Возмездие - Джиллиан Хоффман

– Си-Джей?

Она подняла голову и увидела Доминика.

– Привет. – Это все, что она могла вымолвить. Он присутствовал в зале суда на чтении вердикта.

– Что ты делаешь?

– По правде говоря, ищу место, где могла бы пожить несколько дней. Миссис Кромсби, соседка, которая ухаживает за Люси и Тибби в мое отсутствие, посоветовала мне какое-то время дома не появляться. Очевидно, там устроили цирк. – Си-Джей не смотрела на Доминика.

Он отошел от дверного проема, обогнул письменный стол и присел на его край. Си-Джей чувствовала, как он оглядывает ее, изучает, словно любопытный экспонат, и хотела, чтобы он ушел.

– Ты говорила мне, что попала в автомобильную аварию. Эти шрамы остались не после нее?

Си-Джей почувствовала, как у нее дрожат губы, и сильно закусила верхнюю.

– Нет.

– Почему ты не сказала мне правду?

– Я не хотела, чтобы ты знал. Я не хотела, чтобы кто-то знал. Сегодня вечером рассказ о моем изнасиловании идет первым в выпусках новостей по всему миру. Пока мы говорим, он переводится на двадцать четыре языка. – Она запустила пальцы в волосы. – Я не хотела, чтобы ты знал, вот и все.

– Ты думала, что у нас все сложится по-другому, если я узнаю? В этом дело?

– Мне не нужна твоя жалость, Доминик.

– Это не жалость, Си-Джей. Я думал, что это гораздо большее. Ты считаешь меня настолько бесчувственным?

– Послушай, дело не в тебе. И это в прошлом. В моем прошлом. И я все еще пытаюсь с этим справиться, каждый день своей жизни, так, как только могу. Сегодня просто был не самый лучший день.

– Не надо меня отталкивать.

– Я не могу иметь детей, Доминик. Вот, я это сказала. Может, это для тебя имеет значение, может – нет. Но я не могу. И теперь ты знаешь. Теперь ты все знаешь.

В кабинете надолго воцарилось молчание. Дешевые настенные часы отсчитывали минуты, и никто не произносил ни слова. Наконец тишину нарушил Доминик. Говорил он тихим голосом:

– Это был он? Бантлинг?

За несколько часов средства массовой информации собрали, а затем выдали публике яркие детали изнасилования Си-Джей. И теперь Доминик вспомнил голос Мэнни в трубке, он рассказывал ему, как обнаружил клоунскую маску в шкафу Бантлинга. А затем всплыло воспоминание о том, как он застиг Си-Джей с уликами, за разбором которых никто не наблюдал. Все лежало там. «Просто нужно знать, где искать».

Си-Джей несколько долгих секунд обдумывала вопрос. Она почувствовала, как слезы опять навернулись на глаза, а затем горячими струйками потекли у нее по щекам, и их было не остановить. Она посмотрела на Доминика, в его проницательные карие глаза, и наконец заговорила. Ее голос – тихий шепот – звучал обреченно:

– Нет. Нет. Это был не он.

Доминик изучал ее. Ее красивое загорелое лицо, обрамленное светлыми волосами, более светлыми у корней, чем у кончиков, как у ребенка. Ее глубокие изумрудные глаза, с вызывающими беспокойство темными кругами под ними. Он на мгновение представил, что Бантлинг с ней сделал, раз остались такие шрамы. Доминик представил это лицо – лицо, которое полюбил, – плачущим, и искаженным, и измученным, и раздавленным весом варварского чудовища. Он знал, что Си-Джей лжет. Но почему-то это не играло роли.

– Закрывай телефонный справочник.

– Что?

– Закрывай телефонный справочник. И телефон положи.

– Почему?

– Потому что ты отправляешься ко мне, вот почему. Я забираю тебя с собой.

Он взял ее за руку, обнял и поцеловал в макушку. Доминик крепко прижимал Си-Джей к груди, слушал ее рыдания и гладил по волосам. Он хотел быть с ней рядом всегда.

Глава 87

Через пару дней рассказ о Купидоне переместился на вторые полосы газет, а через неделю про него даже не упоминали в вечерних выпусках новостей; пресса теперь устраивала пир из других трагических убийств, или пожара, или наводнения. Болезненные детали изнасилования Си-Джей и рассуждения о мотиве и возмездии, которые вначале были новостями для первой полосы, оттуда исчезли. Волна общественного мнения накрыла эти статьи, и внезапно все стали говорить о правах жертв изнасилования и тайне частной жизни, а журналистов сделали негодяями.

