Время прощать - Джон Гришэм

Джон Гришэм

Время прощать

1

Сета Хаббарда нашли приблизительно там, где он и обещал быть, но не совсем в том виде, в каком ожидалось. Он висел на конце веревки в шести футах от земли и слегка раскачивался на ветру. Атмосферный фронт принес осадки, и Сет к тому времени, когда его обнаружили, промок насквозь, хотя ему уже было все равно. Кто-то заметил, что на его туфлях нет грязи, а на земле под ним — никаких следов. Выходит, когда начался дождь, он уже был мертв и висел на веревке.

Почему это важно? Да, по правде сказать, и не важно совсем.

Самому повеситься на дереве не так-то просто. Но Сет явно все продумал заранее. Веревка была натуральным манильским канатом, крученым, в три четверти дюйма толщиной, достаточно прочным, чтобы выдержать человека, весящего сто шестьдесят фунтов, как свидетельствовала запись врача, которого Сет посетил месяцем раньше. Впоследствии работник одной из фабрик Сета вспомнил, что видел, как хозяин отрезал от катушки кусок веревки длиной футов пятьдесят за неделю до того, как все узнали о столь драматическом финале его жизни.

Один конец веревки был привязан к нижней ветке дерева несколькими небрежными узлами и петлями, однако крепление выдержало. Другой был перекинут через верхнюю ветку толщиной около двух футов, нависшую ровно в двадцати одном футе от земли. Оттуда веревка свисала футов на девять и завершалась идеальным висельным узлом — наверняка Сету пришлось потренироваться, чтобы научиться вязать его. Петля была как с картинки в учебнике: тринадцать витков, которые должны были, легко соскользнув под тяжестью тела, мгновенно стянуть ее. Такой висельный узел резко сжимает шею, делая смерть быстрой и менее болезненной, и Сет отлично выполнил «домашнее задание». Никаких следов борьбы и страданий не было видно.

Шестифутовая стремянка, скорее всего откинутая ногой, валялась неподалеку. Видимо, Сет выбрал дерево, закинул на него веревку, закрепил узлами, вскарабкался на стремянку, приспособил петлю на шее и, когда все было сделано как надо, оттолкнул стремянку. Его руки свободно висели вдоль тела, кисти находились на уровне карманов.

Испытал ли он на миг сомнение, захотел ли в последнюю секунду вернуть все назад? Когда его ноги оторвались от спасительной опоры, схватился ли он инстинктивно руками за веревку над головой, попытался ли отчаянно бороться, прежде чем сдался? Никто никогда уже не узнает наверняка, но видимо, ничего такого не было. Более поздние свидетельства подтвердили, что Сет действовал целенаправленно.

Для совершения задуманного он выбрал лучший костюм, темно-серый, из плотной шерсти, какие обычно надевают на похороны в холодную погоду. Костюмов он имел всего три. Благодаря правильной технике повешения казалось, что тело вытянулось, поэтому обшлага брюк доставали только до лодыжек, а полы пиджака — до талии. Остроносые черные, без единого пятнышка, штиблеты были начищены до блеска. Синий галстук повязан идеально. А вот белую рубашку испачкала кровь, просочившаяся из-под веревки.

Спустя несколько часов стало известно, что Сет Хаббард присутствовал на одиннадцатичасовой службе в ближней церкви. Там он поговорил со знакомыми, пошутил со священником, положил деньги на блюдо для пожертвований — словом, выглядел так, будто пребывал в отличном расположении духа. Многие знали, что у Сета рак легких, хотя о том, что врачи отмерили ему очень короткий срок жизни, почти никому известно не было. Несколько человек даже вносили его в свои церковные записки «о здравии», несмотря на то, что он нес на себе клеймо двух разводов, чем навсегда запятнал звание истинного христианина.

Самоубийство его репутацию не улучшало.

Дерево, древняя сикамора,[1] принадлежало семье Сета много лет. Земля вокруг густо поросла деревьями ценных пород с ядровой древесиной. Его отец приобрел ее в 1930-х годах весьма сомнительным способом. Сет неоднократно закладывал и перезакладывал участок и в конце концов обратил его в источник богатства. Обе бывшие жены Сета в бракоразводных войнах героически пытались оттяпать эту землю, но Сет сумел сохранить ее за собой.

Первым на месте действия появился Кэлвин Боггз, разнорабочий. Его Сет уже несколько лет нанимал поденщиком на ферму, парень всегда был на подхвате. Рано утром в воскресенье хозяин позвонил ему и сказал: «В два часа дня будь на мосту». Он ничего не объяснил, а Кэлвину задавать вопросы не пристало. Если мистер Хаббард велел ему быть в указанном месте в указанное время, значит, он должен там быть.

