Смерть пахнет сандалом - Мо Янь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Благодарите ее величество Старую Будду за великую милость!
Из всей шестерки лишь Линь, оба Яна и Кан в замешательстве выполнили большой церемониальный поклон из трех коленопреклонений с девятикратным челобитьем. Тань Сытун и Лю Гуанди стояли, выпрямив шеи, и челом бить не собирались.
Чиновник вновь громко провозгласил:
– Провинившиеся чиновники, земным поклоном благодарите государя императора за великую милость!
На этот раз все шестеро стали кланяться вместе. Тань Сытун кланялся часто, как чеснок в ступке толок, и при этом скорбно восклицал:
– Ах, государь, государь! Все труды пошли прахом, государь!
Лю Гуанди бился лбом так, что стуком отзывался эшафот. На истощенном лице пролегли две полоски мутных слез.
Ган И в крайнем раздражении скомандовал:
– Начать казнь!
Чжао Цзя согнулся перед шестеркой в глубоком поклоне и негромко проговорил:
– Отправляю вас, господа сановники, к славным пределам.
Он со вздохом отбросил все личные соображения и сосредоточил силы тела и ума на запястье правой руки. Казалось, меч и человек слились в одно целое. Чжао Цзя шагнул вперед, протянул левую руку, схватил Лю Гуанди за конец косы и изо всех сил потянул вперед, отчего кожа на шее Лю сильно напряглась. Полагаясь на многолетний опыт, глаза сразу наметили на шее место, где меч вошел бы безо всяких помех. Когда Чжао Цзя повернулся всем телом вправо, чтобы меч, вращаясь вместе с телом, легко опустился на шею Лю, из толпы зрителей вдруг донесся громкий протяжный вопль:
– Отец…
Из толпы нетвердой походкой выбежал долговязый молодой человек с взлохмаченной головой. Чжао Цзя, который уже почти коснулся мечом шеи Лю, резко отдернул орудие. Кистью он, ясное дело, ощутил тяжесть устремившегося вниз «Главнокомандующего», который торопился испить крови. Этот юноша был не кто иной, как Лю Пу, сын сановника Лю, которого Чжао Цзя встретил в маленьком храме за Западными воротами. Подавляемые суровым ремеслом, много лет не испытываемые скорбь и сочувствие захлестнули душу, как водный поток. Выведенные из оцепенения солдаты, держа наперевес винтовки с красными ленточками, беспорядочной толпой бросились к юноше. Надзирающий за казнью сановник Ган И в растерянности вскочил и пронзительно завизжал:
– Хватайте его! Хватайте! – Охранники за его спиной вытащили мечи из ножен и рванулись к Пу. Не успели они своими винтовками и мечами коснуться его, как он уже упал на колени лицом к Ган И и принялся отбивать земные поклоны. Солдаты замерли, тупо глядя на залитое слезами бледное лицо юноши. А тот искренне умолял:
– Ваше превосходительство, сделайте милость… Ваш покорный слуга желает принять смерть вместо отца…
Лю Гуанди поднял голову, у него перехватило дыхание:
– Пу, сынок, глупышка…
Лю Пу прополз на коленях пару шагов и, глядя на стоящего на эшафоте отца, еле слышно проговорил сквозь слезы:
– Отец, дозволь сыну умереть вместо тебя…
– Сынок… – глубоко вздохнул Лю Гуанди, и его изможденное лицо мучительно перекосилось. – После смерти отца не нужно чрезмерно тратиться на похороны, будут вам деньги подносить родные и знакомые, не бери ни медяка. Отправлять гроб с телом в родные места нет нужды, найди поблизости местечко да закопай. Покончишь с делами, быстро возвращайся с матерью в Сычуань, ни в коем случае в столице не задерживайся. Потомство твое пусть читает книги и просвещается, но твердо помни, что не надо сдавать экзамены на чиновника. Это последний наказ отца, давай беги быстрее прочь, не смущай мою решимость. – Закончив речь, Лю зажмурился, вытянул шею и обратился к Чжао Цзя: – Действуй, старина Чжао, ради нашей дружбы сделай свою работу быстро!
Глазные впадины Чжао Цзя защипало, чуть не полились слезы, он негромко сказал:
– Не волнуйтесь, сановник.
Плакавший навзрыд Лю Пу на коленях приблизился к лошади Ган И, умоляя:
– Ваше превосходительство… Ваше превосходительство… Дозвольте принять казнь вместо отца…
Ган И поднял рукав, чтобы закрыть лицо:
– Увести его!
Подошли несколько солдат и оттащили рыдающего Лю Пу в сторону.
– Привести казнь в исполнение! – отдал приказ Ган И.
Чжао Цзя снова схватил Лю Гуанди за кончик косы и тихо проговорил:
– Воистину виноват, сановник! – Потом молниеносно сделал полуоборот вокруг своей оси, и голова Лю Гуанди оказалась у него в руке. Он ощутил, насколько она была тяжелой, тяжелее всех голов, которые ему приходилось отрубать. Обе руки – с мечом и с головой – немного заныли. Высоко подняв голову Лю, он громко крикнул надзирающему чиновнику: – Прошу ваше превосходительство засвидетельствовать казнь!
Ган И мельком глянул на эшафот и тут же отвел взгляд.
Подняв голову Лю, Чжао Цзя, как заведено, показал ее стоявшим под эшафотом зрителям. Кто-то выражал шумное одобрение, кто-то плакал. Лю Пу без сознания лежал на земле. Чжао Цзя заметил, что глаза сановника Лю были широко открыты, брови были сведены, зубы были сдвинуты в сторону и клацали. Чжао Цзя был уверен, что голова Лю продолжает жить, а его глаза, конечно же, еще видели палача. Правая рука, которой он держал голову, болезненно застыла. Коса, за которую он держал голову, была как скользкий угорь, трепыхалась и норовила выскользнуть из мокрой от пота и крови руки. Чжао Цзя заметил выкатившиеся из глаз чиновника слезинки, которые постепенно темнели, словно заливаемые водой угли.
Чжао Цзя опустил голову Лю Гуанди. Выражение мертвого лица было безмятежным, и палач в душе немало успокоился. «Сановник Лю, – сказал он про себя, – работу свою я выполнил довольно аккуратно, не мучил вас, почтенного. Не зря мы с вами познакомились». Потом с помощью подмастерья Чжао Цзя, так же ловко орудуя мечом, обезглавил Таня, Линя, обоих Янов и Кана. Своей превосходной техникой он проявил уважение ко всем шести благородным мужам.
После этой потрясающей казни в столице среди простого народа было много пересудов. Обсуждали в основном два момента: потрясающую технику Чжао Цзя и необычное поведение шести благородных перед лицом смерти. Говорили, что из глаз отрубленной головы Лю Гуанди текли слезы, а изо рта слышалось громкое слово: «Государь». А отделенная от тела голова Тань Сытуна будто бы успела продекламировать какие-то красивые строфы…
Эта наполовину верная, наполовину придуманная молва принесла Чжао Цзя огромную славу. Впервые древнее и презренное ремесло палача попало в поле зрения людей и его высоко оценили. Неслышно, как ветерок, эта народная молва проникла и в императорский дворец и достигла ушей императрицы Цыси. Эта свалившаяся на Чжао Цзя невероятная слава предопределила весь его дальнейший жизненный путь.
Глава 11. Золотые пистолеты
1
