Тайна Богоматери. Истоки и история почитания Приснодевы Марии в первом тысячелетии - Митрополит Иларион

— становится объектом благоговейных размышлений блаженного Августина в его рождественских проповедях. Он подчеркивает, что целью Боговоплощения было обожение человека, и что от Девы родился по человечеству Тот, Кто по Божеству является Ее Создателем:

Дабы обожить человеков, Бог стал Человеком; не оставляя того, чем был, восхотел сделаться Сам тем, что сотворил. Сам сотворил то, чем Ему быть, и присовокупил человечество к Божеству, не теряя Божества в человечестве. Дивимся рождению Девы и стараемся уверить неверующих в истине нового, необычайного рождества — как без семени зачался Плод во утробе; как чрево, чистое от плотского смешения, произвело Сына Человеческого, не имея Ему отца из людей; как пребыло целым девство, заключенное в зачатии и неповрежденное в рождении. Дивно это действие всемогущества, но еще удивительнее то милосердие, по которому Могущий так родиться восхотел родиться. Ибо был уже единородным у Отца Тот, Кто родился единородным у Матери; Сам создался в Матери Тот, Кто сотворил Себе Матерь; вечный с Отцом, во времени от Матери; после Матери создан от Матери, прежде всех от Отца сущий, несозданный. Без Него никогда не был Отец, без Него никогда не существовала бы Мать[591].

Мы слышали ныне в Евангелии ангельский глас, возвестивший пастырям рожденного от Девы Иисуса Христа: «Слава в вышних Богу и на земле мир, в человеках благоволение» (Лк. 2:14). Торжественный глас и приветствие не одной Жене, родившей Чадо, но всему роду человеческому, для которого Дева родила Спасителя! Ибо достойно и совершенно справедливо было, чтобы рождение Той, Которая родила Владыку неба и земли, и по рождении пребыла непорочной, — прославили не женщины праздником обыкновенным, но Ангелы хвалами божественными[592].

Родился Христос — Богочеловек. Бог от Отца, человек от Матери: от Отца предвечно, от Матери девственно; от Отца без матери, от Матери без отца; от Отца вне всякого времени, от Матери без семенного зачатия; от Отца — как начало и источник жизни, от Матери — как разрушение и попрание смерти; от Отца сотворивший времена и устроивший сами дни, от Матери освятивший день… Еще не можем мы постигнуть предвечного рождения Его от Отца; так почтим достойно хотя временное рождение Его от Девы[593].

Важнейшей темой мариологии Августина является приснодевство Матери Божией. Формула, впервые прозвучавшая у Зинона Веронского, возникает у Августина многократно и в разных модификациях:

Насколько меньше должны хвалиться прочие женщины? Ибо и о Самой Марии говорится, что Она женщина — не по причине нарушенного девства, но по именованию, присущему Ее роду. Ибо и апостол сказал о Господе Иисусе Христе: «Родился от жены» (Гал. 4:4), — однако не нарушил чина и устроения нашей веры, в соответствии с которой мы исповедуем Рожденного от Духа Святого и Девы Марии. Итак, Она зачала, [будучи] Девой, родила, [будучи] Девой, и осталась Девой[594].

Ибо привела доказательство (dedit indicium) величия Своего Дева Матерь, как до зачатия Дева, так и после рождения Дева[595].

Возрадуемся, братья; да веселятся и ликуют народы. Не это видимое солнце отделило для нас сей день, но его невидимый Творец, когда Его произвела на свет (effudit) плодоносной утробой и невредимыми ложеснами Дева Матерь, — Его, ставшего видимым ради нас, [Его], Которым сотворены и невидимые [силы], и Она Сама. В зачатии — Дева; при рождении — Дева; в беременности — Дева; разрешившись от бремени — Дева; Приснодева[596].

Итак, будем праздновать с радостью этот день, в который Мария родила Спасителя: сочетавшаяся [браком] — Создателя брака, Дева — Перводевственника; и выданная замуж, и Матерь не от мужа; Дева до брака, Дева в браке, Дева рождающая, Дева, кормящая грудью[597].

Мария — Дева до зачатия, Дева после рождения[598].

Итак, Сия, вслед за Кем вы идете, и в зачатии не пребывала[599] с мужем, и, родив, осталась Девой[600].

Дева зачала — вы дивитесь; Дева родила — вы дивитесь еще больше; после рождения Она осталась девой — итак, «род Его кто изъяснит?» (Ис. 53:8)[601]

Дева зачала, Дева родила и после рождения осталась Девой[602].

Рожденный от Матери, Которая зачала, не зная мужа и никогда его не знала, — Девой зачала, Девой родила, Девой скончалась, — но все-таки была обручена плотнику, Он угасил всякое превозношение земной знатностью[603].

В этих настойчивых утверждениях Августин следует общецерковной доктрине, выразителями которой, как мы видели выше, на Западе были Зинон Веронский, Амвросий Медиоланский и Иероним Стридонский, а на Востоке Ориген, Ефрем Сирин, Василий Великий, Амфилохий Иконийский, Иоанн Златоуст и Епифаний Кипрский. Мы можем констатировать полный консенсус относительно приснодевства Марии между западными и восточными отцами этого периода.

Еще одной ключевой темой мариологии Августина является утверждение об абсолютной непричастности Девы Марии какому-либо греху. В трактате «О природе и благодати», полемизируя с Пелагием, Августин приводит длинный список ветхозаветных праведников — мужчин и женщин, — «о которых сообщается не как о несогрешивших, но как о проживших праведную жизнь» (qui non modo non peccasse, verum etiam iuste vixisse referuntur). И затем объясняет, в каком смысле Дева Мария является исключением из этого списка:

Итак, за исключением Святой Девы Марии, о Которой, ради чести Господней, я совершенно не желаю делать никакого исследования, когда речь идет о грехах, — ибо откуда мы знаем, что́ было сообщено Ей сверх благодати для всецелой победы над грехом — [Ей], удостоившейся зачать и родить Того, о Ком известно, что Он не имел никакого греха? — итак, за исключением Сей Девы, если бы мы могли собрать всех тех святых мужей и жен, когда они жили здесь, и спросить, без греха ли они, то что, полагаем мы, они имели бы ответить? То ли, что он[604] говорит, или то, что [говорит] апостол Иоанн, спрашиваю я вас. Сколько бы ни было превосходных [дел] святости в сем теле, если бы [святые] могли быть спрошены об этом, они воскликнули бы в один голос: «Если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас» (1 Ин. 1:8). Или, может быть, они ответили бы это скорее в уничижительном тоне, нежели в соответствии с истиной? Но еще он полагает, и правильно полагает, что «не ставит похвалу смирения в один ряд с ложью». Итак, если бы они это сказали, то [в любом случае] имели бы грех: