Пора убивать - Джон Гришэм

— Девяносто слов в минуту.

— Буду знать. Она нужна мне к среде.

— Вы ее получите.

— Потребуется еще уточнить некоторые свидетельские показания. Вам придется увидеть фотоснимки тел, они очень натуралистичны. Как правило, Нуз дает жюри возможность ознакомиться с такими фотографиями, мне же хотелось бы, чтобы они прошли мимо их глаз. Посмотрите, можно ли что-нибудь сделать.

— Это будет непросто.

— Важнейшим моментом защиты явится факт изнасилования. Необходимо, чтобы присяжным были известны мельчайшие подробности. Будьте в этом особенно тщательны. Я дам вам ознакомиться с двумя-тремя делами, чтобы было с чего начать. Думаю, мы сможем убедить Нуза в том, что изнасилование дочери могло повергнуть отца в состояние некоторого помешательства.

— О'кей, что еще?

— Не знаю. Когда голова придет в порядок, придумаю еще что-нибудь, но пока вам должно хватить и этого.

— О проделанном доложить вам в понедельник утром?

— Да, но не раньше девяти. Я ценю свои утренние часы.

— Что насчет правил в одежде?

— Вы смотритесь отлично.

— Можно в джинсах и без носков?

— У меня работает еще одна сотрудница, секретарша по имени Этель. Ей шестьдесят четыре, толста, но, слава Богу, носит лифчик. Подумайте об этом.

— Подумаю.

— Не хочу, чтобы меня что-то отвлекало.

Глава 27

Понедельник, 15 июля. Одна неделя до суда. За выходные быстро разнеслась весть о том, что суд будет проходить в Клэнтоне, и городок охватила горячка подготовки к захватывающему действу. В трех мотелях беспрерывно звонили телефоны: журналисты и их подручные спешили заказать номера. Кафе едва не лопались от наплыва посетителей. Команда маляров и штукатуров принялась после завтрака подновлять и приводить в порядок здание суда. Из тюрьмы Оззи послал несколько заключенных, чтобы подстричь обширный газон. Старики, собиравшиеся кучками у монумента ветеранам вьетнамской войны, только посвистывали, взирая на царившую в центре города суматоху. Полицейский, надзиравший за общественным порядком, вежливо попросил их сплевывать табак, который они жевали, на траву, а не на тротуары. Его послали к черту. К девяти утра в роскошной, густой траве газона уже были установлены и брызгали во все стороны водой поливальные фонтанчики.

В десять температура поднялась до девяноста двух градусов по Фаренгейту. Торговцы в выходивших на площадь лавочках распахнули свои двери навстречу знойному влажному воздуху, справиться с которым внутри их заведений вентиляторам было явно не под силу. Сейчас они ожидали указаний из Мемфиса, Джексона и Чикаго относительно списка тех товаров, которые, начиная со следующей недели, можно продавать по специальным ценам.

Нуз позвонил Джин Гиллеспи, клерку окружного суда, и уведомил ее, что она отвечает за подготовку присяжных. Джин должна была выслать сто пятьдесят повесток кандидатам в члены жюри присяжных. Защита потребовала расширить список тех, из кого будут отобраны двенадцать заседателей, и Нуз согласился. Джин и двое ее подчиненных всю субботу провели листая списки избирателей и выписывая наугад имена. Следуя инструкциям Нуза, они сразу выбраковывали тех, кому было уже за семьдесят. Имя вместе с адресом писалось на специальную карточку. Карточек получилось ровно одна тысяча. Они были положены в картонную коробку, из которой два судейских чиновника по очереди, не глядя, вытаскивали карточки. Один чиновник был белым, другой — черным. Извлеченная из коробки карточка аккуратно укладывалась на столе. Когда количество карточек на столе достигло ста пятидесяти, коробку с оставшимися унесли, а машинистка села печатать длинный список имен кандидатов в члены жюри присяжных для судебного процесса «Штат против Хейли». Все делалось в точном соответствии с инструкциями достойного Омара Нуза, хорошо знавшего, что он говорит. Если жюри вдруг окажется полностью белым, если обвиняемого признают виновным и осудят на смертную казнь, то в апелляции, которую подаст защита, будет дотошно разобран каждый шаг процедуры выборов присяжных. Такое уже случалось раньше и приносило Нузу одни неприятности. Ничего, больше это не повторится.

После того как был составлен общий список, занялись выписыванием персональных повесток. Они пролежали в сейфе в кабинете Джин до понедельника, когда за ними приехал шериф Оззи Уоллс. Налив ему чашку кофе, Джин знакомила шерифа с инструкциями Нуза.

— Судья сказал, чтобы повестки разнесли сегодня между четырьмя пополудни и двенадцатью ночи.

— Хорошо.

