Годы нашей жизни - Исаак Григорьевич Тельман

башенке. С высоты в стереотрубу были видны дома, дворы. Комдив сверил свои наблюдения с планом города, занявшим полстены. Связисты то и дело передавали полковнику трубку полевого телефона. Здесь же рядом работала рация. Отсюда он командовал боем, который шел на улицах Потсдама. Теперь для Захара Петровича не существовало ничего на свете, кроме того, что происходит за стенами старинного замка. И даже когда успех дела уже был обеспечен и в замок поспешил посланец бургомистра — высокий худощавый немец в сюртуке с белым флагом и шкатулкой, — лицо Бати все еще отражало напряжение боя. Шевелились колечки усов, которые он, волнуясь, усиленно поправлял.

Приказ штурмовать Потсдам был адресован комдиву полковнику Выдригану.

Ключи города бургомистр Потсдама вручал уже генералу Выдригану.

В тот день в бывшей резиденции прусских монархов приняли телеграмму.

Амур

Выдригану Захару Петровичу

Военный совет фронта сердечно поздравляет с присвоением Вам генеральского звания Жуков, Телегин».

Комдив почти всю войну был полковником. И только под конец, под занавес, получил звание генерала. В горячке боевых дел он не успел освоиться с новым званием, сменить погоны, привыкнуть к звучавшему по-новому обращению «генерал Выдриган». А в голове теснились мысли: генерал из бедняков, генерал из солдат... Захар Петрович тут же гнал их от себя, потому что его жизнь была куда сложнее этих уже ставших привычными формул.

Дело отнюдь не в том, что новая эпоха подняла его — бывшего батрака — до положения комдива и генерала. Она сделала его человеком.

ОТСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ, ПОВЕСТВУЮЩЕЕ О СУДЬБЕ БАТРАЧОНКА

Положение рабочих хуже туземцев.

В. И. Ленин

Среди материалов, отобранных Лениным для 47‑го номера «Искры», было письмо из имения князя Трубецкого в селе Козацком, Херсонской губернии.

Очевидец-рабочий сообщал «Искре», как тяжко живут и работают батраки Трубецкого, какие порядки царят в поместье, где во время сбора винограда рабочим надевают намордники из парусины.

В сентябре 1903 года, когда вышел этот номер «Искры», сыну козацкого батрака Петра Выдригана — минуло пять лет.

Выдриганы — полтавские. Мать из Кобеляк, отец — золотоношский. Еще в молодости голод пригнал их на каховскую ярмарку, и здесь оба нанялись батраками в имение Трубецкого.

Мать родила Захара на баштане и завернула в мешковину. Потом мальчонкой он бегал по Козацкому круглый год босой. В десять лет Захарко уже батрачил. Вместе со взрослыми ел кондер из деревянного выдолбленного корытца. Одно ведро на пятерых. И одна длинная палочка, на которой надсмотрщик крестиком отмечает отработанные батрацкие дни и ночи.

Захарке платили 8 копеек за 16 часов работы. По субботам вместе со взрослыми он получал «недельные». На собранные деньги ему купили первые ботинки. Перевязанные веревочкой, они болтались на худом мальчишеском плече.

Босоногий батрачонок мечтал научиться грамоте и счету. В Козацком нет школы, и он ходил в Берислав. Семь верст туда, семь верст назад по крутому берегу Днепра. Возле школы надевает ботинки, а после уроков, выйдя из ворот, немедленно снимает их.

В четырехклассной школе два учителя. И две комнаты. В одной занимаются первый и третий, в другой второй и четвертый. Захарке удалось закончить только три класса.

Бондарно-колесной мастерской срочно потребовался ученик-подмастерье. Такой случай нельзя упустить. И свой «четвертый класс» Захарко проходил уже в мастерской имения. А жизни его учили батраки и матросы, грузчики и рыбаки — рабочий приднепровский люд.

«ТАРАС БУЛЬБА» ПОД БЕРЛИНОМ

Стоит жить, чтоб в землю врезать

След поглубже, позаметней.

Муса Джалиль

— Я — «Звезда», я — «Звезда»... «Береза», «Клен» и «Сосна»... Выходите на мою дорожку, — повторял радист комдива, вызывая полки.

Связисты, расположившиеся рядом под деревом на лесной опушке, наводили порядок в вещмешках, и кто-то, показывая серый выцветший кисет, сказал:

— Тут, братцы, не табак, а наша полтавская землица.

Немного поодаль у самого берега Эльбы на плащ-палатке лежал комдив. Ему не спалось. Чтобы отвлечься, Захар Петрович перечитывал «Тараса Бульбу».

Впервые за последние три недели он мог думать о чем-то другом кроме боя.

Дивизия Выдригана 27 апреля взяла Потсдам, потом сражалась на берлинских улицах и утром 4 мая вышла на берег реки. Солдаты спешили набрать в каски, в котелки воду из Эльбы. Потом расчехлили знамена. Весенний ветер надувал алые полотнища, как паруса.

Уходили последние часы войны.

Был май, была победа. А у генерала — большая тяжесть на душе. Он никогда не вел счет потерям только на языке статистики... Десятки... Сотни... За каждой единицей перед ним стоял человек с его надеждами, мыслями, тревогами.

Под Берлином за три недели генерал потерял не много людей, но остро переживал эти потери и особенно — гибель начальника разведки в самый последний час войны.

На трех войнах смерть так часто смотрела Выдригану в глаза, что теперь он удивлялся, как это случилось, что остался жив.

Захар Петрович чувствовал себя плохо. Болело бедро, он ощущал тяжесть во всем теле.

Рана на бедре зарубцевалась, но часто ныла. Это было седьмое тяжелое ранение. А первое он получил еще в империалистическую. Захар Петрович вспомнил о нем в Потсдамском замке.

На стенах старинного замка висели портреты германских императоров. Среди них у генерала был только один давний знакомый.

Кайзер Вильгельм, разумеется, не подозревал о существовании на свете полкового разведчика, кавалера георгиевских крестов и медалей Захара Выдригана. Но вот тридцать лет спустя именно ему, как победителю, были вручены ключи от фамильного замка прусских монархов.

ВТОРОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ, В КОТОРОМ ДЕЙСТВУЕТ ЮНЫЙ ГЕОРГИЕВСКИЙ КАВАЛЕР

Самое главное — научить людей мыслить.

Б. Брехт

Зимой пятнадцатого года из имения князя Трубецкого бежал на войну подмастерье бондарно-колесной мастерской. Ему осточертело катать бочки да колеса, носить воду и нянчить детишек мастеровых. Парню по ночам снились сражения. Он видел себя на коне, врезающимся в войско кайзера Вильгельма или с полковым знаменем в руках во время атаки.

В старой свитке, с мешком за плечами, сел он на ледокол «Николай», следовавший в Херсон, а затем по железной дороге, которую увидел впервые в жизни, пробирался на запад.

В Жмеринке его схватила военная полиция, весьма далекая