Очерки истории российской внешней разведки. Том 5 - Евгений Примаков

— Если бы только от этого зависели удачи человека, — ответил Твен, — то все графики движения поездов, пароходов и самолетов, наверное, составлялись бы с учетом погодного ненастья. Боюсь, что погода климатическая и погода политическая порождают разные приметы.

И он, увы, не ошибся. Уже первая беседа с резидентом насторожила Твена.

— В Америке вы уделяли много времени погоне за техническими новинками и секретами, — сказал резидент. — Но Европу волнуют другие проблемы. Тут не изобретают порох. Он, кстати, давно уже придуман китайцами. Тут его вовсю применяют или вот-вот собираются применить. И ваши новые друзья из числа французов должны помочь мне разобраться, кто конкретно собирается это сделать против нашей страны и когда. Поэтому я предпочел бы видеть в вас специалиста по политическим проблемам, нежели по чисто техническим и научным.

— А как же мои контакты и связи с «технарями»? — неуверенно спросил Твен.

— В принципе, я не возражаю, — ответил, нахмурившись, резидент. — Получите информацию и материалы. Мы их направим в Центр, а там — посмотрим.

Трудно приживался в Париже общительный Твен — душа любой компании, шутник и выдумщик. Он слабо знал язык, его жена Глафира Михайловна — однокурсница по Московскому текстильному — вообще не владела французским. Часто болели сыновья — Виктор и Илюша. В довершение ко всему ему не нравилась чисто политическая тематика. Он явно не был в ней эрудитом, и это угнетало. Твен рвался в дело, настоящее, по его мнению, дело, когда результат можно было принести в руках в виде документа или замысловатой формулы и сказать радостно резиденту: «Смотрите, что я принес!».

Но шли недели, месяцы, а этого от него никто не требовал. Нужны были связи и информация чисто политического характера.

И вот однажды Твен не выдержал. Он хорошо проверил, нет ли за ним слежки, и позвонил своему другу-электронщику.

— Сема? Ты здесь! Какими судьбами? Давай встретимся и потолкуем. Хочешь, сегодня?

В тот вечер друзья долго сидели в уютном кафе за чашкой кофе. Одна чашка сменяла другую.

— Ты говоришь, кибернетике принадлежит будущее? — спрашивал Семен своего друга. — Ты уверен в этом?

— Конечно, как в самом себе, — отвечал француз. — У нас уже есть очень интересные разработки. Я привез их из Америки…

На следующий день Твен подробно доложил резиденту о своей инициативной встрече с французским инженером.

— Кибернетика, говоришь? — задумчиво произнес резидент. — А вот мы запросим Центр, что он думает по этому поводу.

И в Москву ушла телеграмма.

Ответ из Центра шел почему-то очень долго. Как будто его везли на перекладных по разбитой ухабистой дороге. В ответе говорилось, что кибернетика — лженаука и что резидентуру специально толкают на ложный, антинаучный путь.

Но Твен не опустил руки. Он плодотворно вел оперативную работу, приобрел ряд ценных источников по линии научно-технической разведки. После возвращения в Москву из командировки в конце 1949 года в его оперативном деле появилась новая запись: «Во Франции Твен пытался оживить работу по линии НТР: аэродинамика, физика, авиация. Любил работать с молодежью. С агентурой устанавливал не просто деловые, но душевные связи».

За выполнение специальных заданий советского правительства и проявленные при этом мужество и высокие профессиональные качества разведчика С.М. Семенов был награжден в 1944 году орденом Красной Звезды, а в 1949 году — орденом Трудового Красного Знамени.

В 1953 году начальник отделения подполковник Семенов был уволен из органов госбезопасности без пенсии. В отделе, где работал Семен Маркович, произошел крупный провал. На уголке телеграммы, направленной в резидентуру, бдительная следственная комиссия рассмотрела подпись Семенова. «Крайний», как всегда, нашелся, и им оказался Семен Маркович. На него и спихнули вину за провал…

Свою новую жизнь «на гражданке» Семен Маркович начал с семьей в 14-метровой комнатке у Калужской заставы. Работы не было, и его никуда не принимали: увольнение из «органов» было тогда равносильно приговору суда.

Однажды старый институтский друг, прослышав про беды Семена, предложил ему пойти поработать в котельную на текстильную фабрику, где он был техническим директором. Семенов согласился. Он вспомнил свою институтскую специальность инженера-энергети-ка. Работа в котельной давала скромный заработок, бесплатное тепло и, самое главное, — время. Бывший разведчик начал делать переводы с английского.

