Всеволод Большое Гнездо - Алексей Юрьевич Карпов

Собор во Владимире был, разумеется, не единственным возведённым во имя святого Димитрия в пределах Владимиро-Суздальского княжества. Например, такой храм не мог не существовать в городе Дмитрове, который и получил своё имя в честь этого святого. После того как город был сожжён в 1181 году, его отстроили заново; очевидно, тогда же отстроена была и Дмитриевская церковь, впоследствии упразднённая. Именно из неё, по-видимому, происходит известная икона святого Димитрия Солунского, хранящаяся ныне в собрании Государственной Третьяковской галереи, а прежде помещавшаяся в Успенском соборе города Дмитрова, в приделе Святого Димитрия Солунского (сменившем древнюю церковь)127. Не вполне обычные поза и лик святого — он изображён анфас, с усами и едва намеченной бородой, сидящим на троне и держащим в руках меч с наполовину вынутым из ножен клинком — привели в своё время некоторых отечественных историков к предположению, будто на иконе помещён идеализированный портрет самого князя Всеволода Юрьевича128, что, конечно же, совершенно невероятно. Отнюдь не свидетельствует об этом и якобы имеющийся на иконе (в орнаменте трона, на котором восседает святой) княжеский знак Всеволода, напоминающий по форме лигатуру букв Т и Р: как показали исследования специалистов, этот мнимый знак присутствует и на других, созданных вне Руси иконах: он «восходит к античному и эллинистическому искусству» и «обычно... имитирует резные (или лепные) украшения» изображённых на иконах зданий и предметов, то есть не имеет к Всеволоду никакого отношения129.

Изображение своего небесного покровителя князь Всеволод Юрьевич помещал и на печатях — на лицевой стороне: на оборотной, как это было принято в древней Руси, помещалось изображение святого Георгия, небесного покровителя его отца130. Печати эти известны, хотя об их принадлежности владимирскому «самодержцу» можно говорить лишь предположительно[26]. «География» их достаточно широка: из десяти булл шесть найдены в Новгороде, место обнаружения одной не известно, и по одной найдено в Суздале, Владимире и Биляре, столице Волжской Болгарии, с правителями которой Всеволод то воевал, то вёл переговоры.

Святой Димитрий изображён и на печатях сыновей Всеволода Большое Гнездо — Константина, Ярослава, Святослава, а также (о чём уже шла речь выше) на печатях его свояка, новгородского князя Ярослава Владимировича. Характерно, что один из вариантов печати последнего в точности повторяет необычное изображение святого Димитрия Солунского на иконе из Дмитрова: так же, как и там, святой вырезан анфас, сидящим на троне, с мечом, до половины вынутым из ножен132 (обычно святой изображался стоящим в полный рост). Наверное, подобное изображение тоже имелось на не дошедших до нас печатях Всеволода, и резчики Ярослава Владимировича, исполняя волю своего князя, лишь повторили его.

Словом, святой Димитрий постоянно сопровождал князя Всеволода Юрьевича, помогая ему во всех его делах и начинаниях.

«Миродержец»

Так назвал Всеволода Юрьевича переяславский летописец, подводя итог его долгому 36-летнему княжению: «...благоверный и христолюбивый великий князь Всеволод... миродержец всея Суждальскыя земля»133.

Хотя Всеволод, как любой из князей того времени, много воевал и не раз лично водил в поход собранное им войско, он и в самом деле по возможности старался избегать войн и был миролюбив — это качество отличало его от большинства тогдашних правителей. И не случайно о внутренних делах его княжества в летописи говорится больше, чем о его войнах. Но вот удивительный факт: не будучи блестящим полководцем и отчаянным храбрецом и уступая в этом отношении и отцу Юрию, и деду Владимиру, и старшему брату Андрею, Всеволод не потерпел ни одного поражения на поле брани! Может быть, как раз потому, что умел избегать сражений в невыгодных для себя условиях — как это было, например, при «стоянии на Влене» зимой 1180/81 года.

Всеволод вступал в войну лишь тогда, когда это было необходимо, добиваясь своего политическими, а не одними только военными средствами. И при этом границы своего княжества сумел раздвинуть весьма заметно — и на западе, и, особенно, на востоке и северо-востоке.

Несколько десятилетий спустя, уже в другую эпоху русской истории, наступившую после страшного монгольского разгрома Руси, автор так называемого «Слова о погибели Русской земли» — отрывка из какого-то большого несохранившегося произведения, создаст идеальный образ державы суздальских князей, предков «нынешнего Ярослава» (как будет назван в памятнике сын Всеволода Большое Гнездо великий князь Ярослав Всеволодович). И князь Всеволод Юрьевич будет представлен здесь в столь же идеальном образе — как один из правителей этой «светло светлой и украсно украшенной» земли Русской, прославленной многими удивительными красотами и исполненной «князьями грозными, боярами честными, вельможами многими». Автор перечислял народы, подвластные Всеволоду и его отцу и деду, рисуя поистине эпическую картину:

«...Отселе до угров и до ляхов, до чехов, от чехов до ятвягов, и от ятвягов до литвы, до немец, от немец до корелы, от корелы до Устюга, где обитают тоймичи поганые, и за Дышащим морем, от моря до болгар, от болгар до буртас, от буртас до черемис, от черемис до мордвы — то всё покорено было Богом христианскому языку поганские страны — великому князю Всеволоду, отцу его Юрию, князю Киевскому, деду его Владимиру Мономаху...»134

Мы знаем об успешных войнах Всеволода и его воевод с волжскими болгарами и мордвой (а заодно, наверное, и с черемисами — предками нынешних марийцев); знаем о продвижении суздальской дани за Устюг, к Белому («Дышащему») морю; знаем, наконец, о мирных соглашениях с «ляхами» и «уграми» (поляками и венграми). Всеволод долго удерживал в своих руках и Великий Новгород, чьи дружины столь же успешно воевали и с ятвягами и литвой на западе, и с карелами и «погаными тоймичами» (какими-то приполярными финно-угорскими племенами) на севере. Но автор «Слова...», конечно же, преувеличивал могущество владимирских «самодержцев», противопоставляя его нынешнему положению русских князей, «улусников» татарского «царя».

Сей князь Всеволод Юрьевич сидел на княжении во Владимире, «владея всею землёю Русскою» — так, опять же преувеличивая, писал о великом князе в конце XIII века другой русский книжник, автор прибавлений к переводу краткой византийской хроники («Летописца вскоре») константинопольского патриарха Никифора135. И ему тоже могущество владимирского «самодержца» представлялось большим, чем оно было на самом деле.

В летописях не упоминаются города, основанные Всеволодом (за исключением разве что легендарного Гледена). Однако, анализируя массив летописной информации за последующие после его смерти годы, наполненные войнами между его сыновьями, историки приходят к выводу о том, что упомянутые тогда новые города возникли именно в его княжение —