Очерки истории российской внешней разведки. Том 5 - Евгений Примаков

Контакты с этими людьми подвергли испытанию заготовленную в Центре легенду, что было для Макса неожиданным.

Здесь уместно, наконец, сообщить, что же представляла собой эта самая легенда, позволившая Максу стать обладателем настоящего заграничного паспорта и закрепиться в Италии как гражданину этой центральноамериканской страны.

Работая в то время в Аргентине, он порой выезжал в соседние страны, в том числе в Чили. Там действовала группа его доверенных лиц, был среди них один центральноамериканец, назовем его «Амиго», давно проживавший там как политэмигрант. Макс поделился с ним своей озабоченностью: у него не было надежных личных документов длительного пользования. Тот подал мысль — сделать Макса гражданином его страны, предложил пофантазировать и придумал следующую версию: пусть он будет незаконнорожденным сыном реально существовавшего, известного «Амиго» его соотечественника, уже умершего. Это был человек из знатного рода, состоятельный, прославившийся на родине экстравагантными выходками, приключениями и гулянками. Расчет был на то, что эту легенду опровергнуть было практически невозможно. «Амиго» и Макс немало потрудились над составлением «правдоподобной» биографии южноамериканского «поручика Киже», который будто бы покинул родину в детском возрасте и затем прожил в Чили более 20 лет.

«Амиго» хорошо знал посла своей страны в Сантьяго и полагал, что тот поверит легенде. Так оно и получилось.

Приведем фрагмент записки Макса, где он характерным для него образным языком, с присущим ему чувством юмора вспоминает о завершающей стадии получения паспорта.

«Первый шаг — визит «Амиго» к послу. Тот, как оказалось, прекрасно знал «моего» батюшку и, поговаривали, не раз вместе с ним принимал участие в лихих его похождениях. Он проявил живейший интерес к моей личности. «Как, сын моего старинного друга здесь, в Сантьяго? Почему я ничего не знал об этом?» «Амиго» объяснял, напирая на то, какой скромный и добродетельный я и как нелегко мне было сносить насмешки тех, кто узнавал, что я побочный сын. «Хочу видеть его!» — вскричал посол. И вот я перед ним. Реакция была неожиданной, я и вообразить себе не мог, что так произойдет. «Вылитый папаша, — изумился посол, рассмотрев меня. — Узнаю вашего отца-забулдыгу!», и он полез ко мне с объятиями. Посол был, конечно, уже староват, а поэтому плохо, наверное, видел, иначе понять не могу, почему он вдруг признал во мне сына своего прежнего собутыльника.

Расспрашивал он меня, однако, весьма подробно, но после такого приема и меня, признаться, «понесло». Чего я только не наговорил. И скитания на чужбине расписал, и всплакнул о своей несчастной маменьке, которую отец так не по-джентльменски бросил. Добавил еще, что, хотя и не повезло мне с родителями, все же сумел выкарабкаться, встать на ноги, завести бизнес.

Выдать мне паспорт посол согласился сразу же, даже особенно не интересовался, зачем он мне. Вполне был удовлетворен, когда я сказал, что надоело скрывать от людей свое происхождение. «Папенька теперь умер, — вздохнул я и даже пустил слезу. — Наследства мне его не надо, я и сам не бедняк, но пора все оформить по закону». В общем расстались мы с послом почти друзьями. Когда он провожал меня до двери своего кабинета, все повторял: «Ну вылитый папаша!»

Признаться, мы с «Амиго» отчаянно блефовали. И не только потому, что выдавали меня за сына человека, довольно известного у себя на родине. Дело в том, что в этой стране я вообще никогда не был. И потому, когда посол пытался было заводить разговор со мной о стране, я как заведенный повторял: «Давно я там не был, слишком давно. Маменьку-тο отец заставил уехать, она и меня с собой взяла. Так что ничего припомнить и не могу…»

Хотя и блефовали мы, но все сошло благополучно. Через неделю на руках у меня был новенький загранпаспорт. Незадолго до отъезда из Чили, в августе 1945 года, я получил (сам и инициировал) в Генеральном консульстве «моей» страны в Сантьяго письмо-рекомендацию следующего текста:

«Рад подтвердить, что (имярек) в течение многих лет занимался коммерческой деятельностью в Сантьяго, где его прекрасно знают и ценят за личные достоинства и интерес, проявленный к общественной деятельности. (Имярек) — один из самых выдающихся членов нашей национальной колонии в Чили.