Си-Джей взяла на работе несколько выходных, чтобы подумать, перестроиться и подождать, пока представители СМИ потеряют к ней интерес. Предъявление обвинения Бантлингу еще в десяти убийствах первой степени прошло тихо и почти без фанфар и, что удивительно, упоминалось в прессе лишь вскользь, парой фраз. Больше это не имело особого значения. Этими убийствами занималась Роза Харрис. А Си-Джей предстояло пережить еще одно, последнее, слушание, еще одну встречу с чудовищем, еще одну встречу с голодной до сенсаций прессой. Затем ее работа по этому делу будет закончена.

Она провела несколько дней на Ки-Уэст с Домиником, ожидая, пока в Майами не стихнет ажиотаж. Там было тихо, обстановка расслабляла, мужчина и женщина проводили вместе долгие часы, просто разговаривая за бутылочкой вина и наблюдая за великолепными закатами. Си-Джей наконец испытала облегчение, и ощущение казалось ей поразительным. Она могла открыть кому-то душу, которая была заперта долгие двенадцать лет. Хотя они с Домиником ни разу не разговаривали о самом изнасиловании, Си-Джей понимала, что он об этом догадывается и что это не играет для него роли, поскольку он любит ее. Это ее возбуждало, поднимало настроение, и она еще больше в него влюблялась.

Через шесть недель начался этап определения наказания. По приказу судьи Часкела Бантлингу не только надели наручники и кандалы, но еще и заклеили рот. Конечно, судья вначале провел слушание, чтобы определить, сможет ли Бантлинг должным образом вести себя без этих средств обуздания, но подсудимый в первые четыре минуты предложил ему катиться ко всем чертям вместе с прокуроршей и в непристойных выражениях заявил, чем им следует друг с другом заняться. Поэтому Часкел приказал надеть кандалы и вставить кляп. Ему совсем не хотелось еще одной яростной выходки, причем перед присяжными, после того, как процесс, наконец, завершился. Часкел предоставил обвиняемому возможность ответить, а его собственный адвокат отвергла его дикие обвинения. Пусть апелляционный суд слушает его безумные крики и пытается вычленить из них смысл – после того, как присяжные выносят приговор, это становится проблемой апелляционного суда, а председательствовавший на процессе судья – Часкел – снимает с себя всю ответственность.

В случае обвинения в преступлении, за которое по закону может быть или должна быть назначена смертная казнь, этап определения наказания сам по себе представляет мини-процесс, и обеим сторонам разрешается представлять доказательства. Но виновность или невиновность обвиняемого больше не является вопросом, который следует решать. На этом этапе просто определяется, оставить его в живых или подвергнуть смертной казни за совершенные преступления. Си-Джей представляла обвинение, требуя смертного приговора, и уложилась за три дня. Присяжные слышали о других уликах, обнаруженных во время обыска трейлера Виолы Траун. Они видели снимки страшных трофеев, обнаруженных в холодильнике, а также жуткие фотографии убийств. Они слышали о десяти других пропавших девушках, десяти жертвах, грудь которых также была разрезана и опустошена. И вот, наконец, появились доказательства, которые теперь могло использовать обвинение.

На четвертый день – после того, как прокурор закончила выступление, и до того, как защите разрешили начинать представление своей версии, – судья Часкел приказал удалить присяжных.

– Мисс Рубио, вы намерены приглашать свидетелей от имени своего подзащитного?

– Всего одного, ваша честь. Мистер Бантлинг желает сам дать показания.

Судья Часкел кивнул:

– Так... У него есть это право. Но давайте вначале посмотрим, сможет ли он следовать правилам. Хэнк, выньте кляп.

Сердце Си-Джей готово было выскочить из груди. «Успокойся. Это просто слова сумасшедшего. Доказательств нет». Она это обеспечила. Си-Джей посмотрела налево и увидела, что Доминик наблюдает за ней из дальней части зала. Он ей кивнул с одобрительным видом.

Судья смотрел на Бантлинга поверх очков, глаза превратились в узкие щелочки и предупреждали: он не потерпит новых выходок.

– Мистер Бантлинг, ваш адвокат заявила, что вы хотите давать показания. Это – ваше право. Однако у вас нет права оскорблять суд и препятствовать его работе, и я не позволю вам давать показания, если вы не сможете держать себя в руках, – сказал судья сурово. – Зная это, можете ли вы заверить суд, что больше не допустите непристойных выходок и срывов, как во время вынесения вердикта? В противном случае вам не будет позволено давать показания и мне придется и дальше держать вас с заклеенным ртом. Так как, мистер Бантлинг?

– Непристойные выходки? Срывы? – заорал Бантлинг. – Да будьте вы прокляты, вы и вся ваша комедия! Меня подставляют! Эта чертова сука меня подставила! Сфабриковала дело!