Родная старина - В. Сиповский

Сила и корысть брали верх над правдой – вот в чем была главная беда Новгорода.

«Не стало в Новгороде, – сокрушается летописец, – ни правды, ни суда. В городе, по селам и волостям – грабеж, неумеренные поборы с народа, вопль, рыдания, проклятие на старейших и на весь Новгород, и стали новгородцы предметом поругания для соседей».

Митрополит Иона пишет в своем послании к новгородскому владыке: «Слышал я, некое богоненавистное, богомерзкое и злое дело сотворяется в вашем православном христианстве, не токмо от простых людей, но и от знатных, великих людей, от наших духовных детей: за всякую большую и малую вещь зачинается и гнев, и ярость, и свары, и прекословия, и многонародное сбирание с обеих сторон. Мало этого, нанимают на то злое и богоненавистное дело сбродней пьянчивых и кровопролитных человеков и бои замышляют и кровопролитие и души христианские губят».

Пока Русская земля дробилась на уделы и князья постоянно враждовали между собой, Новгород мог без труда удерживать свою независимость; но дело изменилось, когда северо-восточные русские области стали объединяться около Москвы, а юго-западные земли слились с Литвою. Чем больше крепло Московское государство, тем сильнее сказывалась охота у московских князей прибрать к своим рукам Новгород. Поводов к вражде было довольно: московские люди и новгородцы часто сталкивались и враждовали в Двинской области, где у тех и других были владения, притом чересполосные. Московским князьям давно уже хотелось оттянуть от Новгорода эту землю, богатую пушным товаром. Кроме того, новгородская вольница – ушкуйники – часто разбойничала по рекам и вредила московской торговле. Наконец, новгородцы не выполняли как следует своих договоров с великим князем, не чтили его наместников, не держали имени его честно и грозно. Новгородские вечевые порядки, при которых воля великого князя ставилась часто ни во что, были совсем не по душе сильным московским князьям, а властолюбие их в свою очередь очень не нравилось новгородцам-вечникам.

Уже Василий Темный, как сказано раньше, заставил Новгород больше чтить великокняжескую власть; а Ивану III пришлось совсем покончить с новгородской вольностью. Понимали новгородцы, что им грозит беда со стороны Москвы, а бороться с нею им было не под силу. Где же было искать помощи? У северных русских князей, подручников великого московского князя, нечего было и пытаться. Оставался литовский князь. Он назывался также и русским: в его руках были все земли Юго-Западной Руси; к нему обыкновенно обращались за помощью или и вовсе отъезжали князья Северо-Восточной Руси, которым приходилось слишком жутко от властных московских князей; к нему же задумали обратиться и те новгородцы, которым дорог был старый вечевой склад и быт «Господина Великого Новгорода». Литовские князья и раньше были очень не прочь оказать богатому Новгороду свое покровительство и даже предлагали его. Но прежде новгородцы не слишком-то поддавались на эти предложения: особенной нужды в посторонней помощи тогда еще не было. Теперь не то. Сильная гроза надвигалась на Новгород со стороны Москвы. И вот нашлись в Новгороде люди, большей частью именитые и богатые, сердцу которых была дорога новгородская старина. Порешили они, что лучше поддаться Литве, да сохранить свой старый, вечевой быт. Во главе этих людей стояли два сына умершего посадника Исаака Борецкого; мать их – Марфа, женщина весьма твердого нрава, умная, властолюбивая, орудовала всем. Но сторонникам Литвы нелегко было склонить новгородцев на свою сторону.

Великий князь литовский, он же и король польский, был католик; латинство господствовало в Литве и теснило православие; поддаться Литве в глазах народа в Новгороде значило изменить православию, отступить от древнего благочестия – вот почему большинство новгородцев держалось Москвы; но все же богачи Борецкие и их сторонники имели большую силу во всех новгородских делах и тянули к Литве. Начали в Новгороде утаивать великокняжеские пошлины и ни во что ставить московских наместников.

Иван Васильевич зорко следил за всем, что творилось здесь. Новгородцы целовали крест великому князю Василию Темному и старшему его сыну-соправителю, и потому отпадение их от Москвы было бы нарушением присяге, изменою. Хорошо понимал великий князь, в чем его сила в Новгороде, и послал новгородскому владыке напомнить, что киевский митрополит не тверд в православии и что он – новгородский владыка – должен свято блюсти веру, внушать своей пастве, чтобы она не поддавалась киевскому митрополиту, и держаться крепко своего обета – подчиняться Ионе, митрополиту московскому, и всем его преемникам.

