На закат от Мангазеи - Сергей Че
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иринья, проходя мимо Макарина, посмотрела ему в глаза и прикрыла лицо краем платка почти до переносицы.
- Девка пусть идет в казенку, дверь закроет и без особой необходимости не высовывается, - тихо распорядился воевода. – Не хватало еще, чтобы ее опять какой-нибудь вор узнал. А самоеду дай в руки пару самопалов и пусть с разбоев глаз не сводит. И сам будь настороже.
Макарин кивнул, проводил Иринью до носового помещения, спиной чувствуя ошалелые взгляды пятерых оставшихся разбоев, закрыл за ней скрипучую щелястую дверцу.
- Не место тут бабе, - вкрадчиво проговорил пегобородый, заступив ему дорогу. – Насчет бабы мы не договаривались.
Макарин, не отвечая, отодвинул его ладонью.
- Баба непогоду притягивает, - просипел кто-то из разбоев. – Ты, Сокол, сам глянь на небо, видишь же - Нум ярится, жертву требует. Прямо к морским чертям в лапы сейчас пойдем.
- Ша, братишки, - пегобородый Сокол поднял руку. – Я понимаю ваше негодование и тоже чувствую себя немного обманутым. И уже начинаю жалеть о нашей с тобой сделке, воевода.
Один из разбоев привстал и, кряхтя, вытащил из-за пояса потемневший от времени и холода кинжал. Макарин придвинулся ближе к борту, нащупал ручницу и услышал, как устроившийся на корме Хадри заскрипел колесцом самопала.
Воевода шагнул вперед и усмехнулся.
- Так значит ты и есть тот самый знаменитый атаман Сокол? Гроза купчин и людей промысловых. Казаки мне сказывали, будто ты на приступ, не склоняя головы, идешь. А теперь, стало быть, какой-то юбки испугался.
- Война войной, а морские приметы уважать надо. Одно дело пули, другое дело боги. С богами я не воюю.
- Никто тебя с богами воевать не заставляет. Знай, отмели обходи и дорогу показывай.
- Ты даже не сказал, какую дорогу тебе показывать. Чует мое сердце, не понравится мне эта дорога.
- А это уж не твое дело, Сокол. Через море переправишь, и проваливай. Хоть награда за твою голову и большая, но слово я сдержу.
Атаман недобро прищурился и хотел еще что-то сказать, но тут сквозь ветер донесся чей-то далекий крик.
Хадри вскочил и залопотал по-своему, тыкая пальцем в сторону берега.
Там, сквозь низкорослые заросли продирался и что-то кричал Шубин. Большой тюк со снаряжением цеплялся за корявые ветки, и тащились следом змееподобные вьюны. Шубин выкарабкался на мерзлый песок и понесся широкими скачками к лодье, размахивая свободной рукой. Сгрудившиеся у холма стрельцы встревоженно за ним наблюдали.
Шубин прошлепал по уже прибывшей воде, взлетел по сходням, сбросил тюк на палубу и прохрипел:
- Уходить надо. Быстро.
- Дикари? – догадался Макарин.
- Да. Уже близко.
- Лодья на мели, - сказал воевода. – А прилив только начался.
Шубин бешеными глазами оглядел лодью, ее мачту, оснастку.
- Надо парус ставить. Ветер с берега. Авось поможет.
- Нельзя парус, - сказал Сокол, исподлобья разглядывая Шубина. - На борт завалились. С парусом совсем опрокинемся.
- А ты его, разбой, с одной стороны подымай да боком ставь. И ветер лови. Или тебя учить надо?
Сокол сплюнул, отвернулся и нехотя махнул рукой помощникам.
Макарин подошел к Шубину, который стоял у борта и вглядывался в далекие кустарниковые заросли, туда, где протоки сливались вместе и исчезали за холмом.
- Ты их разглядел? Кто они, знаешь?
Поморец мотнул головой.
- Нет. Лодки у них странные. Никогда таких не видел. Прислушайся.
Макарин замер. Вой ледяного ветра закладывал уши, но даже сквозь него можно было разобрать то стихающий, то нарастающий гул.
- Их много, - сказал Шубин. – Очень.
Сзади оглушительно хлопнул раскрывшийся углом парус. Лодья заскрипела, дернулась, зарываясь глубже в песок.
- Проклятье, так ничего не выйдет, - пробормотал Шубин, одним скачком перемахнул через борт и, увязая в мутных пенистых волнах, побежал к сгрудившимся на берегу стрельцам.
- Что говорит поморец? – тихо спросил воевода.
- Ничего хорошего. Но у нас еще есть шанс сбежать, если присоединимся к Троекурову. У дикарей лодки, конных они не догонят.
- Еще чего! К Троекурову – никогда. Лучше сдохнуть.
На берегу Шубин что-то доказывал каменно сидящему на мерине Троекурову, размахивая руками. С холма быстро, чуть не оскальзываясь, спускались тяжеловозы с пушечными нартами. Наконец, Троекуров не выдержал напора, отмахнулся от поморца, разворачиваясь. Шубин кинулся к тяжеловозам, быстро распряг одного из них, вскочил на него и огрел ручищей по крупу. Конь грузно переваливаясь на толстенных ногах поплюхал в сторону лодьи, разбрызгивая прибывающую воду.
- Канат! – крикнул Шубин, когда поравнялся со сходнями, и не останавливаясь проскакал вперед. Один из разбоев побежал на нос, вымотал из бухты почерневшую снасть, кинул за борт. Шубин слетел в воду, поймал канат и споро обвязал им шею тяжеловоза, пропустив пару витков под крупом. Воды уже было по колено. Конь ощутимо дрожал, вылупив покрасневшие глаза, ноги его подгибались. Шубин схватил подуздок и с трудом потянул тяжеловоза в сторону глубокой воды, оскальзываясь и падая на колени. Лодью дернуло, затрещали деревянные крепления и снова оглушительно захлопал над головой парус. Шубин молотил рукой по холке, тяжеловоз сипло верещал, бил ногами пенную взвесь, и Макарину уже показалось, что лодья трогается с места, когда воевода дернул его за рукав.
- Дьяк. Смотри.
Позади, из-за далекого края холма показались лодки.
Сперва их было только четыре, они прошмыгнули вдоль зарослей, непривычно корявые, будто покрытые уродливыми наростами, приостановились у развилки, там, где река начинала ветвиться на множество протоков. Они стояли долго, борт к борту, и было видно, как странные мохнатые фигуры тянут головы, озирая берег и переговариваясь. Потом оттолкнулись друг от друга, разошлись по протокам, оставив одну на месте, и Макарин увидел, как один из сидящих в ней
