой, теннисный корт. Говорят, что осенью 1991 года здесь распили не одну бутылку шампанского, отмечая победу.

Ельцин уехал на юг и словно исчез. Никто не мог понять, почему он уехал, вместо того чтобы воспользоваться плодами победы. Ходили обычные слухи, что Ельцин не способен методично работать, что он чувствует себя нормально в моменты схваток, а рутинная работа не по нем. Поэтому он отправился на юг, где пьет и гуляет...

Виктор Иваненко, который тогда был председателем КГБ РСФСР, рассказывал мне, что даже он не мог связаться с Ельциным по ВЧ в тот момент, когда это было совершенно необходимо — речь шла о проблемах, уже возникших тогда в Чечне.

А люди не могли понять: почему ничего не происходит? Почему демократы теряют время?

Так что же там, на юге, происходило на самом деле? Я спрашивал об этом Андрея Козырева, бывшего министра иностранных дел. В те годы он был достаточно близок к президенту.

— Я вместе с другими коллегами предпринимал тогда усилия для того, чтобы вывести его из этого отпуска и побудить действовать решительно, — рассказывал мне Козырев. — Мы понимали, что страна теряет время. Нужны реформы. Момент исторически выгодный, потому что оппозиция подавлена — морально, психологически, и велика была поддержка реформаторских начинаний. Мы понимали, что период этот не будет долгим.

Я не был в тот момент в Сочи, не знаю, что там делалось. Интересно, что и Геннадий Бурбулис, который был самым близким к Ельцину человеком, сам не мог толком объяснить, что с ним происходило. Или не хотел. Но он тоже разделял мнение, что надо действовать. Ну уж если Бурбулис не может выяснить, то я и подавно. Он был гораздо ближе к Ельцину в личном плане...

Наверное, точнее было бы сказать, что сам Ельцин просто не знал, что именно он должен делать. Страна разваливалась. Литва, Латвия, Эстония получили формальную независимость. Грузия, президентом которой был Звиад Гамсахурдиа, ушла де-факто. Другие республики хотя и не уходили, но демонстрировали нежелание подчиниться Москве. Пытаться сохранить единое государство — значило укреплять власть Горбачева. А вот этого не хотел Ельцин. Горбачев ему только мешал.

Если бы Борис Николаевич был союзным президентом, было бы ясно, что следует предпринять. А в роли российского лидера он — может быть, даже неосознанно — решил посмотреть, как будут развиваться события. Хотя, совершенно очевидно, ощущался и элемент растерянности: новое российское руководство, окружение Ельцина просто не знали, что делать.

Я спрашивал Андрея Козырева, насколько верны предположения о том, что Ельцин разрушил единое государство только потому, что не мог ужиться с Горбачевым, хоть и ослабшим, но все еще старшим по должности.

— А с Горбачевым в те месяцы невозможно было работать, — говорил мне Козырев. — Это был период, когда Ельцин уехал на юг, сидел там длительное время — тихо, и нельзя сказать, что российская группировка, как волки, стала перехватывать власть у союзного руководства. Мы ничего не могли перехватывать, потому что многие этого не хотели, да и не могли без Ельцина...

Как раз был длительный момент, когда российская часть руководства полностью была парализована отсутствием Ельцина. А Горбачев-то присутствовал. Почему же союзное руководство не действовало?

— Это не мы упустили, — говорит Козырев, — а они упустили. Мы включились потом, и нам оставалось только зарегистрировать распад государства.

Горбачев и союзное правительство за эти месяцы ничего не сделали, чтобы спасти положение. У них не было концепции экономических реформ. Между прочим, если бы Ельцин попытался тогда действовать, его бы стали во всем винить. Может быть, этого он хотел избежать — не брать на себя ответственность за перехват власти.

— Он не мог тогда заменить Горбачева, мы не могли подменить союзное правительство, — считает Андрей Козырев. — Единственный выход был отступить назад и дать им возможность действовать. Но они не справились со своей задачей...

Когда Ельцин уехал, у Горбачева возникло обманчивое ощущение, что все встало на свои места. Он продолжал выступать, подписывать указы, принимать решения, которые никого не интересовали. Реальная власть перешла к республиканским лидерам. Они чрезвычайно раздражались, сталкиваясь с активностью Горбачева. Они уже почувствовали вкус власти и не хотели подчиняться Кремлю.

Горбачев пригласил к себе Ивана Степановича Силаева и предложил ему руководить союзным правительством. Силаев стал отказываться. Но Горбачев сказал, что с Ельциным это согласовано. Иван Степанович согласился.

Горбачев пытался вернуть себе прежнее положение в обществе; восстановить отношения с демократическими силами. Но было поздно. К нему относились с недоверием. Он пытался самоутвердиться в постоянных встречах с иностранными гостями.

Андрей Грачев вспоминает:

«Отсутствие Ельцина в Москве позволяло избежать протокольной и политической двусмысленности, когда зарубежные гости, путаясь в расписании, наносили визиты поочередно обоим президентам, а протокол с трудом освобождал единственный подходящий для официальных встреч величественный Екатерининский зал...

Причем это отсутствие помогало и Горбачеву, и его зарубежным партнерам закреплять представление о том, что в формулу «высший уровень» вовсе не обязательно включать российского президента, как это было в первые дни и недели после провала путча».

Можно представить себе, как это «нравилось» окружению Ельцина!

Всем хотелось знать, что намеревается предпринять Борис Ельцин.

«В сентябре, — пишет бывший помощник союзного президента Анатолий Черняев, — все иностранные партнерй спрашивали Горбачева о Ельцине. 5 сентября канцлер Германии Гельмут Коль задал Михаилу Сергеевичу откровенный вопрос:

— Как у тебя с Ельциным?

— Сейчас лучше, намного лучше.

— А он тоже так считает?

— Полагаю, что да.

9 сентября с теми же вопросами появился министр иностранных дел Германии Ганс Дитрих Геншер:

— Что вы думаете о Ельцине?