На закат от Мангазеи - Сергей Че

Воевода поднял дощатую дверцу, ведущую в подпол, заглянул в темноту.

- И впрямь, пустые. Зато теперь вам в подполе сидеть будет вольготно. Места много.

Он подошел к борту, оглушительно свистнул и замахал руками. Макарин увидел, как сидящая на склоне холма троица повскакала с мест и стала спешно затаптывать костер.

Воевода повернулся и громко сказал:

- Итак, разбойнички, пора выполнять уговор. Мне из вас нужны только пятеро. Один морезнатец, что местные отмели да воды с берегами знает. И четверо умелых, чтобы помочь нам с лодьей под ветром справиться. Остальные – в подпол. Сидеть будете недолго. Это я вам обещаю. Да, и не забудьте оружие на палубе оставить. Всё. Вплоть до ножей. Дьяк проверит. Проверишь, дьяк?

Макарин подошел к воеводе и тихо сказал:

- Не мало ли пятерых в помощь? Если ты в Тобол хочешь, в обское устье придется на веслах идти, пятеро эту лодью против течения точно не сдвинут.

Воевода усмехнулся.

- Ты и впрямь подумал, что я Троекурову так просто Мангазею сдам? Плохо меня знаешь, дьяк. Никакого Тобола. А значит и никакого устья. Пойдем по твоим делам через море. А там посмотрим, авось чего изменится. Для паруса много людей не надо.

- Но и отпускать их после опасно. Как возвращаться будем?

- Что-нибудь придумаем.

Воры зашевелились, стали подползать, пригибаясь, ближе к пегобородому, который у них явно был за главного. Тот наклонялся к каждому, шептал по-быстрому в ухо, отпускал. Подходил к следующему. Воры кивали, зыркая на гостей.

- Эй, разбойнички, - нахмурился Кокарев. – У вас есть возражения?

Пегобородый осклабился и поклонился.

- Никаких, воевода. Разве что совсем небольшое. Я-то человек доверчивый, раз воевода сказал, я ему конечно верю. Но не все у нас такие как я. Многим твоего слова недостаточно. Вот Орбан молодой, совсем у нас недавно, а уже мудрец каких мало. Вот он трезво спрашивает – а что, если… Да ты, Орбан, сам скажи, сынок, не стесняйся.

Пегобородый подтолкнул к ним мелкого скуластого угорца в грязной меховой шапке и линялых одежках. Угорец шмыгнул носом, скосил глаза в сторону и просипел:

- Вобщем, это… Оружье тут, мы там, а вы это… И конец!

Пегобородый задвинул угорца обратно и перевел:

- Орбан опасается, что твое предложение, воевода, может обернуться для нас ловушкой. Оружие мы, значит, сдадим, сами сядем в подпол. А ты стрельцов сюда напустишь. Пятеро безоружных со стрельцами не справятся.

- Не пущу я сюда стрельцов.

- И все же, опасения имеют место быть. Потому предложение наше такое. Мы, пятеро остающихся, оружие оставляем. И сдаем его только после того, как в море выйдем.

- Опасно, - шепнул воеводе Макарин.

Воевода отмахнулся.

- Ладно. Но можете оставить только кинжалы. Пищали и прочее дальнобойное все равно сдать.

На том и порешили.

Разбои потянулись к черному зеву подпола, прихватив троих раненых, что лежали на полатях в носовом помещении. Макарин стоял рядом с лестницей и брезгливо заглядывал каждому за пазуху, хлопал по штанинам в поисках спрятанного оружия. Когда последний из воров спрыгнул вниз, дьяк опустил дверцу и задвинул железный засов.

На палубе остались пегобородый переговорщик, двое сумрачных поморцев, татарин и молодой вятич с блеклыми хитроватыми глазами.

- Лучшие из лучших, воевода, - представил сотоварищей пегобородый. – В одиночку могут с парусом на большой воде справиться.

- Так может, одного и хватит?

- Может и хватит, - ухмыльнулся разбой. – Вот только море не спокойно. Как бы чего не вышло.

На море поднимались волны, ветер дул все сильнее, а на горизонте чернели тучи.

- Ладно, - сказал воевода. – А этого почто в подпол не спустили?

Он указал на скорчившегося разбойника, что лежал в луже крови рядом с мачтой. Его развороченная нога торчала под странным углом, напоминая раздувшийся пень.

- Помер он, - вздохнул разбой. – Как выйдем в море, опустим на дно бренные останки. Пусть всеблагой Нум примет его душу в своем подводном царстве.

Он достал из-за пазухи увесистый оберег на плетеном ремешке и приложился к нему губами. Воевода глянул на него презрительно.

- Вроде с виду простой христианский человек, а речи поганые ведешь. Много вас, отступников, развелось.

- Если бог от нас отступается, кто мы такие, чтобы не отступиться от него? Я всю жизнь Христу молился. Пока два года назад ко мне в костромскую деревушку лисовчики польские не нагрянули. Жену снасильничали, горло ей перерезали. И детишкам малым кишки выпустили. Потом насадили их на копья и показали мне. В тот день я Христа проклял.

Кокарев отвернулся от него, перекрестившись.

Конные стрельцы стояли все также, цепью, между лодьей и темнеющим морем. Лошади фыркали, переступали с ноги на ногу. Ветер рвал конские гривы и подолы кафтанов. Воевода Троекуров в сопровождении одного из стрельцов спустился быстрой рысью с холма и подъехал ближе к лодье.

- Может, все-таки пару служивых возьмешь с собой в охрану, - крикнул он Кокареву. – На всякий случай. Или дьяку передашь. Два ствола лишними никогда не бывают.

- Бывают, - ответил тот. – Не беспокойся, Иван Михалыч. Мы без твоих стрельцов справимся.

Троекуров пожал плечами и развернул мерина.

- Ну, тогда прощай, Григорий Иваныч. Не поминай злом.

Он похлопал лошадь по холке и двинулся шагом обратно. Проходящий мимо Хадри низко поклонился ему, но воевода сделал вид, что не заметил самоеда. Хадри пропустил Иринью вперед на сходни, а сам с трудом затащил на лодью объемистый тюк с припасами.

- А где Шубин? - спросил Кокарев.

- К лодке спустился, - ответила Иринья. – Снарягу забирает. Обещал скоро догнать.

- Если задержится, ему придется до нас вплавь добираться, - сказал воевода и кивнул на море.

Только сейчас Макарин заметил, что волны уже