Тайна Богоматери. Истоки и история почитания Приснодевы Марии в первом тысячелетии - Митрополит Иларион
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Предание об Успении Богородицы не известно ни одному из авторов IV века, и богословам (Епифаний) остается только гадать, при каких обстоятельствах Она покинула мир.
Глава 3
Провозглашение Девы Марии Богородицей в V веке
V век в истории христианства был ознаменован христологическими спорами. Начало им было положено ересью Константинопольского архиепископа Нестория. В своем учении Несторий опирался на христологическую доктрину Феодора Мопсуестийского, который ввел резкое разделение между Божественной и человеческой природами в Иисусе Христе: он говорил, в частности, о том, что Бог Слово «воспринял» человека Иисуса; безначальное Слово Божие «вселилось» в рожденного от Девы человека Иисуса; Слово жило во Христе, как в храме; Оно облеклось в человеческое естество, как в одежду; человек Иисус благодаря Своему искупительному подвигу и крестной смерти соединился со Словом и воспринял Божественное достоинство.
Хотя подобные выражения встречались в сирийской традиции, у Феодора использование этих образов приобрело еретические черты, поскольку он по сути говорил о Боге Слове и человеке Иисусе как о двух субъектах, чье соединение в одном Лице воплощенного Сына Божия является не столько онтологическим, сущностным, сколько условным, существующим в нашем восприятии: поклоняясь Христу, мы объединяем два естества и исповедуем не «двух сынов», но одного Христа — Бога и Человека.
Именно это учение легло в основу христологической доктрины Нестория, поставленного на Константинопольскую кафедру в 428 году. Вскоре после посвящения Несторий начал в проповедях оспаривать термин «Богородица», к тому времени прочно вошедший в употребление, на том основании, что Мария родила не Бога, а только человека, с которым соединилось Слово Божие, превечно рожденное от Отца; человек Иисус, рожденный от Марии, был только обителью Божества и орудием нашего спасения; этот человек, через наитие Духа Святого, стал Христом, то есть помазанником, и Слово Божье пребывало с ним в особом нравственном или относительном соединении.
Несторий был сирийцем по происхождению и представителем антиохийской богословской традиции, в которой термин «Богородица» не использовался. Мы не находим его ни в одном из подлинных творений Иоанна Златоуста, несмотря на их многочисленность. Не встречается он и у Ефрема Сирина. Приехав в Константинополь и услышав его, Несторий возмутился, счел термин богословски некорректным, не увидел в нем ничего кроме невежественного благочестия, сложившегося под влиянием языческой мифологии[632], и предложил заменить его на термин «Христородица». Сам Несторий объяснял изобретение этого термина желанием примирить противоборствующие партии:
[Мне] было абсолютно необходимо вмешаться в это [дело], когда святая Церковь лишилась порядка, и одни говорили, что Марию следует называть Человекородицей, а другие — Богородицей; чтобы, говорит, не ошибиться и в том и в другом, либо присоединяя бессмертное [к смертному], либо привлекая к себе одну из сторон, лишаясь другой, он придумал выражение «Христородица»[633].
Богоматерь Аракиотисса. Фрагмент фрески. 1192 г. Церковь Панагии Аракиотиссы, Лагудера, Кипр
Церковный историк Евагрий Схоластик, сохранивший это свидетельство Нестория о самом себе, уточняет, вслед за историком Сократом[634], что первым борцом с термином «Богородица» в Константинополе был не Несторий, а некий пресвитер Анастасий:
Анастасий — некий пресвитер, дурно мыслящий и страстно любящий Нестория с его иудейскими догматами, который сопровождал его на пути к месту епископства и который, встретив Феодора в Мопсуэстии и прослушав его наставления, отклонился от благочестия… проповедуя перед христолюбивым народом в церкви Константинополя, открыто осмелился сказать: «Да не назовет никто Марию Богородицей. Ибо Мария была человеком; Бог же не может произойти от человека». Когда христолюбивый народ из-за этих [слов] возмутился и эту проповедь по справедливости посчитал богохульством, Несторий, учитель этого богохульства, не только не воспрепятствовал [ему] и не присоединился к истинным догматам, но решительно придал вес сказанному Анастасием и выказал себя еще большим любителем споров в этих [вопросах]. В каком-то месте изложив свои собственные мысли и смешав их письменно [со сказанным Анастасием], и яд души извергнув, он старался проповедовать еще более богохульные [идеи], доходя до того, что произнес на свою голову: «Бывшего двухмесячным или трехмесячным я не смог бы назвать Богом»[635].
Таким образом, именно церковный народ решительно восстал против отказа от употребления термина «Богородица». И предложенный Несторием компромиссный вариант никого не удовлетворил. Споры становились все более горячими, обстановка в столице накалялась. И тогда на помощь пришли богословы Александрийской школы. В своей полемике с несторианством главный представитель этой школы святой Кирилл, архиепископ Александрийский, настаивал на единстве Ипостаси Бога Слова: безначальное Слово есть то же самое Лицо, что и Иисус, родившийся от Девы; поэтому нельзя говорить о Слове и Иисусе как двух разных субъектах.
Христология Кирилла была подтверждена III Вселенским Собором, созванным в Ефесе в 431 году. Собор сопровождался бурными дебатами и прошел в отсутствии группы епископов из Антиохи, которые, прибыв на Собор с большим опозданием, не присоединились к состоявшемуся на нем осуждению Нестория. В 433 году состоялось примирение антиохийских епископов с Кириллом Александрийским, и была подписана догматическая формула, ставшая богословским итогом Ефесского Собора:
Посему исповедуем, что Господь наш Иисус Христос, Сын Божий Единородный, есть совершенный Бог и совершенный Человек с разумной душой и телом, рожденный по Божеству от Отца прежде веков, в последние же дни Он же Самый [рожден] по человечеству от Марии Девы, нас ради и нашего ради спасения. Единосущный Отцу по Божеству и Он же Самый единосущный нам по человечеству. Ибо произошло единение двух естеств. Посему мы исповедуем Единого Христа, Единого Сына, Единого Господа. Сообразно с этой мыслью о неслиянном единении [естеств] мы исповедуем Святую Деву Богородицей (ὁμολογούμεν τὴν ἁγίαν παρθένον θεοτόκον), и это потому, что воплотился и вочеловечился Бог-Логос и от Ее зачатия соединил с Собой воспринятый от Нее храм. Евангельские же и апостольские выражения о Господе мы признаем: одни — объединяющими, как относящиеся к одному лицу, а другие — разделяющими, как относящиеся к двум естествам. И — одни [выражения признаем] передающими богоприличествующие [свойства] по Божеству Христа, а другие — уничиженные [свойства] по человечеству Его[636].
Дионисий. III Вселенский Собор. Фреска. Ферапонтов монастырь. XV в.
Таким образом, богословский компромисс между александрийской и антиохийской традициями был найден, и антиохийцы присоединились к
