Пржевальский - Ольга Владимировна Погодина

столько переносить холод, сколько необходимость добывать корм для верблюдов и лошадей из-под снега; невыносимый блеск этого снега, все сильнее портивший глаза; наконец, отсутствие хорошего, сухого аргала. Часа по два приходилось возиться, чтобы приготовить чай, а для варки мяса к обеду требовалось чуть не полдня времени.

Тем не менее и в этих условиях исследователи не забывали о научных целях. Экспедицией был открыт новый подвид бурого медведя. Пржевальский пишет об этом очень забавно:

«Из всех зверей и птиц драгоценною для нас добычею был новый вид медведя, которого можно назвать „медведь-пищухоед“[115]. Впрочем, для описываемого зверя годится название и „медведь заоблачный“, так как он обитает на плоскогорьях не ниже 14 тысяч футов абсолютной высоты. По величине новооткрытый медведь — с нашего обыкновенного; отличается от него главным образом качеством меха и цветорасположением… Описываемый медведь обитает на всем пройденном нами плоскогорье Северного Тибета и, вероятно, распространяется отсюда далеко по тому же плоскогорью к западу. В Северном Тибете, где местность совершенно безлесна, новооткрытый медведь избирает своим местопребыванием горные хребты, то дикие и труднодоступные, как, например, Бурхан-Будда, Шуга и др., то более мягкие и невысокие, каковы многие горные группы, расположенные на самом плоскогорье. В особенности много медведей за Тан-ла[116], где, как сообщали нам туземцы, летом звери эти иногда ходят по десятку экземпляров вместе, а в зимнюю спячку залегают целыми обществами…

Обыденную пищу описываемого медведя составляют некоторые альпийские травы, вероятно иногда и звери, которых удается захватить врасплох, но всего более пищухи; последних мишка выкапывает из нор. Любопытно, что при подобных копаниях медведя нередко сопровождают кярсы, которые поживляются от трудов неповоротливого зверя, и ранее его успевают хватать выскакивающих из нор пищух.

Подобную картину мы сами видели в горах на верховьях реки Уян-хар-зы. Медведь весьма усердно раскапывал на скате горы пищуховы норы, а четыре кярсы хватали зверьков, выбегавших наружу. Медведь видел это, сердился, даже бросался на вертлявых кярс, но не мог отвязаться от их назойливости; по мере того как зверь переходил на другое место, кярсы следовали за ним».

В горах Кукушили экспедицию ожидали новые испытания. Подойдя к горам, путешественники не могли отыскать место перевала. Сплошной снег завалил все приметы — следы тропинок и прежних бивуаков. Ориентироваться было не на что. Проводник опять повел их, как выяснилось позже, наугад трудным ущельем, по которому верблюды еле взошли на гребень, чтобы увидеть снова лишь кочковатую равнину, а за ней опять сплошные горы. На следующий день прошли едва 14 верст. Верблюды и лошади то увязали в снегу, то оскальзывались на обледенелых каменистых склонах, раня ноги.

Долина вновь замкнулась горами. Монгол же стал уверять, что он «немного» ошибся и что необходимо вернуться ко вчерашнему стойбищу, а оттуда поискать выхода из гор в другом месте.

Разгневанный Пржевальский выгнал проводника взашей, дав ему, впрочем, немного продовольствия. Путешественники же решили идти вперед, вновь применив тактику высылки разъездов.

* * *

Прогнав от себя монгола, экспедиция осталась без проводника в горах Северного Тибета, где на сотни верст тянулись неизвестные никому и необитаемые земли. Пржевальский принял решение идти прямо на юг, чтобы попасть на реку Мур-Усу[117], вверх по которой, как было известно еще в 1873 году, направляется в Лхасу караванная дорога монгольских богомольцев.

Чтобы исполнить этот план, для начала нужно было выбраться из гор Кукушили. К общей радости, проблема эта разрешилась скоро и удачно. На следующий же день путники верно решили направиться одним из поперечных ущелий хребта и без труда вышли на его южную окраину. Здесь перед ними раскинулась широкая равнина, за которой вздымались новые горы. Как оказалось впоследствии, это был хребет Думбуре. Через него должен был лежать дальнейший путь, направление которого теперь нужно было угадать; поэтому двое казаков посланы были в разъезд на один переход вперед. Остальные остались дневать, во-первых, для того, чтобы дождаться результатов разъезда, во-вторых, чтобы обследовать южный склон гор Куку-шили и, наконец, чтобы просушить звериные шкуры, собранные за последнее время для коллекции. Погода тому благоприятствовала: после холодов и снега наступила оттепель, снег на равнинах и склонах гор почти весь стаял.

Вернувшиеся из разъезда казаки объявили, что путь впереди для каравана удобен. Переход к горам Думбуре был благополучно совершен в два дня, если не считать, что на речке Хапчик-Улан-Мурэн лед не держал верблюдов и казакам пришлось переводить их, стоя выше колен в ледяной воде.

Перевал через Думбуре все же отыскался, но был очень трудным. Кроме перевала через главную ось хребта, пришлось еще дважды переходить боковые его гряды и все остальное время двигаться по замерзшим, большей частью покрытым снегом кочковатым болотам. Животные и люди очень устали. Но еще сильнее было разочарование, когда с последнего перевала измученные путники увидели впереди себя вместо ожидаемой долины Мур-Усу новую поперечную цепь гор. Никто из них, конечно, не знал, какие это горы и каков будет через них переход. Опять посланы были три разъезда; в один из них отправился сам Пржевальский, чтобы лично удостовериться в характере местности.

Проездив до поздней ночи, передовые отряды отыскали довольно крупную реку, как оказалось впоследствии, Думбуре-Гол, которая направлялась прямо к югу — как раз по намеченному пути. Назавтра караван проследовал вдоль реки на юг и новые разъезды, привезли наконец радостную весть, что за горами впереди течет река Мур-Усу и что переход поперек гор ущельем Думбуре-Гол проходим для каравана. На следующий день рано утром путешественники двинулись в путь и вскоре очутились в долине желанной Мур-Усу. Река, берегов которой достиг караван, как было известно уже Пржевальскому, являлась верховьями знаменитой Янцзы, или Голубой реки, орошающей своим средним и нижним течением половину Китая. Так что теперь к числу заслуг Пржевальского можно было смело записать и исследование верховий реки Янцзы, которых он достиг первым из европейцев.

Верблюды, истомленные огромной высотой, холодами и бескормицей, начали сильно страдать; четверо из них уже издохли или так устали, что были брошены на произвол судьбы. Из пяти верховых лошадей одна также издохла, а остальные едва волокли ноги. Решено было оставить четыре вьюка со звериными шкурами, собранными на пути от Цайдама. Шкуры эти, упакованные в мешки, были спрятаны в одной из пещер гор Цаган-Обо и благополучно пролежали там до возвращения экспедиции.

Трудности пути начали отзываться и на людях. Не говоря уже про обыденные явления огромных высот (слабосилие, головокружение, одышку, иногда сердцебиение и общую усталость), то один, то другой из казаков заболевали простудой или головною болью. К счастью, болезнь сильно не развивалась и