Торговцы мечтами - Гарольд Роббинс

миллионе, Сантос всегда полагался на личное впечатление о человеке.

— Как ты собираешься сделать это? — спросил он у Кесслера.

Петер нервно откашлялся. Иногда он спрашивал себя, зачем он надрывается, чтобы зарабатывать больше? Чем больше он получал, тем сильнее приходилось беспокоиться. Он до сих пор не мог понять этого феномена, но действовал, как зачарованный. Ему казалось, что остановиться уже невозможно.

— Мой план таков, — он наклонился к Сантосу и непроизвольно понизил голос. — Мы переведем старый заём в еженедельные семидесятипятитысячные долговые обязательства. Так мы вернем тебе в течение года три миллиона, а в залог нового займа выдадим поручительство на десять лет на все синематографы «Магнума», которые стоят примерно вдвое больше. Не думаю, что правление будет возражать против этого. — Петер Кесслер довольно откинулся на спинку стула и посмотрел на Ала.

— Выплачивать по семьдесят пять тысяч в неделю очень трудно, — задумчиво произнес Сантос. — Ты уверен, что сможешь это делать?

— Уверен, — чересчур быстро ответил Петер. — Сейчас в неделю мы получаем больше трехсот тысяч долларов, а когда иностранные филиалы заработают на полную мощность, будем делать и все четыреста.

Ал Сантос в уме сравнивал цифры Петера с теми, что он знал. Все верно, в год «Магнум» делал пятнадцать миллионов.

— Кто будет заниматься синематографами в отсутствие Джорджа?

— Джонни, — Кесслер кивнул на Эджа.

— Думаешь, потянешь? — обратился к Эджу Сантос.

Пока Джонни молчал.

— Придется повозиться, — честно ответил он, — но думаю, все будет в порядке.

Ал повернулся к Петеру и задумчиво затянулся. Его немного смущало неожиданное решение Паппаса, но условия Кесслера казались очень выгодными. Четырехмиллионный залог против двухмиллионного займа довольно безопасная и выгодная сделка. Он встал, показывая, что разговор окончен.

— Кажется, все в порядке, — сообщил он Кесслеру, собирая бумаги. — Покажу их Витторио и через день-два сообщу о своем решении.

Петер Кесслер облегченно улыбнулся. Он хорошо знал: когда Ал говорил «все в порядке», Витторио Гидо мог думать все, что угодно. Он встал и протянул руку.

— Спасибо, Ал.

Ал Сантос пожал протянутую руку, и все двинулись к выходу. У двери Сантос положил руку на плечо Джонни и упрекнул его:

— Ты только один раз приезжал ко мне на ферму.

Джонни быстро посмотрел на него. Все верно, у него накопилась уйма работы, а Далси не хотела ехать на ферму, говоря, что ее угнетает тишина.

— Приходится допоздна работать, — извинился Эдж.

Ал Сантос тепло улыбнулся.

— Почему ты ведешь себя, как чужой? — спросил он. — Мне бы хотелось повидать твою красавицу жену. Я старик, но я еще не настолько стар, чтобы не оценить прекрасную женщину, особенно если она практически является родственницей.

Джонни покраснел. Ал повернулся к Петеру и рассмеялся.

— Эти новобрачные ничем не отличаются друг от друга.

Он проводил их до выхода на улицу, затем вернулся к себе, слегка качая головой. Что-то беспокоило Джонни, причем не только дела. Он слишком хорошо знал Эджа. Может, нелады с женой, подумал Сантос. Она не похожа на женщину, которая будет сидеть дома и заниматься семьей. Ал вошел в кабинет, подошел к столу и тяжело сел. Затем взял лежащие на столе бумаги и нажал кнопку, вызвав Витторио.

В ожидании Гидо он лениво листал бумаги, но не смотрел на цифры, а думал о Джонни. Жаль, что у мальчика ничего не получилось с дочкой Кесслера. Какое-то время казалось, что они любят друг друга. По крайней мере, Дорис Кесслер больше ему подходила. В кабинет вошел Витторио.

— Я вас слушаю.

— Посмотри эти бумаги и скажи, что ты о них думаешь. — Ал Сантос протянул расчеты Кесслера. — Мы занимаем «Магнуму» еще два миллиона.

Витторио Гидо молча взял бумаги и вышел из кабинета.

Ал посмотрел на закрытую дверь. Он тяжело вздохнул и закурил. Неожиданно ему стало грустно. Он посмотрел на тонкую сигару, уже четвертую за день, а доктор велел выкуривать не больше трех. Несколько секунд Сантос задумчиво смотрел на сигару.

— Наверное, старею. — Его слова громко раздались в тихой комнате.

По дороге на студию Петер почти все время молчал. Он заговорил, только когда машина подъехала к воротам «Магнума».

— Я заходил сегодня на заднюю площадку. Вместо Маррана снимал молодой Гордон. Из него вышел бы неплохой режиссер.

— Знаю, — ответил Джонни. — Марран приехал на студию уже пьяный.

Петер удивленно посмотрел на Эджа. Парень ничего не упускает.

— Наверное, придется его уволить, — тяжело вздохнул Кесслер. Он не любил увольнения.

— Я его уже уволил утром, — кратко сообщил Джонни.

Петер облегченно взглянул на друга.

— Поставим режиссером Гордона.

— Угу. Я видел его сегодня на площадке. Настоящий работяга.

Они опять замолчали. Машина остановилась перед административным корпусом, и Джонни с Петером направились в кабинет Кесслера.

— По-моему, если мы договоримся с Алом, тебе придется немедленно возвращаться в Нью-Йорк, — робко произнес Петер. — Нам необходимо будет выплачивать ему по семьдесят пять тысяч долларов в неделю.

Джонни молча посмотрел на Кесслера. Затем подошел к окну и выглянул на улицу. К первому павильону подъехал грузовик. Петер подошел к Джонни.

— Ты сделал здесь все, что нужно. Теперь я сам управлюсь. Очень важно сейчас, чтобы в Нью-Йорке тоже все шло нормально.

— Как быть с Далси? — сорвался с губ Джонни горький вопрос.

Петер смущенно посмотрел на него. Жалко, конечно, прерывать медовый месяц, ведь со дня свадьбы не прошло еще и пяти недель. Он вернулся к столу и сел.

— Я буду во всем ей помогать, — неуклюже ответив Петер Кесслер. — Как только закончатся съемки, я немедленно отправлю ее на Восток.

Джонни тоже подошел к столу и посмотрел на Петера сверху вниз. Он знал, что ничего не может сделать. Съемки уже продолжались две недели, и на картину потратили много денег. К тому же Петер прав в главном. Если они достанут два миллиона, Джонни необходимо будет как можно быстрее вернуться в Нью-Йорк. Они не могли рисковать еженедельными долговыми обязательствами Независимому Банку.

— Напомни мне, пожалуйста, чтобы я никогда больше не привозил в Голливуд своих жен, — сердито попросил Эдж. Он тут же пожалел, что вспылил. Петер не виноват, во всем виноват этот безумный бизнес, в котором никогда не знаешь, что произойдет завтра.

12

— Рок! — Голос Джонни Эджа эхом отозвался в пустой квартире.

Не дождавшись ответа, он вернулся в прихожую за чемоданом, закрыл дверь и заглянул в комнату Рокко.

— Рок! — негромко позвал Эдж.

Ответа опять не последовало. Джонни щелкнул выключателем. В комнате никого не было.

Он отнес чемодан в свою комнату и положил на кровать. Странно, что Рокко нет дома. Может, Джейн