Маленький содом - Георгий Стаматов

чем золото... Так и знайте — я тоже заведу себе любовника!

«Боже мой! — с горькой усмешкой подумал потрясенный Даков, чувствуя, что сходит с ума.— Она угрожает изменой!.. Принесла мне дар!.. Выбрала меня из миллиона мужчин!»

   —  Вон отсюда! — в бешенстве крикнул он.— Ты хочешь мне изменить? Ты? С кем? Кто на тебя польстится?..

   —  Там видно будет!..

   —  Замолчи! Не клевещи на женщину! Из-за тебя я отказался от любви, от всего...

Он готов был задушить ее, потом пойти к прокурору и сказать: «Я ее убил! Снисхождения не прошу!»

«Неужели она вечно будет со мной?»

Как ему хотелось бежать куда-нибудь. Но... Он привык к комфорту, ее комфорту, и не мог жить иначе. Слабость, подлость... однако... Человек способен забыть даже свое преступление, если оно осталось нераскрытым; как же не простить себе ненаказуемую мерзость?

«Странные мы люди! Почему бы мне не жениться на Драге? Назовут сумасшедшим. Нет, этого я не сделаю».

Дакова отправилась к родственникам, чтобы поделиться с ними своим горем.

Даков пошел к Драге.

Девушка, уже одетая в новенькое деревенское платье, укладывала свои вещи. Увидев Дакова, она вспыхнула.

А он впервые внимательно смотрел на этот хрупкий полевой цветок, выросший среди бурьяна, облагородившийся на городской почве.

«Да, эта девушка смело могла бы явиться в клуб на конкурс красоты!»

   —  Зачем ты взяла мою фотографию, Драга?—нежно спросил он.

Девушка покраснела еще гуще.

   —  Если хочешь, я подарю ее тебе на память.

Драга, ничего не ответив, быстро поднялась, схватила

его руку и поцеловала ее. Это не был традиционный поцелуй служанки-рабыни, готовой умереть за своего господина.

На глазах у нее показались слезы, и она выбежала из комнаты.

Из города выехала крестьянская телега и катит по шоссе.

В телеге сидит Драга, облокотившись на сундучок. Она смотрит на город, прощаясь со своим прошлым.

Правит лошадьми тот несчастный, что безнадежно влюблен в нее. Драга молчит, а он не решается заговорить первым. Он мечтает, надеется, отчаивается.

«Ни словечка мне не сказала!»—думает он.

И, бессильный, он себе в утешение с горечью бормочет:

   —  Где уж нам тягаться с ними!

Телега свернула в сторону, и город скрылся из виду. Драга смотрела на окружающее, но ничего не видела.

   —  А вон и наше село!

Вдали блеснула кровля церквушки, стоявшей на холме. Но Драга даже не взглянула на нее.

Путники, встречавшиеся по дороге, с удивлением поглядывали на задумчивую красивую девушку.

«Добрая встреча! Но кто она такая?—думали они.— Молодуха, возвращающаяся домой после свадьбы? Прислуга, выгнанная за кражу? Больная?»

Встречные и не подозревали, что эта скромная измученная девочка — опасная соперница городской барыни, женщина, сосланная в изгнание, в родное захолустное село.

ВИЛЛА НА БЕРЕГУ МОРЯ

L’amour est maitre des choses.

Le veau d’or est toujours debout.[50]

Солнце садилось. Они вошли в парк.

   —  Милый! Есть ли на свете что-нибудь сильней и прекрасней, чем любовь? Все прочее мелко, ничтожно; нет ничего сильней и прекрасней любви.

   —  Есть, моя драгоценность, есть.

   —  Что же?

   —  Ты, Линочка!

Счастливая, она положила голову ему на грудь.

   —  А все-таки есть на свете кое-что посильнее любви,— шепнул он ей на ухо.

   —  Что?

   —  Деньги.

   —  Как тебе не стыдно, Саша, говорить такие слова! Ты...

Но ее возражения он заглушил поцелуем.

   —  А когда же, Саша, мы поедем на твою виллу?

   —  На нашу виллу... Когда? Да хоть завтра, если хочешь.

   —  Хорошо. Я никогда в жизни не видела моря. Оно, наверное, такое величественное, такое огромное...

   —  Не больше, чем наша любовь.

Солнце исчезло за горизонтом.

Склонившись друг к другу, влюбленные молчали.

Море.

Начинаясь у самого берега, по горе широко раскинулся парк. В парке высокая вилла с террасами. Вокруг нее — клумбы, широкие аллеи, усыпанные мелкими разноцветными камешками.

Из виллы выходят Лина и Саша. Девушка останавливается на каждом шагу.

   —  Боже! Какая красота! Ты только взгляни на эту клумбу: длинная-предлинная и трех цветов — белого, зеленого, алого! Точно гигантская лента. Слушай, Саша! Это — наш трехцветный флаг!.. Сюда, сюда! Посмотри отсюда на море: что за чудесный вид! А вон тот домик — совсем как бомбоньерка. Это наш, да?.. А холмик? А рощица? Они тоже наши?

   —  Все наше.

   —  Милый! У меня от счастья голова кружится. Даже страшно — уж не сон ли все это?

   —  Счастье это — и вправду сон.

Лина нежно взяла его под руку.

Они вышли на полянку, покрытую шелковистой травой, поросшую высокими раскидистыми деревьями. В углу ее была искусственная пещера с зеркалами на стенах.

Против входа в пещере стоял громадный круглый стол, окруженный стульями, а над столом висели электрические лампочки. Вдали, между широко расступившимися деревьями, синело море.

Лина не могла оторвать от него глаз.

   —  Саша! А море тоже наше?

   —  Море ничье.

Она обиделась и умолкла.

Саша облокотился на стол и сидел молча, недвижно Лицо у него было серьезное.

   —  Милый! Почему ты загрустил? Здесь, со мной, в таком чудесном уголке? Что с тобой?

   —  Ничего.

   —  Даже на меня не хочешь посмотреть! Что это значит? Может быть, море или это место напомнили тебе о каких-то тяжелых минутах?

   —  Не тяжелых, а страшных.

Лина вскочила и подбежала к нему.

   —  Не прикасайся ко мне!

Она побледнела.

   —  Саша! Ты меня пугаешь. Что случилось?

   —  Случилось ужасное. Если я тебе расскажу про это, чудесный пейзаж покажется тебе кладбищем.

   —  Боже мой! Я ничего не понимаю. Ты что-то скрываешь. Я хочу, я требую, чтобы ты рассказал мне все.

Опустившись на колени, она попыталась взять его за руку.

   —  Не прикасайся к преступнику!

Лина вскочила.

   —  К преступнику?!

   —  К убийце!

   —  Что ты говоришь? Ты болен?

   —  Садись и слушай! Сегодня я потеряю тебя, потеряю все,— но молчать я больше не могу. В городе я хранил свою тайну; здесь у меня на это нет сил. В этих местах меня всегда преследует страшный призрак. Смотрю на дерево — и мерещится мне его печальный образ; смотрю на крохотный цветок — и вижу его задумчивые глаза. Я вижу, как из волн морских поднимается его голова с изрезанным хмурыми складками лбом... Не прерывай меня, пока я не закончу своей исповеди!.. Ты знаешь только, что отец