Сломленный бог - Гарет Ханрахан

перемежались другие записи. С непонятными терминами вроде «согласовано». Со знакомыми именами – Иджсон. Карильон Тай. Эладора Даттин. С описанием визита к «Манделю и Компании».

– Чем ты так долго занят? Впусти меня! – вопила Карла, рассаживая об дверь кулаки.

Нельзя допустить, чтобы эти записки попали в руки городского дозора или иных недругов Гхирданы. В углу комнаты стоял камин, на решетке слой холодного пепла. Раск сунул туда охапку бумаг и поджег, переворачивая листы, – пускай все прогорит до полной нечитаемости.

На дне ящика лежала металлическая коробка, украшенная серебристыми завитушками. Он открыл защелку – внутри машина другого рода с рядом буквенных клавиш и трубкой алхимической жижи. У Раска наметанный пиратский глаз на такие поделки – он рос на острове, в Прадедушкином дворце, убранством которому служили краденые драгоценности со всего света. Он мог заявить, что эту коробку смастерили не в Гвердоне. Гвердонские кузнецы и алхимики черпали вдохновение в эстетике Хранителей, их работы были строги и внушительны и украшались очень скупо. Изображениями сводов, фонарей, суровых ликов святых и мучеников. Изделие в коробке, наоборот, имело причудливые формы. Разъемы, куда входили орихалковые провода, сделаны в виде распустившихся бутонов, а вдоль энергетических контуров плясали серебристые рыбки.

Во встроенном зеркале Раск ненароком увидел свое лицо и на миг потерялся, кто он такой – этот, живой, из зеркала, или тот, мертвый, смотрящий из Нового города. Он захлопнул коробку. Какое-то устройство для связи, предположил он. Возможно, алхимический аналог его разумной щебенки.

Прибор тоже требовалось уничтожить.

– Босс! – звала Карла. – Надо уходить!

Небольшого огня на решетке недостаточно, чтобы повредить этому устройству. Раск взялся за драконий клинок и взрезал коробку, полосовал ее снова и снова. Тонкий металл хорошо рвался. Детали ломались, как косточки, а стеклянная трубка раскололась, изливая живительную влагу своего нутра на пол. Он отбросил труп машины и вытер руки о покрывало на кровати. Пинком встряхнул горящие в камине бумаги, убеждаясь, что все следы надежно стерты.

– Вир, – прошептал он телу. – Твоя кровь – это моя кровь, и за тебя будет отомщено. Я не знаю, что ты тут делал, но знаю, кто убил тебя.

Он отпер дверь, и Карла практически упала внутрь.

– Нижние боги! – выругалась она, увидев на кровати тело. – Кто бы это ни сделал, мы их найдем, Раск. Клянусь. Но, по-моему, их тут нет – все выходы мы перекрыли. Может, удрали до нашего прихода.

– Или ушли тайным способом, – проговорил Раск. – Провернув алхимический трюк. – Кто знает, какую дьявольщину сварганил Мандель у себя в крепости. Нет, у алхимика не будет надежды на искупление, никакого пепла в обмен на верность. Ему предстоит сгореть. Никто не смеет идти против дракона.

– Так или иначе, мы их выследим, обещаю.

«Никто не покидал трактир ни одним из путей, доступных моему зрению, – сообщил Шпат. – Может, убийцы внизу, у бара, но их не взять. Трактир окружен городской стражей. Либо вы пробиваетесь с боем, либо попробуете договориться. Здесь Алик Нимон».

Карла взяла со стола листок с печатями, пробежалась. Побледнела.

– Богова херь! Видал?

– Да. – Раск встал, отряхнул брюки от металлической крошки. – Вынесите останки моего родича, – приказал он, – никаким богам с упырями я не отдам его душу. – Он забрал письмо алхимиков у девушки и аккуратно положил в карман, стараясь не повредить печати.

Глазами Шпата Раск смотрел, как Карла сводит его тело по лестнице.

Снаружи дела уперлись в тупик.

Трактир превратился в осажденную крепость. Люди Раска встали у окон и в тени задворок, залегли за коробами и бочками, ставили толстых купцов перед собой живыми щитами. Вдоль улицы Сострадания выстроился городской дозор. В основном уличная стража, вооруженная разве только служебными дубинками и мечами, но усиленная довеском дозорных в доспехах и с огнестрельным оружием. И здесь не Новый город, даже не Мойка – на этих улицах сочувствующих нет. Бледные лица глядят с верхних этажей контор и торговых домов в ожидании, когда наконец железный кулак города сметет вторгшееся ворье, вышвырнет пришлых на их законное место. Наверняка под землей, в стоках, толкутся упыри, готовые пресечь любую попытку убежать по подвалам.

За оцеплением дозора стоял экипаж, о котором говорил Шпат. Четверка рэптекинов, над потными боками поднимался пар. За ними толпились зеваки – их сдерживала другая цепь стражи. Еще дальше разрастался затор из карет и повозок. Площадь Мужества запрудила толпа.

А позади них всех, за длинной улицей Сострадания, за бесплотным виадуком Герцогини, за парламентом и Могильным холмом, за Пятью Ножами и Лазовищем, хорошо устроился Мандель. Гневу Раска хотелось взлететь, раскинуть крылья, проплыть над городом.

Сжечь крепость Манделя из поднебесья.

Полет дракона до Маревых Подворий займет мгновение ока, но Раск был привязан к земле. И путь преграждали стражники, упыри и прочие гвердонские препоны.

Алик Нимон, министр общественной безопасности, стоял у своей кареты и разговаривал с парой капитанов дозора. Нимон – обычный неприметный бюрократ, но когда Раск призвал Шпатов взор и взглянул на эту сцену с высоты, то Нимон показался ему гораздо весомей, значительней. Для Шпата все люди в толпе были эфемерны, размыты, бледные тени из воды и плоти колыхались среди городского кирпича и камня, но Нимону была присуща твердость, которой недоставало другим. Возможно, так отражался покров его должности, воплощение потрепанных городских устоев, хотя из Нимона уроженец этого города такой же, как из Раска.

Из экипажа Нимона за происходящим наблюдала Эладора Даттин. Раск прежде уже встречался с Даттин, при странных обстоятельствах. Шесть месяцев назад, во время вторжения, она возникла прямо из воздуха в Прадедушкином дворце. С помощью какого-то тайного волшебства она телепортировалась через океан – из Гвердона в Лирикс. Раск вспомнил звон незримых колоколов, предвестивших ее прибытие, и когда она появилась, то была покрыта тонким слоем ржавой пыли, словно запекшейся кровью. Тем не менее, невзирая на контузию от столь неестественного способа передвижения, она сохранила присутствие духа и потребовала переговоров с Прадедушкой. Она доставила послание от правителей Гвердона и гнула перед драконом свое, при том что едва стояла сама. Помимо прочего, Прадедушку впечатлила ее откровенная бравада, и дракон согласился на уговор, что в итоге привел к Перемирию.

Как и Нимон, Даттин куда опаснее, чем кажется с виду.

«Она – родственница Кари, – добавил Шпат. – Она – друг».

– А мой родственник, – пробормотал Раск, – убит. – В бездну ваше Перемирие и все городские законы – пролита кровь дракона. Никто не смеет идти против дракона и жить как ни в чем не бывало.

Зрение Шпата показало Раску еще одну вещь – в оцеплении имелся разрыв. Нимон нарочно не стал строить стражников напротив улицы, ведущей к Новому городу, очевидно оставляя ворам путь к отступлению.

Еще Шпат показал ему снайперов на крышах и их