Рабыня Гора - Джон Норман

– Ты всегда отличалась недюжинным умом, – заметил Турнус.

В ее глазах стояли слезы.

– Я люблю тебя, – проговорила она.

– Я отдаю тебя селу. Будешь общинной рабыней, – сообщил он.

– Да, хозяин.

– На ночь тебя будут запирать в клетку для едина. Есть будешь что подадут. Станешь прислуживать в хижинах, в каждой по очереди.

– Да, хозяин.

Он все смотрел на нее.

– Можно говорить? – спросила она.

– Да.

– Нельзя ли, хотя бы иногда, мне служить и моему хозяину?

– Может быть, – уже отворачиваясь, бросил Турнус.

– Прошу тебя, хозяин!

Он повернулся. Взглянул ей в глаза.

– Прошу тебя, возьми свою рабыню.

– Давненько ты не просила меня о близости, – не сводя с нее глаз, сказал Турнус.

– Умоляю, хозяин, – прошептала она, всем телом приподнимаясь над балками. – Умоляю!

Мы отвернулись. Турнус торопливо и грубо овладел распятой на дыбе рабыней.

Кончил. Обессиленная, она едва переводила дух.

– О, хозяин! – вскрикнула она и еще раз, чуть слышно: – Хозяин…

– Молчи, рабыня, – приказал Турнус.

– Да, хозяин. – И женщина в ошейнике смолкла.

Никогда, наверно, Турнус не обнимал ее так властно, с такой безудержной силой. Конечно, много лет назад он любил ее, свободную женщину, бережно и нежно. Но той неукротимой, необузданной похоти, что рождает в мужчине беспомощно распростертое тело рабыни, ей, верно, доныне изведать не доводилось. Так ею не обладали никогда. Раздавленная, испуганная, ошеломленная, в благоговейном ужасе следила она глазами за Турнусом. Я видела: ей хочется окликнуть его, молить, чтобы вернулся. Но она не смела. Ее ждет кара. Завтра утром времени хватит – высекут ее основательно.

Между тем Турнус одернул тунику. Повернулся ко мне. Под взглядом свободного мужчины я преклонила колени.

– Я подарил тебя Тулу Поварешечнику.

– Да, хозяин, – ответила я.

– Ему посулили тебя в уплату за снадобье, которое он дал кое-кому из нашего села. Снадобьем воспользовались, хотя надежд, что возлагало на него купившее его лицо, оно и не оправдало. Стало быть, от имени этого человека, который, на свое несчастье, оказался ныне в рабстве и сделок заключать больше не может, я отдаю тебя в обмен на этот порошок.

– Да, хозяин.

Скованные железом руки сжались в кулаки. В обмен на щепотку грошового порошка! Как же так? Да за меня по меньшей мере пару медных тарсков дадут, уж это точно!

– Но этот порошок ничего не стоит! – возмутилась я.

– Но и ты, крошка Дина, не стоишь ничего! – откинув голову, Турнус расхохотался.

– Да, хозяин, – кипя от злости, пробурчала я. Он повернулся к Ремешку:

– Объявляю тебя любимой рабыней. Будешь спать в моей хижине и вести хозяйство.

– Рабыня очень благодарна, хозяин, – выдохнула она.

– И еще, – добавил он, – будешь старшей над рабынями. Редис, Верров Хвост и Турнепс бросились к ней с объятиями и поцелуями.

– Мы так рады за тебя! – щебетала Турнепс.

– Я – старшая рабыня, – проговорила Ремешок.

– Я так за тебя рада, – твердила Редис.

– Принеси плетку! – велела Ремешок.

– Ремешок? – Редис изумленно замерла.

– Принеси плетку!

– Да, госпожа. – И Редис бросилась исполнять приказ. Вскоре вернулась, вложила плетку в руку Ремешку.

