Смерть пахнет сандалом - Мо Янь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы уже поняли, кто ваш покорный слуга, почтенный… – покраснел Чжао Цзя.
– На самом деле, работа, которую выполняешь ты, и то, чем занимаюсь я, чем-то похожи. Это работа на государство, служение государю. Но по сравнению со мной ты важнее, – вздохнул Лю Гуанди. – Если в министерстве наказаний не будет хватать управляющих, оно все же останется министерством наказаний; а вот если в нем не будет тебя, бабушки Чжао, оно и считаться таковым не будет. Потому что, согласно тысячам законов, государству все равно в конце концов приходится полагаться на твой меч.
Чжао Цзя упал на колени и со слезами на глазах проговорил:
– Ваши слова, сановник Лю, воистину растрогали вашего покорного слугу, в глазах человека постороннего наше ремесло – дело подлое и грязное, а вы нас так высоко превозносите.
– Встань, встань, старина Чжао, – сказал Лю Гуанди. – Сегодня тебя не угощу чем-то, но как-нибудь приглашу на вино. – Потом велел долговязому парню:
– Пу, сынок, проводи бабушку Чжао.
– Как можно затруднять молодого господина. – поспешно заявил Чжао Цзя.
Молодой парень с усмешкой сложил руки перед грудью в знак уважения. Его воспитанность и почтительность произвели на Чжао Цзя неизгладимое впечатление.
3
В первый день первого месяца двадцать третьего года правления Гуансюя одетый по форме Лю Гуанди с пакетом из промасленной бумаги в руках вошел в восточный флигель, где жили палачи. В тот момент истязатели играли на пальцах и пили вино, праздновали наступление новой Весны. Завидев входящего сановника, все растерялись. Босоногий Чжао Цзя соскользнул с кана и встал перед ним на колени:
– С Новым годом, ваше превосходительство!
Следом за Чжао Цзя с кана спустились остальные. Опустившись на колени, все хором провозгласили:
– С Новым годом, ваше превосходительство!
– Встаньте, – сказал Лю Гуанди, – все вставайте, пол холодный, забирайтесь на кан.
Палачи встали навытяжку, не смея и подумать о возвращении на кан.
– Сегодня я на дежурстве, решил повеселиться вместе с вами. – Развернув промасленный пакет, Лю Гуанди достал вареную солонину, а из-за пазухи выудил бутыль подогретого вина: – Мясо домашнее, вино приятель прислал, попробуйте.
– Мы, недостойные, не смеем разделить трапезу с сановником! – сказал Чжао Цзя.
– Нынче Новый год справляем, к чему эти церемонии? – сказал Лю Гуанди.
– Ваше превосходительство, мы, недостойные, действительно не смеем… – снова было начал Чжао Цзя.
– Ну что ты заладил, старина Чжао? – Лю Гуанди снял шапку, скинул халат. – Все в одной управе служим, какие могут быть церемонии?
Палачи не сводили глаз с Чжао Цзя. Тот сказал:
– Раз почтенный Лю к нам относится с таким уважением, то мы с удовольствием повинуемся приказу! Просим вас первым на кан, почтенный!
Лю Гуанди скинул сапоги, забрался на кан и уселся, скрестив ноги:
– Как у вас кан нагрет! Жар еще держит.
Палачи глупо захихикали. Лю Гуанди сказал:
– Неужели мне вас придется сюда собственными руками затаскивать?
– Забирайтесь, забирайтесь, – скомандовал Чжао Цзя, – не гневите почтенного.
Палачи стали скованно забираться на кан, поджимая руки и ноги. Чжао Цзя взял стопку, наполнил ее, встал на колени на кане и поднял стопку обеими руками:
– Почтенный Лю, недостойный поднимает тост за вас, желаю вам повышения по службе и богатства!
Лю Гуанди принял стопку, выпил до дна и пошлепал губами:
– Хорошее вино, выпейте и вы!
Чжао Цзя выпил, и душу его окутала волна тепла.
Лю Гуанди поднял свою стопку:
– Ты, старина Чжао, на мое счастье доставил меня при первой встрече домой, я все еще твой должник! Давайте, подливайте себе, хочу выпить за вас всех!
Взволнованные палачи осушили стопки. Чжао Цзя со слезами на глазах сказал:
– Сановник Лю, я не слышал, чтобы с тех времен, когда Пань-гу отделил Небо от Земли[111], или со времени трех властителей и пяти императоров до наших дней сановники пили с палачами и встречали Новый год. Ребята, давайте же выпьем за сановника Лю!
Палачи встали на кане на колени, подняли стопки за Лю Гуанди и выпили.
Тот чокнулся с каждым и с блеском в глазах проговорил:
– Вижу, парни, вы народ крепкий, как говорится, головой подпираете Небо, а ногами стоите на Земле, без смелости в вашем ремесле никак, а смелость приходит с выпитым, так что пьем до дна!
Пропустив еще по несколько стопок, палачи постепенно оживились, стали держаться естественнее, нашли куда девать руки и ноги. Один за другим они предлагали тосты за Лю Гуанди, уже большими чарками пили вино и большими кусками ели мясо. Лю Гуанди тоже отбросил высокомерие и впился зубами в свиное копыто в соевом соусе. Вымазанные жиром щеки сановника ослепительно блестели.
Они съели целый поднос мяса, выпили целый кувшин вина и все были довольно навеселе. Чжао Цзя улыбался во все лицо. У Лю Гуанди в глазах стояли слезы. Старшая тетка нес какую-то околесицу. Вторая тетка похрапывал с открытыми глазами. У свояченицы язык отказывался ворочаться, было непонятно, что он говорит.
Лю Гуанди спустился с кана, повторяя:
– Вот весело так весело!
Чжао Цзя помог Лю Гуанди натянуть сапоги, а племянники – надеть халат и шапку. В сопровождении толпы палачей Лю Гуанди, покачиваясь, осмотрел комнату орудий казни и, увидев меч «Главнокомандующий» с красным шелком на рукоятке, вдруг спросил:
– Бабушка Чжао, а сколько голов с красными шариками срублено этим большим мечом?
– Ваш покорный слуга не считал… – ответил Чжао Цзя.
Лю Гуанди потрогал лезвие, покрытое пятнами ржавчины:
– Этот меч совсем не острый.
– От человеческой крови мечи больше всего тупятся, – объяснил Чжао Цзя, – приходится всякий раз точить перед тем, как пустить в дело.
Лю Гуанди усмехнулся:
– Бабушка Чжао, мы с тобой, считай, старые друзья, если я однажды попаду в твои руки, то ты уж, пожалуйста, наточи этот меч поострее.
– Ваше превосходительство… – сконфуженно пробормотал Чжао Цзя. – Вы такой неподкупный, благородный.
– Неподкупные заслуживают смерти, а благородным доброй смертью помереть не дадут! – вздохнул Лю Гуанди. – Так что, бабушка Чжао, считай, что договорились!
– Ваше превосходительство…
Покачиваясь, Лю Гуанди вышел из восточного павильона. Палачи смотрели ему в спину со слезами на глазах.
4
Под унылые звуки двенадцати больших труб шесть прославившихся на всю Поднебесную реформами 35-го года 6о-летнего цикла благородных мужей под присмотром двенадцати официальных лиц в мундирах выбрались из старой тюремной повозки и по ступенькам взошли на эшафот высотой в
