Канцлер. История жизни Ангелы Меркель - Кэти Мартон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время миграционного кризиса Меркель на собственном горьком опыте поняла, что во время кризиса в масштабах целой страны она должна действовать так, чтобы все видели. Видимость стала особенно важна в эпоху «информационных вирусов», когда социальные сети с молниеносной скоростью распространяют теории заговора и дезинформацию. «Я прошу вас верить не слухам, а официальным сообщениям, — призывала канцлерин немецкий народ. — Все, что говорю вам я, проверено специалистами». Она всегда появлялась в сопровождении министра здравоохранения Йенса Шпана и других должностных лиц, ответственных за связанные с пандемией вопросы. Меркель даже не думала говорить покровительствующе: во время пандемии она оставалась приземлённой, не теряя при этом авторитета.
Тёплая весенняя погода манила население, которое много недель томилось в заточении, однако Меркель уверяла: она точно знает, как поскорее снять ограничительные меры, и для этого сейчас очень важно вытерпеть локдаун. «Если число случаев заражения увеличится до 1,2, — на каждого инфицированного человека, то к июлю в больницах будет не хватать мест. Если до 1,3, то это произойдёт ещё в июне». В отличие от больниц во многих уголках развитого мира, немецкие так и не столкнулись с нехваткой мест. С самого начала каждый день проводилось 50 тысяч тестов, благодаря чему чиновники сразу видели, куда перемещаются заражённые граждане. Из-за этого в Германии погибло на целых две трети меньше людей, чем во Франции. Узнав, что у одного из её врачей положительный результат, канцлер подала пример всей стране: на две недели отправилась на полноценный карантин.
«Моя жизнь изменилась. Сейчас она в основном состоит из телефонных звонков и онлайн-конференций», — сообщила она народу во время этого карантина. Однако даже пандемия не вынудила скрытную канцлерин показать всему миру свой дом. Камеры так и не показали книги, что стоят на её полках, декор, который она выбрала, мебель, которой обставила дом. Меркель управляла страной одним голосом — голосом председательствовала на заседаниях Федерального правительства и голосом участвовала в онлайн-конференциях с главами других государств прямо из своей маленькой берлинской квартиры, которую никогда не посещал ни один глава государства и ни один, даже самый преданный, сотрудник.
Когда-то Меркель высмеивали за то, что она воплощает в себе пример бережливой «швабской домохозяйки», которая подметает крыльцо перед коллегами — членами Европейского союза. Однако пятнадцать лет экономических ограничений наконец оправдали себя. К пандемии Германия успела накопить столько дополнительных средств, что, когда канцлерин ввела локдаун, на выплаты семьям, снижение налогов и займы бизнесу страна могла выделить бюджет, который в четыре раза превышал американский, при этом без необходимости влезать в долги. Резко распространилась практика «курцарбайт» (работы в неполную смену), которой уже сто лет: государство платило компаниям, чтобы те сохраняли заработную плату работникам во время кризиса. В итоге ожидаемое снижение ВВП Германии составило всего 6 %, а Франция тем временем должна была потерять от 10 до 13 %[55].
В первые недели кризиса Меркель, несмотря на приверженность европейской солидарности, ставила в приоритет собственное население. Вирус перемещался из Италии на север, и Германия закрыла границы. Закрытые границы на континенте, где люди и товары десятилетиями беспрепятственно пересекали их, ужасали. Тем не менее канцлерин, благодаря многочисленным опросам избирателей, понимала: поддержка Германии для неё на первом месте. Позже она извинялась за это. «Поддавшись первоначальному порыву, мы думали только о собственном государстве, а это неправильно, — сказала она бундестагу. — Пандемия требует сотрудничества и взаимной поддержки на международном уровне». Едва всё немного успокоилось на родине, Меркель начала мыслить глобально.
Поддерживаемая всплеском народного одобрения, канцлерин могла теперь направить свои личные ресурсы на то, чтобы обезопасить Европу не только от вируса, но и от остальных возможных угроз. Её отклик будет вовсе не таким, как во время кризиса в еврозоне, — в ответ на человеческие и экономические потери от коронавируса она будет действовать стремительно и резко. Произошедшее бедствие позволило ей совершить свой финальный подвиг.
В эпоху дистанцирования Меркель и Макрон больше не могли соприкасаться лбами в знак солидарности, однако две европейские державы всё равно объединились, чтобы дать страдающему континенту столь необходимый толчок. 18 мая 2020 года состоялась онлайн-конференция, в ходе которой на одной части экрана в камеру из Елисейского дворца смотрел Макрон, сияющий и загорелый, а на другой — улыбалась Меркель. Совместно лидеры объявили о том, что на восстановление от коронакризиса будет выделена немыслимая сумма — 500 миллиардов евро. Когда Франция и Германия объявили о создании столь обширного фонда, то, можно сказать, обязали другие страны ЕС участвовать в затее, пусть даже им только предстояло сделать самое сложное — обсудить всевозможные детали.
Впервые ЕС не предоставлял кредит, который наиболее нуждающиеся европейские страны впоследствии должны погасить, а предлагал безвозмездные выплаты. «Германия и Франция вместе помогают Европе объединиться», — говорила канцлерин. Это было отнюдь не просто финансовое решение, а настоящее воплощение представлений Меркель и Макрона о сильной и единой Европе, которая оберегает и защищает своих беднейших союзников — тех, кто больше всех пострадал от пандемии. Такое вливание средств было по-настоящему революционным решением для строгой Меркель и бережливой Германии. Канцлерин перестала быть «королевой экономии». Благодаря фонду она преодолела одержимость — собственную и соотечественников — бережливостью и страх перед гиперинфляцией.
«Это сенсационное достижение», — с воодушевлением заявлял Макрон. Меркель выступила со сдержанной речью, в ходе которой сказала: «Мы, так сказать, наладили отношения между Германией и Францией». На этот раз подход президента Франции оказался действеннее. Предложение немыслимой финансовой помощи Европейскому союзу напоминало соглашение, которое Александр Гамильтон и Томас Джефферсон заключили в 1790 году, благодаря чему долги различных американских штатов слились в общегосударственный долг. После стольких лет споров в Брюсселе наконец появилась надежда на то, что «единая Европа» не за горами. Своим совершенно неожиданным решением Меркель удивила даже ближайших союзников, поскольку предпочитала не разглагольствовать, а для начала как следует всё обдумать. Макрон, который в течение трёх лет вёл кампанию, призванную убедить канцлерин решиться на подобное, узнал о её согласии незадолго до совместной онлайн-конференции. Так Меркель в очередной раз доказала, что не привязана к идеологиям и догмам ни в политике, ни в экономике, что она учится на собственных ошибках и что она открыта для новых идей независимо от их источника — главное, чтобы идеи были рабочие.
«В трудные времена нужна какая-то идея, за
