Оникромос - Павел Матушек

Никаких намеков, предложений, даже загадочных пиктограмм, оставлявших надежду расшифровать подсказки. Ни намека, как будто это так просто, что дополнительные объяснения не требуются. Друсс вздохнул, но это не помогло совместить одивалей.

Как открыть проход?

Друсс пристально посмотрел на красного одиваля, потом перевел взгляд на черного и подумал, что стал жертвой какой-то изощренной шутки фрухов, которую никогда не поймет. Он с удовольствием оставил бы их здесь и вернулся в комнату, где очнулся. Да, именно сейчас, в этот момент. Ведь достаточно пройти между подвижными минаретами и найти ту самую дорогу, по которой… Внезапно вспышкой озарения над мыслями, сосредоточенными на круговороте эмоций, свободные элементы понимания слились в единое целое. Изумленный Друсс медленно развернул медно-кинематическую графику. Да, на ней были отмечены только два одиваля и точка, из которой их следовало ментально соединить, но ведь симуляция Муканама четко показывала три одиваля, нанизанных на ломаную ось, и этот последний был самым важным.

Почему его здесь нет?

Потому что картина, представленная внутри раковины огромной улитки, была полной и содержала в себе всю необходимую информацию, но из-за действий Друсса она распалась на два частично взаимодополняющих элемента – сохраненную в памяти инструкцию и медно-кинематическую графику. Возможно, оттуда нельзя было ничего вынимать. Однако у Друсса не было ощущения, что он совершил ошибку, и он не упрекал себя за это. Он был убежден, что любой контакт с симуляцией так или иначе являлся вмешательством в ее структуру. Ее невозможно использовать без каких-либо изменений или разрушения. Конечно, трудно смириться с тем фактом, что пропала большая часть указаний, подсказок и объяснений, но, с другой стороны, всё не так уж и плохо, потому что значительная часть сведений уцелела в пустых местах, пробелах, дырах и противоречиях, которые приобретут смысл, когда он сопоставит неполное содержание инструкции с неполноценной схемой графики. Самое важное возникает именно в пространстве между ними, в темных щелях недосказанного. Правда, лишь иногда и на очень короткий промежуток времени, но если знать, куда смотреть, то даже мгновения может оказаться достаточно, чтобы расшифровать смысл происходящего.

Друсс начинал все понимать. Он огляделся. В поле его зрения находились четыре вращающиеся площади, на первый взгляд пустые. Друсс посмотрел на ближайшую и стал терпеливо ждать, пока то, что там есть, найдет путь в его сознание. Наконец что-то само нарисовалось прямо над темной поверхностью площади. Оно напоминало легкую волну серебристого света или изгиб сияющей скрученной тесьмы, однако не вписывалось в глубокие темные щели подсказок, и Друсс сосредоточил взгляд на другой площади. Там он увидел сферический вихрь из мелких листьев, замкнутых в петлю собственного ветра, но это тоже не имело никакого отношения к инструкции и графике. На третьей площади присутствовало нечто неуловимое – мерцающие блики снизу и сверху, тусклые, размытые, едва заметные. Они все время оставались на пределе восприятия, но всё же притягивали взгляд Друсса, лепились к нему, побуждали скользить по эфемерным фактурам хрупкого света. Друсс не видел причин противиться этому. Он охотно поддался влечению, перестал себя контролировать, смирился с ролью наблюдателя за самим собой. Ему это даже понравилось. Он с радостью плыл вглубь этого яркого и в то же время расслабляющего опыта, и вдруг неожиданно его разум синхронизировался со слабыми бликами. Мимолетная форма, скрытая за ними, сложилась в капризную головоломку, собранную из умных, многомерных, почти невидимых элементов, которые совместным решением позволили Друссу увидеть тайну.

В это трудно было поверить, но всю площадь занимал один колоссальный, наполовину присутствовавший одиваль. Нечто вроде полого шара, образованного тонкой и абсолютно прозрачной материей. Слабые, мерцающие блики были отблесками света, они появлялись и гасли на кривизне его волнистой поверхности, а теперь, став визуально неотъемлемой частью всего одиваля, сразу же начали заполнять глубокие темные щели подсказками. К зыбкой глади прозрачного сияния лепились отражения бесчисленных одивалей. Где-то среди них наверняка был и черный Никлумба, и красный Дебе. Друсс не мог разглядеть их в рое сферических фигур, но именно так и должно было быть, потому что ему предстояло найти нечто другое. Он запрокинул голову и напряг зрение. А фрухи ждали его между одивалями и колоннами, поддерживающими купола. Ведь для этого их и расставили. Они так выделялись, что их было трудно не заметить. Блестящий металлический куб покачивался на длинных цилиндрических ножках, а темный змееподобный рифленый шланг полз стремительным механическим ходом. Друсс сосредоточился только на них. Их отражения уже находились очень близко друг к другу, но пока еще не перекрывались. Не сводя глаз, он сделал два шага назад, а затем опустился на колени. Отражения сблизились, но не до конца. Друсс чуть отстранился влево, и внезапно Никлумб вместе со своим черным одивалем оказался в центре красного одиваля Дебе. Отраженные изображения накладывались друг на друга любопытным образом. Казалось, маленький одиваль движется внутри большого, а Никлумб ступает по горизонтальным волнистым изгибам Дебе. Но все равно чего-то не хватало. Друсс застыл, и вдруг на блестящем корпусе Никлумба увидел он отражение в отражении – крошечную стоящую на коленях фигуру человечка из инструкции. Самого себя.

Его мысли ускорились, как стремительное течение поднимающейся валом реки, которая уносит все, что встретит на своем пути. Друсс старался сохранять спокойствие. Он стремился найти в себе что-то цельное, осязаемое, дающее опору, но не мог, потому что превратился в водоворот образов, эмоций, представлений, запахов и звуков. Его разрывало изнутри. Клочьями распадался непрочный узел реальности, который еще мгновенье назад тяготел к имени Друсс, а теперь внезапно терял связь с окружающим миром. Вокруг всплывали все новые и новые странные фигуры, смысл которых полностью ускользал. Друсс протянул руку, чтобы прикоснуться к ним, но и ее не узнал. Он испугался того, что росло у него из плеча, пошатнулся и исчез в глубоком омуте.

Сущность вернулась с осознанием, что влажный полумрак, насыщенный сочным запахом земли и мокрых камней, – это не она сама, а то, что ее окружает. Прямо перед собой она увидела темно-коричневую изборожденную поверхность, покрытую мелкими угловатыми формами. Были там также два поразительно похожих объекта с одинаковым количеством тонких отростков, которые выглядели как живые. Они зашевелились, и тогда сущность распознала в них руки, прижатые к глинистой земле. Собственные руки. Она ощутила под ними острые камешки, и тогда мелькнуло смутное воспоминание о городе, где она собиралась открыть проход в другой мир. Сущность не помнила, почему хотела это сделать, но, похоже, это получилось.

Только куда она, собственно, попала?

Она ощутила свое тело и поняла, что ей неудобно. Она не могла выпрямиться,