Социализм. История благих намерений - Александр Монович Станкевичюс

Крестьянство, столь опасное для социализма в силу своей мелкобуржуазной природы, было, в сущности, уничтожено. Если еще в 1918 г. в России насчитывалось свыше ста миллионов крестьян, многие из которых относились к середнякам и кулакам, то к концу правления Сталина от них не осталось и следа. Уже в 1937 г. крестьяне-единоличники и сельские кустари составляли жалкие 5,9 % от всего населения, а к 1956 г. – 0,5 % (табл. 5). Заменившие их колхозники и работники совхозов были сельскими пролетариями, оторванные от крестьянской социально-экономической основы (собственный скот, орудия труда, участок земли, церковный приход). В последующие годы, уже после смерти Сталина, колхозы продолжили укрупняться и окончательно потеряли всякое подобие с крестьянской общиной. Они управлялись уже не выборными (хотя бы формально) председателями из местных крестьян, а профессиональными управленцами, происходившими из региональных центров и удобными властям для контроля над огромными сельскохозяйственными предприятиями.

Таблица 5

Изменение социального состава населения СССР в результате проведения социалистической политики, в %

* Резкий рост рабочих и служащих с 1937 по 1939 г., по всей видимости, связан с репрессиями против демографов, чья перепись 1937 г. была признана «вредительской» [56].

Сталинская индустриализация: не догнать и не перегнать

Когда с нэпом было покончено, на замену ему пришла сталинская политика форсированной индустриализации и коллективизации крестьянских хозяйств. Во всяком случае, к такой периодизации мы привыкли. Это очень важная веха в изучении истории социализма, даже можно сказать, что в многовековой истории социализма это важнейшая эпоха. Ведь индустриализацию преподносили как триумф социализма, официально высокие темпы роста экономики – как преимущество плана над рынком. Более того, индустриализация рассматривается как подготовка к самой ужасной войне в истории человечества – войне с Третьим рейхом. А раз так, то успехи или неудачи мощных процессов, проходящих в СССР в конце 1920-1930-е гг., имеют метафизическое значение. Если успех был умеренным или если успеха не было вовсе, то ничего, кроме провалов, в истории социализма нет, а миллионы пострадавших от репрессий были напрасны и неоправданны. В наше время заявляют даже, что Сталин готовился к войне 20 лет, хотя, как он мог это делать с 1921 г., не совсем ясно.

Таким образом, легенда выглядит следующим образом: капиталистическая буржуазная Россия была очень отсталой аграрной страной, которая не вытянула бы в грядущей и неизбежной Второй мировой войне. Благодаря политике большевиков и лично Сталина, путем невероятных усилий и ценой больших страданий, Стране Советов удалось подготовиться так, чтобы одержать победу над германским реваншистским милитаризмом, империализмом и нацизмом. Важно заметить, что в этой главе мы не оспариваем военный успех СССР в борьбе с Третьим рейхом. Моя позиция заключается в том, что этот успех не был обязан именно социализму и что Россия добилась бы его и в другой политической конфигурации.

Далее, в вопросе сталинской индустриализации как особой заслуги режима большевиков, нужно ориентироваться на следующие вещи. Первое: являлась ли сталинская индустриализация чем-то новым для России и была ли она проведена на пустом месте (т. е., как гласит известная поговорка, принял ли Сталин Россию «с сохой, а оставил с атомной бомбой»). Иными словами, была ли Российская империя отсталой настолько, что не имела никакого потенциала к реформам и индустриализации без большевиков, или же у нее ранее был опыт успешной индустриализации без организованного насилия и принуждения. Был ли в этом отношении бесперспективен курс нэпа? Второе: какой ценой Сталин провел индустриализацию, как упор на форсированное развитие тяжелой промышленности сказался на уровне жизни советских граждан? Третье: достигла ли сталинская индустриализация цели, т. е. подготовила ли страну к войне. Чтобы проверить последнее, нужно проанализировать, насколько хорошо СССР был готов к войне с Германией технически и организационно и какую роль сыграли в этой подготовке именно «сталинские» заводы.

Однако прежде мы должны выяснить, каковы были теоретические, современные для тех лет, основы для сталинской форсированной индустриализации. Дело в том, что в 1920-е гг. в рядах большевиков существовало две основные концепции построения социализма в краткосрочной перспективе – новая экономическая политика, которую поддерживали Ленин, Бухарин, Рыков, Томский, Дзержинский и др., и концепция первоначального социалистического накопления, которую сформулировал Е. Преображенский и которую поддерживали сначала Троцкий, Пятаков и многие рядовые большевики, а затем реализовал Сталин. Вот определение этой концепции самим Преображенским: «…первоначальным социалистическим накоплением мы называем накопление в руках государства материальных ресурсов, главным образом из источников, лежащих вне комплекса государственного хозяйства. Это накопление в отсталой крестьянской стране должно играть колоссально важную роль, в огромной степени ускоряя наступление момента, когда начнется техническая и научная перестройка государственного хозяйства и когда это хозяйство получит, наконец, чисто экономическое преобладание над капитализмом. Правда, в этот период происходит и накопление на производственной основе государственного хозяйства. Однако, во-первых, это накопление также носит характер предварительного накопления средств для подлинного социалистического хозяйства и этой цели подчинено. А во-вторых, накопление первым способом, т. е. за счет негосударственного круга, явно преобладает в этот период. Поэтому весь этот этап мы должны назвать периодом первоначального, или предварительного, социалистического накопления» [42, с. 140]. Как мы знаем, во время нэпа государственным «кругом» была промышленность в городе, тогда как «негосударственный круг» – это преимущественно частное сельское хозяйство. Именно последних, поднакопивших деньги и ресурсы граждан, следовало теперь ободрать до нитки, чтобы перенести ресурсы из деревни в город для ускоренной (именно ускоренной, а не вообще) индустриализации.

Теперь, уяснив идейные и теоретические истоки форсированной индустриализации, мы можем начать анализ проблемы по тому порядку, который определили через абзац выше. Итак, первое, что нас интересует здесь: была ли Россия до революции слаборазвитой аграрной страной, не знавшей еще индустриализации?

У нас есть достаточно данных, которые позволяют отрицательно ответить на этот вопрос. Признаком аграрной слаборазвитой страны является не столько низкие темпы индустриального развития, т. е. медленный переход от первичного сектора экономики ко вторичному, сколько отсутствие тяжелой индустрии, военно-промышленного комплекса, современной научно-исследовательской базы и развитой инженерной школы. Ничего из этого нельзя применить к Российской империи начала XX в.

К 1913 г. на Россию приходилось более 5 % мировой промышленности [297]. Среднегодовые темпы увеличения ВВП после начала современного экономического роста в 1890–1913 гг. в России составили 3,72 %, в Японии за тот же период – 2,51 %, в Италии с 1870 по 1900 г. – всего 1,11 %, в Германии с 1820 по 1850 г. – 1,97 %, а во Франции за тот же период – 1,57 %. Пусть Россия вступила на путь современного экономического роста позже многих других стран, но и темпы были гораздо внушительнее (табл. 6) [223, с. 256].

Таблица 6

Среднегодовые темпы