Генеральный консул… (подпись, печать)».

Позже эта бумага оказалась мне весьма полезной».

Когда в Центре в конце 40-х годов изучались возможности дальнейшего использования Макса, стало необходимым проверить надежность этой его легенды. Из Москвы он съездил в зарубежную командировку, разумеется нелегально, и там в посольстве «своей» страны без затруднений продлил в начале 1949 года полученный в Чили загранпаспорт, срок действия которого к тому времени истек.

И вот теперь, осенью 1950 года, в Риме встречи с «соотечественниками». Да еще с какими…

Неожиданности продолжились. Узнав детали биографии Макса, бывший президент вдруг заявил: «А мы с вами — дальние родственники. Да-да, не удивляйтесь. Если не ошибаюсь, покойный ваш отец приходился племянником дону К. А тот был женат на тетке моей матери. Не правда ли, забавно?» Дальше — больше. «Почему все-таки вы так долго не приезжали на родину? Как случилось, что до сих пор о вас ничего не было слышно?» Вопросы не из приятных, каверзные. Ответы Макса «Чувствовал себя ущербным как незаконнорожденный» и т. д. и т. п. как будто удовлетворили бывшего президента, который, однако, жестоко упрекнул его в излишней скромности и щепетильности. Позже выяснилось, что бывший президент наводил о нем справки как в Италии, так и в Латинской Америке. Отрицательных последствий это за собой не повлекло.

Одним из результатов приезда гостей из-за океана явилось подключение торговой фирмы Макса к реализации в Европе предложенного ими товара — кофе. Отношения Макса с бывшим президентом приобрели дружественно-деловой характер. Они перешли на «ты». Очередной неожиданностью стало предложение гостя, чтобы Макс стал его доверенным лицом не только в коммерции, но и в политической области: нелегал был посвящен в его далеко идущие честолюбивые планы возвращения к власти на основе демократических выборов.

Ко времени описываемых событий бывший президент и его ближайшие сподвижники возглавляли на родине оппозиционную буржуазную группировку и планировали на ее базе образовать политическую партию. Они были достаточно опытными, хитрыми, недоверчивыми политиками, склонными к риску и авантюре, и понимали, что курс Вашингтона направлен на политическое и экономическое подчинение их страны интересам США, но считали, что с американцами надо «умело» сосуществовать. Бывший президент доверительно говорил Максу: «Янки пуще всего боятся коммунистов. Мы, латиноамериканцы, должны воспользоваться этим страхом и заставить их подороже платить за наш антикоммунизм». Вместе с тем он сознавал, что на голом антикоммунизме сделать политическую карьеру в стране с укоренившимися демократическими традициями невозможно. Поэтому он готов был пойти на определенные социальные реформы, чтобы «выпустить пар из котла», ослабить классовую напряженность, которая, как он полагал, и порождает коммунистов.

Оценив широкий кругозор Макса, знание им международных дел, политической проблематики, бывший президент попросил его составить для их группировки предвыборную программу, базирующуюся на лозунге: «Против империализма и против коммунизма». Нелегалу пришлось выполнить эту необычную да и нелегкую задачу. Заказчик высоко оценил представленную работу, пообещал Максу дружбу и всяческую поддержку (эту программу с некоторыми поправками официально одобрил съезд позже созданной им партии).

Тогда же, осенью 1950 года, эти влиятельные люди по собственной инициативе выдвинули идею о назначении Макса на дипломатический пост в Италии. Они преследовали в первую очередь свои корыстные цели: закрепить за собой Макса как выгодного коммерческого партнера и одновременно отблагодарить его за оказываемые услуги. Возникла новая ситуация, снова потребовавшая принятия непростого решения. Выход Макса на дипломатическую арену предполагал более широкую, нежели у коммерсанта, известность и не исключал углубленной проверки его прошлого заинтересованными спецслужбами. Последнее, конечно, было нежелательным.

Первоначально в Центре склонялись к тому, чтобы нелегал отказался от сделанного ему предложения. Сам Макс придерживался иного мнения. «Сегодня мое положение куда крепче, чем было к концу прошлого года, — докладывал он в Москву. — Это, конечно, не значит, что мне нечего опасаться. По мере расширения связей увеличивается и риск, множится фактор непредвиденности. Но ведь все это входит в правила игры и является неотделимой частью жизни разведчика. Думаю, мы должны идти на этот риск, ибо в данном случае он оправдывает себя».