Лимеренция - Х. К. Долорес

Двусмысленный комплимент, который, как я знала, последует в тот момент, когда я сяду в это платье.

Думаю, хорошо, что она не заметила мои туфли с красными подошвами. В следующий раз она бы прицелилась на мой размер ноги.

К счастью, несколько дней в роскошном отеле и вдали от моей матери позволили мне почувствовать себя готовой справиться со всем, что она попытается обрушить на меня сегодня вечером.

Я натягиваю свою самую яркую улыбку.

— Ты сегодня хорошо выглядишь, мам.

Она выбрала оливково-зеленое платье-свитер, которое еще более облегающее, чем мое, — без сомнения, один из ее «модных нарядов», обычно предназначенных для первых свиданий и новых парней.

Рика также запихнули в пиджак, которому, должно быть, по меньшей мере лет десять-двадцать, учитывая, что его могучие плечи почти лопаются по швам.

Его кислое выражение лица приносит мне больше удовлетворения, чем, вероятно, следовало бы.

— Вы оба прекрасно выглядите, — плавно вмешивается Адриан, лениво закинув руку на спинку кабинки. — Я понимаю, откуда у Поппи такая внешность. Честно говоря, на первый взгляд я подумал, что вы двое могли быть сестрами.

Мама откидывает голову назад и смеется, как будто это шутка, но даже через стол я могу сказать, что она втайне довольна комплиментом.

— Ты действительно очаровашка, — поддразнивает она. — Но ты не первый, кто так думает. Когда я была моложе, я катала Поппи в коляске, и люди останавливали меня на улице, спрашивая, где наша мама. Однажды даже приняли за близнецов.

Мне приходится прикусить язык, чтобы не возразить, что нас никогда не принимали за близнецов.

— И даже когда она была старше, — продолжает мама, и я понимаю, что, вероятно, мне следовало предупредить Адриана, что мамина бесконечная молодость — ее любимая тема. — Никто не поверил бы мне, когда я сказала бы им, что я мать. Даже Рик, когда мы впервые встретились.

Я благодарна официанту, который подходит и описывает фирменные блюда — шесть унций мяса вагю и белую рыбу, пойманную этим утром, — хотя бы для того, чтобы отвлечь маму от темы.

— Знаете, мне очень любопытно, Мэй, — говорит Адриан, наливая по чуть-чуть красного вина в бокалы каждому. Мама следит за движением, но не произносит ни слова. — О том, как вы двое познакомились. Я так понимаю, вы уже довольно давно вместе.

И вот вторая любимая тема мамы: история ее расцветающей любви с Риком.

Это почти касается того, как быстро он ее раскусил. Не то чтобы Мэй Дэвис трудно очаровать, но все же.

Я думаю, какая-то часть меня надеялась, что…

Ну, я не знаю, на что я надеялась.

Я делаю глоток своего вина, оно получается мягким и без кисловатого привкуса, который, похоже, есть у всех трехдолларовых бутылок, которые мама иногда прихватывает с работы.

— О, в этом нет ничего безумного, — говорит она, но сжимает руку Рика в своей. — Но это было романтично. Мы познакомились в Калифорнии. Венис-Бич. Почти через пять лет… ну, вообще-то, около того. Это было сразу после праздников. Я лежала на пляже в этом маленьком красном бикини. Ты помнишь это бикини, Рик?

Рик бурчит что-то слишком неразборчивое, чтобы я могла разобрать.

— И вот, он подошел ко мне, желая выпить пива у, ну… — Она смущается. — Я не совсем горжусь этим, но я была там с другим мужчиной. Ничего серьезного. Просто какой-то парень, с которым я встречалась в то время. У него была специальная карта прямо на пляже, которой он пользовался в межсезонье, и он угостил меня поездкой. Честно говоря, я даже не помню его имени. — Ее брови хмурятся. — Робби? Нет. Или Ретт. Это был…

— Ральф, — вмешалась я. — Его звали Ральф.

Мама моргает.

— Точно. Ральф. Вот и все. — Она хихикает. — У Поппи память гораздо лучше, чем у меня.

— Ну, ты оставила меня с двоюродной сестрой Ральфа на пять дней. — Это вырывается немного резче, чем предполагалось.

— На пять дней? — Ее лоб морщится еще больше. — Милая, я думаю, ты преувеличиваешь. Это было, наверное, на два дня. Если что.

— На пять.

Ее улыбка готова резать, как один из ножей на столе.

— Как скажешь, милая. В любом случае, вернемся к истории…

Я скриплю зубами от разочарования, когда мама рассказывает о бесстыдных репликах Рика о пикапе на пляже.

Она же не может всерьез думать, что прошло всего два дня.

С другой стороны, у меня память лучше, чем у мамы, хотя бы потому, что моя не избирательна.

И я, конечно, помню этот праздник больше других. Я провела канун Рождества, помогая двоюродной сестре Ральфа, Ребе, готовить джелло для вечеринки, которую она устраивала, а затем быстро улизнула смотреть кабельное телевидение в подвале, когда ее гости начали слишком шуметь.

— … приезжаю через неделю, а он перегружает свой пикап до самого Мобиля, — заканчивает она, бросив еще один хитрый взгляд в сторону Рика. — И с тех пор мы ни разу не оглядывались назад, не так ли, Рик?

— Верно, — бормочет Рик и, увидев ее выжидающий взгляд, добавляет: — Ни разу не оглядывался назад.

Мама вздыхает.

— И, конечно, он тоже очень заступился за Поппи. Был рядом с ней больше, чем ее настоящий отец когда-либо.

И вот моя наименее любимая тема — несуществующие отцовские инстинкты Рика.

Ничего не говори.

Ничего не говори.

Просто переживи ужин.

Адриан кладет руку мне на бедро и сжимает, молчаливый жест, который предполагает, что, хотя моя мать, возможно, и не замечает исходящего от меня напряжения, он нет.

Это меня успокаивает.

Незначительно.

И снова официант безукоризненно выбирает время, возвращается, чтобы принять заказы, и предлагает на мгновение прервать поэтический рассказ мамы о Рике. Адриан заказывает белую рыбу, мы с мамой выбираем филе миньон, а Рик выбирает бифштекс весом тридцать четыре унции, что напоминает о том, что мне нужно будет сидеть здесь и смотреть , как он ест его.

— Он тот «клей», который скрепляет нашу семью…

И она снова за свое.

— … хотя мы опустеем, как только поппи уедет в Нью-Йорк рисовать свои маленькие картинки. — Еще один смешок.

Я закатываю глаза.

— Это больше, чем маленькие картинки.

— О, милая, ты же знаешь, я просто шучу. — Как всегда, ее тон сладок, как сахар, чтобы скрыть язвительность ее слов. — Твои рисунки действительно милые. Честно.

Я ощетинилась, но на этот раз Адриан встает на мою защиту.

— На самом деле, Поппи — потрясающая художница. Я видел ее работы. У нее настоящий природный талант.

Под этим он имеет в виду, что загнал меня в угол в моей комнате в общежитии,