Родная старина - В. Сиповский

И вот мало-помалу стали являться в Москве новые обычаи: Иван Васильевич стал держать себя величаво, в сношениях с иностранцами титуловался «царем», послов стал принимать с пышною торжественностью, установил обряд целования царской руки в знак особенной милости. Затем являются придворные чины (ясельничий, конюший, постельничий). Великий князь стал жаловать в бояре за заслуги. Кроме сына боярского, в это время появляется другой низший чин – окольничий.

Бояре, бывшие раньше советниками, думцами княжими, с которыми великий князь, по обычаю, совещался о всяком важном деле, как с товарищами, теперь обращаются в покорных слуг его. Милость государя может возвысить их, гнев – уничтожить.

Под конец своего княжения Иван Васильевич стал настоящим самодержцем. Не по душе многим боярам были эти перемены, но никто не смел высказать этого: Иван Васильевич был очень суров и наказывал жестоко.

Со времени приезда Софии в Москву завязываются сношения с Западом, особенно с Италией.

Москва того времени была очень неприглядна. Деревянные небольшие постройки, поставленные как попало, кривые, немощеные улицы, грязные площади – все это делало Москву похожею на большую деревню или, вернее, на собрание множества деревенских усадеб. Каждый боярин или зажиточный купец устраивал себе двор особняком, огораживал тыном и внутри этой ограды ставил жилые избы и разные службы. Очень непривлекательна была Москва для Софии после великолепного Рима; неприглядна была она и для иностранцев, приезжавших с Запада. Ивану Васильевичу, конечно, не раз приходилось слышать рассказы о великолепии и красоте больших европейских городов, разохотился и он к большим каменным постройкам.

Успенский собор, построенный при Калите, пришел уже в такую ветхость, что грозил падением. Задумали построить новый и отовсюду сзывали русских строителей. Заложили церковь с торжественными обрядами, с колокольным звоном; но когда стали складывать стену и довели ее до сводов, она рухнула с ужасным треском.

Великий князь послал тогда в Псков нанять лучших каменщиков, а своему послу, которого отправлял в Италию, поручил приискать, чего бы это ни стоило, опытного зодчего.

Один из лучших итальянских строителей того времени Аристотель Фиораванти согласился ехать в Москву за десять рублей жалованья в месяц (деньги по тогдашней ценности порядочные). Он в четыре года соорудил великолепный по тогдашнему времени храм – Успенский собор, освященный в 1479 г. Это здание сохранилось до сих пор в Московском Кремле.

Затем стали строить и другие каменные церкви: в 1489 г. был построен Благовещенский собор, имевший значение домовой церкви великого князя, а незадолго до смерти Ивана Васильевича был вновь построен Архангельский собор вместо прежней обветшавшей церкви. Задумал великий князь построить каменную палату для торжественных собраний и приемов иноземных послов.

Эта постройка, сооруженная итальянскими зодчими, известная под названием Грановитой палаты, сохранилась до нашего времени. Кремль был обведен вновь каменной стеной и украшен красивыми воротами и башнями. Для себя Иван Васильевич приказал выстроить новый каменный дворец. Вслед за великим князем стал и митрополит сооружать себе кирпичные палаты. Трое бояр тоже построили себе каменные дома в Кремле. Таким образом, Москва стала мало-помалу обстраиваться каменными зданиями; но эти постройки долго и после этого не входили в обычай. Русские были убеждены, что жить в деревянных домах здоровее, чем в каменных. Сам Иван Васильевич и его преемники были того же мнения и, хотя строили каменные дворцы себе для торжественных приемов и пиров, но жить предпочитали в деревянных жилищах.

Иван Васильевич старался вербовать на Западе разных мастеров и знающих людей себе на службу. Отправляя к императору посла, он ему наказывал: «Добывать мастеров: рудника, который умеет находить руду золотую и серебряную, да другого мастера, который умеет золото и серебро отделять от земли. Рядить этих мастеров, чтобы ехали к великому князю внаем. Добывать также хитрого мастера, который бы умел из пушек стрелять, да другого мастера, который бы умел к городам приступать, да каменщика добывать хитрого, который бы умел палаты ставить, да серебряного мастера хитрого, который бы умел большие сосуды делать и кубки, да чеканить бы умел и писать на сосудах». Хотелось великому князю добыть и «лекаря доброго, который бы умел лечить внутренние болезни и раны». Великокняжеские послы в 1490 г. привезли в Москву лекаря, мастеров стенных, палатных, пушечных, серебряных и даже органного игреца.

Иноземные рудокопы нашли в Печерском крае серебряную и медную руду; государь был очень доволен, когда в Москве стали чеканить мелкую монету из русского серебра.