– На колени! – приказала всем троим Ремешок. Девушки пали на колени. – Выстроиться в ряд! На четыре хорта друг от друга! Лицом к хозяину! Прямее! – Она выровняла ряд. Пнула Редис по коленям. – Выпрямить спины, руки на бедра, животы втянуть, головы выше! – Рукояткой плетки она ткнула Верров Хвост в живот. Та подобралась. Турнепс дважды досталось по подбородку. Она вскинула голову. В глазах – смятение. Но стоят ровно, красиво. Ремешок спуску не даст!

– Твои рабыни, хозяин, – обратилась она к Турнусу.

– Превосходно! – похвалил Турнус, оглядев коленопреклоненных рабьшь. Девушки стояли, не смея пальцем шевельнуть. Ничуть не сомневаюсь: заметь Ремешок хоть тень неповиновения, хоть намек – от души высечет любую. Турнус ухмыльнулся. Ну, теперь, пожалуй, жди чудес! – Можешь, если хочешь, отправить их в клетку, – разрешил он.

– Да, хозяин, – ответила Ремешок. Теперь, наверно, ради обожаемого хозяина все что можно выжмет из его рабынь. И уж конечно, когда Мелине, общинной рабыне, придет очередь служить в хижине Турнуса, она и с нее семь шкур спустит. Уж Ремешок проследит, чтобы Медина в лепешку расшиблась для хозяина – на то у нее и плетка.

– Можешь встать, Дина, – сказал мне Туп Поварешечник. Я встала.

– Можете проститься с рабыней, с которой жили в одной клетке, – снизошла Ремешок.

Редис, Верров Хвост и Турнепс бросились ко мне, обнимали, целовали, желали удачи. Пожелала им удачи и я.

– Рабыни, в клетку! – распорядилась Ремешок.

– Нам надо в клетку, – сказала мне Редис. – Удачи тебе!

– И тебе удачи, – ответила я. – Удачи вам всем.

И девушки поспешили к клетке. Ремешок с плеткой в руках подошла ко мне. Обняла, поцеловала.

– Удачи тебе, Дина.

– И тебе удачи, госпожа! – Что ж, она теперь старшая рабыня, значит, для меня – госпожа.

Ремешок ушла – запереть на ночь рабынь в клетке. Подошел Турнус. Я смотрела на него со слезами на глазах.

– Не место тебе в деревне, крошка Дина, – Он потрепал меня по голове. – Дни здесь слишком долго тянутся, и работа тяжеловата. Это тело создано, чтобы доставлять наслаждение. Твое место у ног мужчины.

– Да, хозяин, – отвечала я.

– Пойдем, рабыня. – Туп Поварешечник уже тянул меня за руку. Я остановилась, обернулась, выдираясь из его руки.

– Я желаю тебе удачи, хозяин, – сказала я Турнусу.

– Даже плуг не можешь тащить, – бросил он в ответ.

– Никудышная я скотина, – согласилась я.

– Ты не скотина. Ты – луг.

Я потупилась, зардевшись. Да, не мне возделывать землю. – Возделывать должны меня.

– Удачи тебе, крошка рабыня, – сказал на прощание Турнус.

– Спасибо, хозяин.

Ладонь Тупа Поварешечника крепче сжала мою руку.

– Придется бить? – спросил он.

– Нет, хозяин, – испуганно пролепетала я, спеша вслед.

У ворот села стояла его тележка. Два огромных колеса, длинные ручки.

Дозорный распахнул перед нами ворота.

Туп, к моему удивлению, не привязал меня сзади к тележке. Нет, освободив меня от наручников и бросив их в ящик на борту тележки, он поставил меня впереди, между длинными ручками.

– У меня не хватит сил тащить тележку, – растерялась я.

Но, достав из другого ящика две пары наручников на цепях, он пристегнул мои руки к ручкам тележки, левую – к левой, правую – к правой. Между запястьем и ручкой – цепь около фута длиной.

– Я не смогу тащить тележку, хозяин, – уверяла я.