В последний момент десятилетний сын Кэлвина увязался за ним. Обычно Кэлвин не поддавался на его уговоры, но тут согласился взять с собой. Они поехали по засыпанной щебенкой дороге, которая тянулась на много миль, зигзагами пересекая владения Хаббарда. Крутя баранку, Кэлвин, конечно, недоумевал, зачем он понадобился хозяину, поскольку не мог припомнить ни одного случая, когда тот вызывал его куда-нибудь в воскресенье днем. Он знал, что хозяин болен, ходили даже слухи, будто умирает, но сам мистер Хаббард об этом, как, впрочем, и о чем-то другом, не распространялся.

Мост представлял собой деревянный настил, перекинутый через безымянный узкий ручей, зажатый между зарослями пуэрарии и кишащий водяными щитомордниками. Мистер Хаббард давно собирался забрать его в бетонную трубу, но болезнь отвлекла. Лишь по двум полуразвалившимся лачугам, гниющим среди разросшихся кустов неподалеку от поляны, можно было догадаться, что когда-то здесь располагалось небольшое селение.

У самого моста стоял принадлежащий мистеру Хаббарду «кадиллак» последней модели. Кэлвин остановился позади него и, глядя на открытые дверцу и багажник, испытал тревогу. К тому времени дождь уже разошелся, поднялся ветер. Странно, что мистер Хаббард оставил машину открытой.

Кэлвин велел сыну сидеть в грузовичке и медленно обошел «кадиллак», не прикасаясь к нему. Хозяина в машине не было. Кэлвин сделал глубокий вдох, вытер мокрое от дождя лицо и осмотрелся. На противоположной стороне поляны, ярдах в ста, он увидел висящее на дереве тело. Вернувшись к грузовичку, еще раз велел сыну не выходить из машины и запереть двери, но… Мальчик неотрывно смотрел на то самое дерево.

— Сиди здесь, — еще раз строго приказал Кэлвин, — из машины не вылезай.

— Да, сэр, — пробормотал мальчик.

Кэлвин шел медленно, поскольку ботинки скользили на мокрой земле, а главное, ему нужно было время, чтобы успокоиться. К чему тут спешка?

Чем ближе он подходил, тем яснее становилось: мужчина в темном костюме, висящий на веревке, мертв. А потом Кэлвин узнал его, увидел валяющуюся на земле стремянку, и картина сложилась. Ничего не трогая, он двинулся обратно, к своему грузовичку.

На дворе стоял октябрь 1988 года, и автомобильные телефоны наконец добрались и до сельских районов Миссисипи. По настоянию мистера Хаббарда Кэлвин установил такой телефон в своем грузовичке. Он позвонил в офис шерифа округа Форд, сообщил, что случилось, и стал ждать. Включив обогреватель и радио, откуда неслось умиротворяющее пение Мерла Хаггарда, не обращая внимания на сына, постукивая пальцами в такт движению стеклоочистителей, Кэлвин уставился на лобовое стекло и в какой-то момент понял, что плачет. Сын боялся с ним заговорить.

Спустя полчаса в одной машине прибыли два помощника шерифа, а пока они надевали непромокаемые плащи, подоспела и «скорая» с командой из трех человек. Стоя на щебенке, все напряженно всматривались через дождевую пелену в старую сикамору и через несколько секунд разглядели висящего на ней мужчину.

Кэлвин сообщил им все, что знал. Помощники шерифа решили, что действовать следует, как если совершено преступление, а потому запретили медикам из «скорой» приближаться к повешенному. Потом приехал еще один помощник шерифа, и еще один. Они обыскали машину, но ничего, проливающего свет на ситуацию, не нашли.

Сета глаза закрыты, а голова гротескно вывернута вправо, сфотографировали и сняли на видео. Землю вокруг сикаморы тщательно обследовали, но никаких улик не обнаружили. Один из помощников отправился с Кэлвином на его грузовичке в дом мистера Хаббарда, находящийся в нескольких милях оттуда. Мальчик, ни разу не открывший рта, ехал на заднем сиденье.

Двери отперли, и на кухонном столе нашли записку на желтом листке, вырванном из блокнота. Аккуратными печатными буквами Сет написал:

Кэлвину. Пожалуйста, сообщи властям, что я сам, без чьей-либо посторонней помощи, лишил себя жизни. Отдельно прилагаю распоряжения о своих похоронах. Никакого вскрытия! С.Х.

Записка была датирована тем же днем, воскресеньем, 2 октября 1988 года.

Помощники шерифа наконец отпустили Кэлвина. Он поспешно отвез сына домой, где тот рухнул на руки матери и до конца дня не произнес больше ни слова.