Водолаз Его Величества - Яков Шехтер

раввин Новобазарной синагоги, и мне необходимо срочно поговорить с Залманом. Будьте любезны, передайте это ему, когда он вернется.

– Отчего ж не передать, передам. Только вряд ли этот баламут и пьяница будет чем полезен. Я вам говорю, держитесь от него подальше.

До глубокой ночи Шая ожидал прихода Залмана, как ожидают прихода Мессии. Вне всяких сомнений, под маской вонючего золотаря, пьяницы и скандалиста прятался праведник, возможно даже ламедвовник, один из тридцати шести скрытых цадиков, на которых держится мир. Наконец-то Всевышний послал Шае учителя, и его вынужденному одиночеству наступает конец.

Но праведник не пришел. Ни вечером, ни утром, ни днем. После полудня, не выдержав пытки ожидания, Шая отправился на Спиридоновскую.

– Ух, какой тут был скандал! – вскричал дворник, завидев раввина. – Крику сколько, шуму, топанья ногами. Что вы там у него повредили?

– Я? – изумился Шая.

– Какие-то книги перепутали. Он взбесился, точно умалишенный. Погрузил пожитки на тележку и съехал.

– Съехал! – с отчаянием воскликнул Шая. – А куда?

– Кто ж знает? Не сказал.

Теплый вечер жадно обнимал Одессу, будто старый муж юную жену. Деревья на Соборке благоухали, полная луна серебрила листья, но Шая шел, не замечая красоты города. Праведник не захотел открыться, и это означало, что Шая недостоин общения, то есть не поднялся на должный уровень. Погруженный в размышления, он горестно всплескивал на ходу руками и тяжело вздыхал, не замечая удивленных взглядов прохожих.

Прошло несколько месяцев. Шая сильно изменился. Теперь в каждом лоточнике, биндюжнике, лавочнике и возчике он подозревал скрытого праведника. От его былого высокомерия не осталось и следа. Кто знает, какие книги прячет в своем шкафу чистильщик обуви или уличный продавец папирос?

Приближался Пейсах с его проблемами, устрожениями и радостями. К раввину Ишаягу явились на разбирательство две соседки, бедная и богатая. Бедная всю зиму собирала грош к грошу, чтобы перед праздником купить большого гуся, вытопить жир и на нем готовить еду для Пейсаха.

Гусь был куплен, кошерно зарезан и принесен домой. Бедная соседка взялась его ощипывать и послала десятилетнюю дочку к богатой соседке за пасхальным казаном. Держать в доме специальную посуду для Пейсаха могли позволить себе лишь зажиточные люди, поэтому бедная соседка заранее попросила богатую одолжить ей этот чугунок.

Девочка принесла казан, мать вытопила жир, чисто вымыла чугунок и лично понесла возвращать. Она не успела вымолвить даже первого слова благодарности, у соседки при виде казана лицо пошло красными пятнами.

– Откуда у тебя это? – вскричала она.

– Что значит откуда? Дочка от тебя принесла.

– Кто ей дал, кто?

– Не знаю. А в чем дело?

– Это же молочный казан!

Бедная соседка завопила в голос. Пропали ее грошики, любовно собиравшиеся всю зиму, пропала готовка на праздник, ведь деньги на нового гуся неоткуда было взять.

Стали разбираться, как это произошло. Быстро выяснилось, что казан дала десятилетней дочке бедной соседки ее подружка, дочка богатой. Обе женщины пошли к раввину выяснять, что делать с посудой и вытопленным жиром. Они надеялись, что умный и знающий ребе отыщет какой-нибудь малоизвестный параграф закона, и… Впрочем, надежды на это почти не было.

Раввин Ишаягу выслушал соседок и задал всего два вопроса:

– Сколько лет девочке, которая дала казан?

– Одиннадцать.

– Она сделала эта сама или по указанию матери?

– Мать велела ей взять казан из сундука в левом углу кухни, а она перепутала и взяла из сундука в правом углу.

– Жир кошер, – постановил раввин Ишаягу. – Казан очистить огнем, окунуть в кипяток и можно пользоваться.

Слова раввина моментально облетели всех лоточников, биндюжников, лавочников и возчиков Новобазарной синагоги и с их помощью разнеслись по всей Одессе. Насколько простые люди одобряли решение раввина, настолько же другие раввины и многоученые евреи ставили его под сомнение.

Ну и что? Шаю это уже не волновало. Он достиг такой степени самодостаточности, что пропускал мимо ушей критические высказывания, упреки и даже откровенную брань в свой адрес.

Прошел Пейсах, наступила весна, и Одесса зацвела, наполнилась птичьим гомоном и ярким солнечным светом. Однажды утром, когда Шая проходил по Садовой мимо почтамта, спеша на свидание с тишиной Соборки и ее начальником, безмолвным графом Воронцовым, его остановил почтальон.

– Как хорошо, что я вас встретил, уважаемый раввин! – воскликнул он, доставая из сумки пакет. – Вам посылка, распишитесь, пожалуйста.

– Прямо здесь, на улице? – удивился Шая.

– А вы разве хотите вернуться домой?

Шая молча расписался, взял пакет и пошел дальше. На это утро у него были большие планы, и он не хотел терять даже одной минуты на бессмысленный разговор с почтальоном. Дойдя до Соборки и заняв свою скамейку, он все-таки оглядел пакет и замер. В графе «Отправитель» значилось: Залман, Спиридоновская, 26.

Сломав дрожащими пальцами сургуч и разорвав бумагу, Шая извлек на свет ту самую книгу. Ни записки, ни отмеченных страниц, ни закладок, ничего. Просто книга, и больше ничего.

Сжимая книгу в руке, Шая поспешил на Спиридоновскую. Может быть, Залман вернулся на старую квартиру или оставил для него сообщение? Ведь книга означает, что он допущен, прошел проверку, и теперь – наконец-то! – начинается новая долгожданная жизнь.

К сожалению, в пристройке во дворе жили люди, не слышавшие о Залмане-золотаре, и никакой записки или устного сообщения никто не оставлял.

Шая вернулся на Соборку, окинул взглядом профиль наместника одесского края, достал книгу, открыл и пропал. Очнулся он от удара по ноге: расшалившийся мальчишка попал в него мячом. Площадь уже была полна нянями и фребеличками. Шая поднялся и поспешил домой.

Новая жизнь действительно началась. Он теперь не расставался с книгой. Некоторые ее страницы были понятны почти сразу, а над другими он проводил целые дни, пытаясь расшифровать сокращения, затем увязать открывшийся смысл со своими представлениями о мире. И чем дальше он погружался в глубины книги, тем шире раскрывались перед ним закрытые прежде двери.

Прошло много лет. Выросли и обзавелись собственными семьями дети Хаи и раввина Ишаягу, деревья на Соборке разрослись, почти перекрыв кронами аллеи. Одесса потеряла интимность и уют небольшого города, превратившись в транспортный узел, центр торговли и перевалочную базу товаров. Шая по-прежнему витал в духовных мирах, за глаза евреи его называли святым раввином, а русские и украинцы угодником. Скромные сделки Хаи превратились в процветающий мануфактурный магазин, на доходы с его оборота безбедно существовала большая семья раввина.

Летом 1909 года Шая попросил жену собрать после завершения субботы всех детей вместе с женами.

– Есть важный разговор. Надо обсудить.

Хая удивилась. За долгую совместную жизнь муж еще ни разу не обращался к ней с подобного рода