— Члены жюри должны явиться сюда без опозданий в девять утра следующего понедельника.

— О'кей.

— В повестках не указано ни название дела, ни его суть, и сообщать об этом что-либо членам жюри не допускается.

— Думаю, им самим об этом все известно.

— Очень может быть, но так настаивает Нуз. Разнося повестки, ваши люди должны держать язык за зубами. Имена и фамилии будущих присяжных являются конфиденциальной информацией и не подлежат огласке по крайней мере до среды. Не спрашивайте почему — так приказал Нуз.

Оззи взвесил в руке пачку повесток:

— И сколько же их здесь?

— Сто пятьдесят.

— Сто пятьдесят! Для чего так много?

— Дело-то какое большое. Нуз приказал.

— Все мои люди окажутся занятыми этим.

— Мне очень жаль.

— Ну да ладно. Если это то, чего хочет его честь…

Оззи вышел, а через несколько мгновений на его месте уже стоял Джейк и заигрывал с молоденькими секретаршами, улыбаясь Джин Гиллеспи. Пройдя следом за ней в кабинет, Джейк прикрыл за собой дверь. Джин уселась за свой стол и погрозила Джейку пальцем.

— Я знаю, для чего ты здесь, — сурово проговорила она. — Но ты этого не получишь.

— Дай мне список, Джин.

— Я не могу, Джейк. Неужели ты хочешь, чтобы у меня были неприятности?

— Дай мне список, Джин.

— До среды — нет. Так приказал Нуз.

— Почему до среды?

— Не знаю, но Омар настаивал на этом.

— У тебя не будет никаких неприятностей, потому что никто ни о чем не узнает. Тебе же известно, как я умею хранить тайны. — Теперь Джейк не улыбался. — Джин, дай мне этот чертов список.

— Джейк, я не могу.

— Он нужен мне, нужен прямо сейчас. Я не могу терпеть до среды. Меня ждет работа.

— Это будет нечестно по отношению к Бакли, — слабым голосом проговорила Джин.

— К дьяволу Бакли! По-твоему, он играет честно? Да он же змея, и ты ненавидишь его так же, как и я.

— Может, даже больше.

— Дай мне список, Джин.

— Джейк, мы всегда были друзьями. Из всех моих знакомых юристов ты — самый близкий мне человек. Когда мой сын попал в беду, я ведь обратилась к тебе, так ведь? Я верю тебе и хочу, чтобы ты выиграл это дело. Но нарушить приказ судьи я не могу.

— Кто помог тебе на последних выборах — я или Бакли?

— Джейк, прошу тебя…

— Кто не дал твоему сыну сесть за решетку — я или Бакли?

— Пожалуйста…

— Кто пытался засадить его в тюрьму — я или Бакли?

— Это нечестно, Джейк.

— Кто поддержал твоего мужа, когда все в церкви, каждый человек встал и потребовал, чтобы он вышел вон, поскольку записи в бухгалтерских книгах не сходились?

— Дело здесь не в преданности тебе, Джейк. Я очень люблю и тебя, и Карлу, и Ханну, но я просто не могу сделать этого.

Хлопнув дверью, Джейк стремительно вышел из ее кабинета.

Сидя за столом, Джин вытирала слезы.

В десять утра к Джейку вошел Гарри Рекс и бросил ему на стол копию списка с именами и фамилиями потенциальных присяжных.

— Не задавай мне вопросов, — сказал Гарри. Напротив каждого имени были сделаны пометки: «не знаю», «бывший клиент, ненавидит черных» или «работает на обувной фабрике, может оказаться сочувствующим».

Джейк медленно вчитывался в каждую строчку, пытаясь представить лицо человека, вспомнить что-нибудь характерное. В списке не было ничего, кроме имен. Ни адреса, ни возраста, ни рода занятий. Только имена, одни имена. Его школьная учительница из Кэрауэя. Одна из подруг матери по клубу садоводов. Бывший клиент, попавшийся с поличным на воровстве в магазине, как вспомнилось Джейку. А это имя он слышал в церкви. Вот завсегдатай кафе. Состоятельный фермер. Большинство имен принадлежало белым, хотя, конечно, в списке значились и такие, как Уилли Мэй Джоунз, Лерой Вашингтон, Рузвельт Такер, Бесси Лу Бин, бывшие явно чернокожими. Однако в целом список выглядел ужасающе бледным. Знакомых имен Джейк насчитал от силы тридцать.

— Ну что? — поинтересовался Гарри Рекс.

— Трудно сказать. Белых — большинство, но этого и следовало ожидать. Где ты его взял?

— Не спрашивай. Я отметил тебе двадцать шесть имен — это все, что я мог сделать. Другие мне незнакомы.

— Ты настоящий друг, Гарри.