Великий князь послал без гнева, кротко напомнить и всему Великому Новгороду о его обязанностях:

– Люди новгородские, исправьтесь; не забывайте, что Новгород – отчина великого князя. Не творите лиха, живите по старине.

Но враги Москвы в Новгороде не унимались, оскорбляли послов московских, кричали на вече:

– Новгород не отчина великого князя! Новгород сам себе господин!

И после этого великий князь не показал гнева; снова послал напомнить:

– Отчина моя, Великий Новгород, люди новгородские! Исправьтесь, держите имя мое честно и грозно, посылайте ко мне бить челом, и я хочу жаловать свою отчину и держать по старине.

Бояре дивились терпению великого князя, что он сносит так долго новгородскую дерзость.

– Волны бьют о камни, – спокойно сказал им Иван, – и ничего камням не сделают, а сами разбиваются в пену и исчезают. Так будет и с новгородцами.

Но сторонники Литвы действовали в Новгороде все смелее и смелее. По просьбе их прибыл в Новгород один из литовских князей, Михаил Олелькович. Это, впрочем, не было новостью: и раньше русские и литовские князья и именитые люди приезжали, чтобы послужить Великому Новгороду, и получали в управление города и области. В это же время скончался новгородский владыка Иона, сторонник Москвы. Стали выбирать по старому обычаю, по жеребью, нового владыку из трех лиц, избранных на вече. Избран был Феофил. Надо было ему ехать в Москву – посвящаться у митрополита в архиепископы. Послали просить у великого князя для Феофила соизволения и опасной (охранной) грамоты для проезда. Получен был такой ответ:

– Отчина моя, Великий Новгород, прислал ко мне бить челом, и я его жалую, нареченному владыке Феофилу велю быть у себя и у митрополита для поставления без всяких зацепок, по старому обычаю, как было при отце моем, деде и прадедах.

Но в это время с этим милостивым ответом пришла в Новгород и весть, что великий князь напоминал псковичам об их обязанности идти вместе с Москвою на Новгород – в случае его непокорности.

Эта весть дала сторонникам Литвы предлог к восстанию. На вече они подняли крики:

– Не хотим за великого князя московского, не хотим зваться его отчиною! Мы люди вольные. Не хотим терпеть обиды от Москвы! Хотим за короля Казимира! Московский князь присылает опасную грамоту владыке, а в то же время подымает псковичей на нас и сам хочет идти!

– Хотим по старине к Москве, – кричали в ответ сторонники Москвы, – не хотим отдаться за короля и поставить у себя владыку от митрополита-латинца!

Раздоры на вече кончились, как это нередко бывало, схваткой. На беду для московской стороны, богатство было на стороне литовских приверженцев. Стали они нанимать худых мужиков-вечников, которые не жалели ни горла, ни рук, когда надо было постоять за щедрых плательщиков. Эти наемные крикуны принялись поднимать повсюду смуту и кричать: «Хотим за короля!» На вече своими криками они заглушали противную сторону, литовская сторона осилила. Снарядили посла к королю с челобитьем и поминками – заключить договор, по которому Новгород поступал под верховную власть короля; а он обязывался ни в чем не нарушать новгородских порядков, ни его бытовых, ни церковных обычаев и оборонять от Москвы.

Иван Васильевич, узнав обо всем этом, не изменил своему хладнокровию, отправил опять посла в Новгород с увещанием, чтобы отчина его, новгородцы, от православия не отступали, лихую мысль из сердца выкинули и ему по старине челом били и пр. Московский митрополит послал в Новгород и от себя увещевательную грамоту. Напирая в ней особенно на измену православию, он между прочим говорит: «И о том, дети, подумайте: царствующий град Константинополь до сих пор непоколебимо стоял, пока соблюдал православие; а когда оставил истину (т. е. подчинился требованиям папы), то и впал в руки поганых. Сколько лет ваши прадеды неотступно держались своей старины; а вы при конце последнего времени, когда человеку нужно душу свою спасать в православии, вы теперь, оставя старину, хотите за латинского государя закладываться!» В то время по расчетам книжников ожидали скорого светопреставления. На это и указывает митрополит в своем увещании.

Марфа Борецкая