Объем переводов, а значит, и гонорары пришли не сразу. Семен Маркович по неопытности совершил ошибку: он взялся за переводы художественной литературы. Его первая книга, изданная в Москве, называлась «Одинокое небо» — о военных летчиках в годы Второй мировой войны. Перевод достался Семенову ценой больших усилий и долгих бессонных ночей: художественная словесность не была его стихией. Он был прирожденным «технарем», но никак не литератором.

— Писателя из меня никогда не получится, и не убеждайте меня в обратном, — говорил он своим приятелям, собравшимся «на рюмку чая» по поводу выхода книги. — Я лучше попробую себя в технических переводах.

И действительно, дело сразу же пошло. Сначала издали переведенный и существенно переработанный Семеновым каталог какой-то зарубежной технической фирмы, затем вышел справочник по энергетике, и, наконец, увидел свет учебник по той самой «лженауке», название которой еще некоторое время назад произносилось осторожно: «кибернетика».

Денег в семье прибавилось, удалось вступить в жилищный кооператив и купить уютную, «дешевую», по нынешним временам, двухкомнатную квартиру. По иронии судьбы Семеновы свили свое новое семейное гнездо в двух шагах от станции метро «Семеновская».

Первенец Семена Марковича, Илья, окончил институт и начал «лить монету» — работать инженером на Московском монетном дворе. На младшего, Виктора, обратил внимание известный театральный режиссер Юрий Любимов и пригласил в труппу Театра на Таганке.

Казалось бы, все хорошо и все встало на свои места.

— Семен, а почему бы тебе не написать письмо руководителям твоего старого ведомства и не попросить у них вполне заслуженную тобой пенсию? Времена произвола прошли. Чего стесняться? — часто спрашивали бывшего разведчика его близкие друзья. Но Семенов не хотел ничего просить.

— Ты что, Ротшильд? — настаивали однокашники по институту.

И Семенов наконец сдался. Сдался, пожалуй, первый раз в жизни. Он отправил письмо на Лубянку, в кадры КГБ. Месяца через три пришел официальный отказ. И тут Семен Маркович впервые ощутил боль в груди. Сердце!..

В больнице добрые люди подсказали: «А ты напиши лично Андропову. Может быть, он поможет?»

И опять бывший разведчик скромно напомнил о себе, что так, мол, и так, долгие годы верой и правдой служил Отечеству, досрочно уволен и оставлен без пенсии.

Через некоторое время плотный пакет с пенсионными документами и удостоверением оказался у Семена Марковича. Из документов следовало, что ему установлена персональная пенсия республиканского значения.

Однако годы брали свое. Здоровье не улучшалось. Семен Маркович ушел из котельной и полностью переключился на технические переводы. Через некоторое время стал одним из лучших переводчиков Москвы. По ночам он, однако, часто думал о днях давно минувших, вспоминал детали операций, в которых когда-то принимал участие. Агентурная разведка была его истинным призванием.

… В конце 1995 года Служба внешней разведки России готовилась торжественно отметить свой 75-летний юбилей. Подразделениям разведки было предложено рассказать «для истории» о наиболее интересных фактах и сведениях о бойцах «невидимого фронта», имена которых, по мнению современников, не нашли пока достойного отражения на стендах Кабинета истории разведки. Снова подняли старые дела, навели справки в архивах, поговорили с ветеранами-разведчиками. Вот тогда и вспомнили о большом труженике Семенове. На стенде лучших сотрудников научно-технической разведки впервые появился портрет скромного одессита Семена Марковича Семенова, для которого профессия разведчика являлась призванием всей его жизни.

25. Необыкновенная история

— Недавно узнал, что наш нелегальный разведчик работал иностранным послом за границей.

— Неужели нового Штирлица придумали?

— Нет, говорили о самом настоящем после.

— Такого быть не может. Такого не может быть никогда.

Из разговора в московском метро

Штаб-квартира Службы внешней разведки на окраине Москвы. Просторное помещение отведено Кабинету истории службы — с начала ее основания в 1920 году до относительно недавних времен. Представленные материалы демонстрируются по всем правилам музейного искусства: на стендах — многочисленные фото мужчин и женщин, разведчиков разных поколений, даны краткие пояснения их заслуг. Безукоризненный шрифт, изящно оформленные застекленные стеллажи, где помещены подлинники документов, ордена, медали, грамоты и другие экспонаты.