При дворе несколько иностранных мастеров – греков, итальянцев и немцев – работали над разными золотыми и серебряными изделиями, до которых Иван Васильевич был большой охотник. Для него были очень дороги такие люди, как Аристотель Фиораванти, который был не только хороший зодчий, но умел лить пушки, колокола и чеканить монету.

Двуглавый орел на печати Ивана III

Но положение этих «хитрых мастеров» и «добрых лекарей» в Москве было не особенно завидно. Нравы здесь были очень грубы, и иноземцы вместо наживы, которая влекла их сюда, легко могли поплатиться головою. Лекарь Леон, родом немец, взялся вылечить великокняжеского сына Ивана, причем ручался головой за успех. Больной умер, и великий князь, когда прошло 40 дней, велел отрубить голову лекарю. Еще раньше другой врач, Антон, тоже немец родом, лечил в Москве одного татарского князя, но тот умер. Иван отдал лекаря в руки родичей умершего, и татары свели несчастного Антона на Москву-реку под мост и зарезали. Аристотель, видя печальную участь иноземцев в Москве, стал проситься на родину. Великий князь сильно разгневался на него за это, велел его схватить, отобрать имущество, а самого посадить в заключение. Подобные поступки, конечно, должны были сильно отбивать охоту у иностранцев наниматься на службу к великому князю. Но все же с этого времени русские начинают все более и более ценить знающих иностранных мастеров и полезные знания. С той же поры начинаются сношения Москвы с западными дворами по разным государственным делам. Иван Васильевич сносился с германским императором, с королем венгерским, с Данией, Венецией и др.

Венчание Ивана III и Софьи Палеолог. Гравюра. XIX в.

Таким образом, завязались частые сношения Москвы с Европой, а это повело мало-помалу к большему сближению России с Западом, – вот что было особенно важным следствием женитьбы Ивана III на Софии.

Конец татарского ига

Москва была уже на деле независима от хана. Золотая Орда была уже совсем не то, что прежде: незадолго перед тем от нее отделились два независимых ханства – Казанское и Крымское. Хотя великий князь и давал большие дары ордынским послам, но давал сколько хотел; стало быть, этого нельзя было назвать настоящей данью; однако хан все еще считал великого князя московского своим данником и требовал от него знаков покорности. Есть известие, что ордынские послы явились в Москву с ханскими грамотами и басмою (изображением хана); великий князь должен был преклониться пред басмою и, стоя на коленях, слушать чтение ханской грамоты. Иван Васильевич обыкновенно уклонялся от этого унизительного обряда – сказывался больным. Но раз, когда хан Ахмат особенно настойчиво потребовал дани, Иван Васильевич не вытерпел, изломал басму, разорвал грамоту, стал в гневе топтать ее ногами, а послов велел умертвить; только одного оставил в живых и сказал ему:

– Иди объяви хану, что, если он не оставит меня в покое, с ним будет то же, что случилось с басмою!

Трудно и поверить, чтобы хан мог требовать от такого сильного государя, как Иван Васильевич, поклонения пред своей басмою. Поводов к вражде и без того было довольно. Крайне расчетливый, даже скупой, Иван Васильевич едва ли мог ублажать хана особенно щедрыми дарами; гордая София Фоминишна, без сомнения, желала, чтобы и помину не было о покорности татарам: она добилась того, что ханским послам не позволили жить в прежнем почете в Кремле. Притом и литовский великий князь подстрекал хана к войне с Москвою. Еще в 1472 г. Ахмат напал было на московские владения; удалось ему сжечь один только город, а затем он ушел назад. Но в 1480 г., когда у Ивана Васильевича возникли сильные распри с братьями, хан условился с Казимиром Литовским общими силами ударить на Москву. Иван Васильевич вовремя принял все меры к защите: помирился с братьями, пообещал им прибавку к их уделам; послал большой отряд войска с воеводой Ноздреватым и крымским царевичем Нурдаулетом на судах вниз по Волге, чтобы врасплох напасть на беззащитную столицу Ахмата – Сарай. Крымский хан Менгли-Гирей, верный союзник Ивана, обязался помогать ему. Со всех концов Московской земли стала собираться и русская рать. Сила собралась громадная. В числе воевод был знаменитый Даниил Холмский; при войске был и сын великого князя Иван Иванович. Главное начальство над всем ополчением взял на себя великий князь. Дело, видимо, предстояло большое. Народ был в сильной тревоге. Стали ходить слухи о разных дурных приметах, о зловещих знамениях: в той стране, куда шли татары, звезды падали на землю, словно дождь; в Москве колокола сами собою звонили; в одной церкви обрушился верх. Все это сильно пугало суеверный люд. Москва стала готовиться к защите на случай осады.